Седая весна - Эльмира Нетесова

Дарья вздохнула тихо:

— Что ж делать? Маманька у него бедовая. Все меня винила, ровно я Петю присушила. Стыдила, зачем сгубила жизнь парню? И на шею ему не только сама, а и Ванечку повесила. Тут мне вовсе обидно сделалось. Я своего сына сама растила. Петька не кормил. Ну, а сердцу не прикажешь. Не я к нему, он ко мне больше года ходил. Покуда в дом приняла. Ваня его так и не признал. Никак не называл. Петька злился. Два года как чужие люди. А тут сын стал с дому убегать. В бомжи навострился. Я его отыскала. Вот тут и сознался, что Петька бьет часто. Когда меня дома нет. И бабка, свекруха, грязно обзывает. Знала бы о том раньше! Тут уже на сносях… Вот-вот родить. Ольгу… Не хотелось отца лишать. Но сына жалко. Он домой не вертался. Пришлось от Петьки избавляться. Ох и шумели они тут! Оба орали. Вдвух с маманей. Но меня на горло не возьмешь! Выкинула во двор вместе с барахлом. И мальца воротила. А через неделю Ольгу родила.

— Они хоть навещали вас? — перебила Уля.

— Какой там? Маманя Петьку уже успела женить и запретила навещать дочку. Он и рад тому. Мы ж с ним не расписаны. Докажи, что Ольга его дочь? Да и кому это надо? Сами вырастили ее. Нынче уж вон какая! Дома помогает во всем. Отца не знает. Он от ней прячется. Бабка, конечно, видит. Несколько раз в дом звала. Но дочка не пошла. Сказала ей грубо. Мол, когда маленькой — не нужна была вам. А нынче — состарилась, кличешь. Самой помощь потребовалась. Так вот умей обойтись своими силами. И все на том. Ушла от нее, даже во двор не ступила.

— Я про Петьку слышала. Не повезло мужику. Со второй тоже не склеилось. Через год разбежались. Жену бил. Тесть его в тюрьму чуть не посадил на это. И тогда, чтоб от суда спрятать, на Украину к родне отправили. Там пристроился. Год в кобелях мотался. Потом какая-то подобрала. Живут. Но детей нет. Его маманя сетовала. Мол, дом полон достатку, а счастья нет, — усмехнулась Уля.

— Петька сам по себе душевный мужик. Он с любой сживется, лишь бы его мать не совала нос в семью. Эта, конечно, кого хошь разведет, — вспомнила Дарья.

— У нее не только Петька, а и сыну с дочкой семьи разбивала. Тоже лезла в их жизни. Была бы хорошей матерью, разве убежали б дети на край света, чтоб подальше от нее и не могла б приехать? Дочка — на Камчатке, а младший сын — в Мурманске. Ей нынче до конца жизни на билет к ним не собрать. С тем расчетом они и уехали. Свою хохлушку тоже не видела. Она не позвала. А Петя не дурак, знает, чем тот приезд повернуться может, — вздыхала Уля и спросила: — Этого мальчонку как назовешь?

— Колюшкой! Николаем будет.

— Бедная ты головушка! И этот без отца! Ну что за невезенье бабье? За что доля такая? — посетовала бабка.

— Кому теперь легко? Может, оно и лучше, что все так повернулось? С мужиками не повезло, зато детей имею. Хоть есть для кого жить, — выдохнула Дарья тугой ком.

— Я и не надеялась на Илью особо. Хоть он и обещался, что станет жить со мной до гроба. Но ведь мужики все такие. Пока меж ног горит — золотые горы насулят. Когда остынет, горелой головешки не выпросишь, — усмехнулась Дарья и, взяв Коленьку, дала ему грудь.

— Крестить его будешь? — спросила Дарью бабка.

— Конечно! К Богу — непременно. Сама знаешь, без отца да некрещеному — лучше не жить. А Господь и этого дитенка долей не обделит. Не хуже других вырастет! — ответила Дарья.

Уля, выглянув в окно, вскоре ушла, предупредив, если что нужно будет, пусть соседка пришлет Ванюшку.

Дарья кормила Кольку. Невеселые мысли одолевали бабу. Она силилась отогнать их. Но думки, как назойливые мухи — не покидали голову.

— Последыш мой. Вот и ты без отца остался. А уж чего не хватало ему, ума не приложу.

Дашке вспомнилось, как три года назад, в лютый январь, познакомилась она с Ильей. Тот напросился сам и погрузил дрова в машину. Баба предложила и разгрузить их возле дома. Человек согласился. Быстро справился. А когда Дарья уже рассчиталась, вызвался распилить, расколоть и сложить дрова в поленницу. Договорились о цене. И человек тут же взялся за дело.

Дашка изредка выглядывала во двор. А когда приметила, что мужик устал, позвала на обед. Тот не отказался. Ел жадно, быстро. Хвалил приготовленное. Но до темноты не успел управиться с горой дров.

— Завтра придете? — спросила баба.

— А можно я тут переночую. Чуть свет встану и враз за дело, чтоб на дорогу время не тратить! — попросил несмело. И остался.

