Дом Чародея - Кэт О'Нил

Перед ней была огромная спальня, с камином, шкафами, столиками и креслами. На полу был богатый узорчатый ковёр, высокие окна занавешены тяжёлыми бархатными шторами, а стены увешаны картинами и гобеленами. Над камином висела голова белого тигра и две скрещенные шпаги. Спиной к Джун стояла дама в красном платье, чьи красные волосы были распущены и красиво струились по спине. А перед ней, небрежно опершись о полку камина, в котором поигрывало красное пламя, стоял Персиваль с белой змеёй на шее.

– Ты?! – закончив смеяться, воскликнула Персефона, та самая красная дама из тюрьмы и, судя по её весьма фамильярной манере, действительно сестра Персиваля. – Ох, да мне и правда будет проще тебя наконец-то прихлопнуть, а? Тебя ведь жизнь совершенно ничему не учит!

Джун мысленно согласилась с этим утверждением и приоткрыла дверь чуть шире, чтобы видеть, что происходит. Её всё равно явно никто не замечал.

– Вот и прекрасно! – с каким-то жестоким ликованием воскликнул Персиваль, делая несколько шагов назад. – Норт, будешь секундантом.

Змейка поползла вниз по его руке и превратилась в человека. Она настороженно смотрела на Персефону, а Джун услышала тихий смешок красной дамы.

– О, я вижу, ты уже наделал себе новых? Где ты их только откапываешь?

Джун была вынуждена признать, что Персефона ей не нравилась. Абсолютно всё в ней не располагало к себе, от манеры держаться до презрительного тона голоса, и это она даже не видела её лица! Но почему-то ей казалось, что, если бы видела, у неё бы серьёзно зачесались кулаки. Персиваль, судя по его мрачному и напряжённому виду, разделял её точку зрения.

– Давай уже начнём, – процедил он, и Норт нехотя заняла место между ними, прямо у камина.

Колдун и колдунья развернулись друг к другу спиной и разошлись. Джун пришлось спрятаться поглубже в гардеробной, чтобы Персефона не заметила её, и она пропустила начало дуэли. Но она выглянула, когда услышала какой-то треск, следом за которым раздался мучительный вскрик, от которого её сердце сжалось, потому что принадлежал он Норт.

Оба чародея стояли, готовые к магическому бою, но, похоже, кто-то из них уже нанёс первый удар. Судя по тому, что Персефона вдруг вскинула руку и сжала её в кулак, заклинание принадлежало именно ей. Джун перевела взгляд на Норт как раз вовремя, чтобы увидеть, как та согнулась пополам, охваченная красным пламенем из камина, и вдруг рассеялась всполохом ярких белых искр, и её горестный вопль растаял вместе с ней. Пламя вернулось в камин, будто ничего и не произошло, а Персефона, медленно опустив руку, самодовольно захихикала, словно только что имела наслаждение созерцать что-то в высшей степени занимательное.

Персиваль, который тоже поднял было руки, замер, глядя на то место, где ещё мгновение назад стояла Норт, словно пытался осознать, что произошло. На его лице первое мгновение не отражалось ничего, но потом он опустил голову и закрыл глаза с выражением такой скорби, что никаких разночтений тут быть не могло. Джун тихо охнула и закрыла рот руками, пытаясь подавить подступившие к горлу слёзы. Персефона же не дала ему времени проститься с другом. Закончив довольно хихикать, она нарочито медленно сделала пас рукой, и в сторону неподвижного колдуна полетела красная стрела. Джун хотела крикнуть, чтобы он был осторожен, но не смогла выдавить из себя ни звука, однако в последний момент он сделал шаг в сторону, и стрела лишь задела его по правой руке, прежде чем растаять. На белой рубашке тут же расцвело золотое пятно крови от глубокого пореза, но он, казалось, и не обратил на это никакого внимания. Он посмотрел на Персефону с такой стальной решимостью во взгляде, что любой храбрец бы дрогнул, но та лишь усмехнулась. Похоже, она действительно наслаждалась происходящим.

– Ой, что случилось? Неужели у тебя ещё осталось что-то живое, за что можно задеть?

И вдруг Персиваль исчез в золотистом всполохе искр и возник снова перед камином, но всего на секунду, чтобы вытащить оттуда левой рукой меч, и снова исчез. Персефона не стала пытаться ловить его при перемещении, ведь было очевидно, что он сделает дальше. Было бы совершенно логично возникнуть позади неё, чтобы пронзить её мечом, и поэтому она резко развернулась, взметнув полы платья ворохом алого. Джун затаила дыхание.

– Никак ты не научишься! – крикнула Персефона с ликованием, быстрым жестом руки отправляя какие-то чары туда, где он должен был появиться.

Только всё произошло не так, как колдунья ожидала. Персиваль действительно возник у неё за спиной, но только теперь, когда она развернулась, и приставил к её горлу лезвие. А её чары полетели в притаившуюся в дверях Джун. Та не успела даже захлопнуть дверь или отшатнуться, но её обволок странный холод, и она повалилась на пол в объятия тьмы. Оба, и Персефона, и Персиваль, уставились на вывалившуюся из гардеробной девушку. Вокруг неё возникло лёгкое красноватое сияние. Оно пульсировало, то тускнея то разгораясь ярче.

– Это ещё кто? – удивилась Персефона и резко замолчала, почувствовав давление холодного клинка на шее. У Персиваля ушло всего одно мгновение, чтобы принять решение… Столько же у него бы ушло, чтобы перерезать сестре глотку и избавить себя от всех проблем раз и навсегда. Но вместо этого он отшвырнул шпагу, и та угрожающе воткнулась в ковёр, и во всполохе золотых искр переместился к Джун.

– Даже не думай больше следить за мной, – прорычал он, приподнимая Джун на руки. – Следующая наша встреча станет для тебя последней.

Бережно обняв девушку, он исчез, оставив Персефону в полнейшем недоумении.

Глава тринадцатая,

в которой Джун ненадолго меняется с колдуном ролями

Мне холодно, очень и очень холодно, а ещё невероятно одиноко, но я не знаю, почему. Мне кажется, что кроме меня никогда никого и не было, но тогда как же я могу ощущать одиночество, если не знаю компании? Я не вижу ничего. Вокруг меня пустота, холодная бездна, без света, без звука, без материи, я существую в ней, плаваю, как океане, парю, как в облаках. Откуда я знаю все эти смешные словечки, если ничего из этого не существует? Но нет, я вижу что-то… Странный красный свет, сначала туман, а потом он становится всё ярче и ярче, и вдруг я с удивлением обнаруживаю, что не могу дышать, потому что я и не знала, что дышу, и я пытаюсь кричать, но не думаю,