Спал на Дашкином сундуке. А утром, как обещал, взялся за дело.

Дарья снова позвала его обедать. Илья еще тогда за столом сказал, что смог бы починить в сарае кормушку для коровы, загон для свиней, стянуть полы в сарае и отремонтировать мебель в доме.

— Дорого не возьму, не бойся. Я же плотник и столяр. Но мебельный комбинат закрылся, и я остался без работы, — сказал тихо.

— Ну, если так, берись, — согласилась тут же. Илья в этот день не только порубил и сложил дрова, старательно убрал во дворе и в сарае. Отобрал доски для кормушки и загона, на полы. И только к полуночи, умывшись, сел к столу.

Поев, пошел спать. А с утра уже звенели в сарае пила и топор. Дарья любовалась его работой.

Суровый на вид, сдержанный на слова, он умело подгонял доски одну к другой. И к обеду заменил старую кормушку на новую. Будто с картинки ее снял.

— Золотые руки у вас! — похвалила баба тогда.

— А кто это оценит теперь? — отмахнулся человек. И между делом поделился: — Пятнадцать лет с женой прожили. Двое сыновей имеются. Пока работал — любили, нужен был. Закрыли комбинат — не стало заработка, лишним стал. Привезла жена с Урала тещу. Та и заявила: «Я хоть пенсию получаю, какая-то подмога в семье. От тебя одни убытки. Не совестно тебе харчиться с моей пенсии?» Не выдержал. Ушел к другу. Тот тоже без дела остался. А угол свой имел. Жил у него. Но сколько можно? Надо какой-то выход искать. Не жить же по-собачьи до конца? — глянул на Дарью, ища сочувствия.

Ей жалко стало человека. Понравилось и то, что от выпивки отказался. Отодвинул стакан. И сказал, что этим он не болеет. Дарья постепенно привыкла к седому, костистому, рослому человеку, какой ни минуты не сидел без дела.

За два месяца весь сарай обновил, привел в порядок. Крышу рубероидом заново покрыл. И только после этого за дом взялся. Подогнал рамы и двери. В детской спальне шифоньер сделал. Потом матрацы коек и диваны перетянул. Заменил обивку. Кресла подремонтировал, сделал новую кровать для Дарьи. Широкую, мягкую, удобную. Когда она увидела ее готовую, обрадовалась, как девчонка. Такой красивой мебели никогда не имела. Хвалила Илью на все лады, поцеловала в колючую щеку, не перехватила взгляда, брошенного на нее.

— Сколько я должна за нее? — спросила Илью.

— Сочтемся! Много не возьму! — глянул украдкой в вырез платья. А ночью впервые насмелился, пришел к ней в спальню.

— Даша, я люблю тебя! Не гони! Да, я сам понимаю, что много старше. Но я ведь не старик! Разве виноват в повороте судьбы? Я не смогу без тебя! За то время, что здесь живу, увидел, какой должна быть жена и мать! Ты — сокровище! — обнял Дарью, прижал к себе.

— У меня дети! Я не могу…

— А разве они — помеха?

— Илья, у вас своя семья! — пыталась вырваться баба из жестких рук.

— Была семья. Теперь ее давно нет. У меня есть ты! И твои дети. Они — наши. Я никого не обижу. Я не смогу без тебя! Видно, судьба пощадила, послав тебя. Ты — моя радость и счастье! Нет второй такой в целом свете… Я до гроба твой! — целовал бабу.

— Илья, уйди! Не морочь голову! У меня и так двое без отцов растут. Не могу! Я не знаю тебя. Да и ты… Как можно вот так, как мальчишка? Успокойся Иди к себе, — не поддалась баба.

А утром спросила тихо:

— Сколько я должна вам?

Она была уверена, что мужик назовет сумму, и боялась лишь одного, чтоб не загнул он выше ее возможностей и оставил бы на жизнь семье.

— Ничего ты мне не должна, — ответил сухо. И закончив в этот день кресло-качалку для Ольги, раньше обычного спустился в столовую, долго рассказывал о себе.

Нелегкой была судьба человека. Помотало его по свету, обожгло и горем, и холодом. Знал голод и предательство.

— Десять лет отбывал в зоне. За кляузу!

Другу приглянулась жена Ильи. И когда его

увезли в Читинскую область, в зону особого режима, друг пришел в семью Ильи Ивановича. Жена написала в зону обо всем. Сказала, что не ждет его, создала новую семью. А Илья — свободен от всех обязательств…

— Я понял все, зачем он устроил мне пакость? Из-за него я не просто потерял семью, свободу, работу, а и детей. Я написал жене письмо, кого она приняла в дом. Но письмо из ящика взял он и не отдал его ей в руки. Спрятал. Но от судьбы не ушел. Его убили на улице, когда возвращался с работы. Кто и за что — не установили. Не нашли убийцу. А жена, собирая его вещи, нашла мое письмо и прочла. Вот тут, уже на седьмом году, я получил от нее послание. Умоляла простить и понять ради детей. Звала вернуться. И я поверил, — вздохнул человек, добавив: — Напрасно простил.