Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приводим выдержки из его свидетельств, хранящиеся в Мемориальном комплексе Яд Вашем в Израиле[46]:
Дойдя до деревни Сварицевичи (недалеко от Ровно), мы решили расположиться на ночлег в лесу. Наши разведчики отправились изучать местность, с которой мы не были знакомы. Я хорошо помню, что было пасмурно, шел дождь со снегом, было сыро и холодно. Не у всех партизан была зимняя одежда.
Конец ноября 1942 года. На рассвете наш часовой услышал звук топора и решил пойти на звук. Подойдя к месту, он увидел двух заросших мужиков в рваной одежде. Они рубили сухую сосну. Часовой, который был сибиряком, не мог понять, кто эти двое. Увидев его, они стали убегать. Он был одет в немецкую куртку, и они приняли его за немецкого полицейского. Он побежал за ними, крича по-русски, что ничего им не сделает, если только они скажут, кто они такие. Наконец он настиг одного из них и начал трясти. Тот от страха не произнес ни слова. В этот момент часовой увидел вдали несколько шалашей, из которых поднимался густой дым. Тем временем убегавший заметил красную ленту на шапке партизана, который сказал ему: «Не бойся меня. Я советский партизан». Услышав это, человек сказал партизану, что он еврей.
Оба пошли в хижины, где партизан-часовой обнаружил много евреев. Сначала они боялись подойти к нему, но после того, как он заверил их, что не сделает им ничего плохого, они медленно подошли к нему и начали говорить. Он узнал, что это были евреи, пришедшие из разных деревень: из Серников, Дубровицы, Сварицевичей, Вичевки, Городной и других.
Часовой рассказал нам о своем открытии, когда вернулся в лагерь. Услышав, что в лесу есть евреи, я пошел повидаться с ними. Пользуясь случаем, хочу отметить, что никто в соединении ничего не знал о моей национальности. Они думали, что я русский. Когда я увидел шалаши, в которых жили эти евреи, меня переполнили глубокие чувства. Я вспомнил свои страдания как военнопленного в немецких лагерях и то, как уничтожали евреев. Я подумал про себя, что есть шанс, что эти евреи, рассеянные в лесу, неорганизованные, выйдут живыми из этой тяжелой войны, но что они не смогут защитить себя в таких трудных условиях в этой рваной одежде, находясь в лагере из 400 человек. Они подходили и задавали сотни вопросов. У меня не было ответов на все. Только тогда я испытал чувство, которое приблизило меня к моему народу. Во мне возродилась «еврейская отметина». До того момента, как я попал в плен, и во время жизни в лесу у меня не было такого чувства, потому что все это время я жил среди русских, учился с русскими, имел русских друзей, и по этой причине мне было нетрудно скрывать свою национальность как в немецких лагерях, так и в партизанских отрядах.
Среди евреев, которых мы нашли в лесу, я увидел много молодых людей с пейсами. Я достал бритву и побрил их на месте, так как бритва всегда была при мне[47].
По возвращении в лагерь у меня в голове мелькнула мысль организовать этих людей. Для этого я должен был либо остаться с ними, либо убедить командира не продолжать наше продвижение на восток. О последнем не могло быть и речи по двум причинам: во-первых, все соединение попало бы в руки немцев, которые готовились к обширной проческе леса, главным образом из-за тех евреев, которые прятались в лесу; во-вторых, соединение двигалось на восток, чтобы присоединиться к Красной армии, и поэтому нельзя было задерживаться в лесу. Таким образом, был отдан приказ готовиться к выходу на следующий день. Один из наших проводников должен был переправить нас через реку Горынь, но я решил уйти из соединения, чтобы организовать новое партизанское соединение из евреев в лесу – из тех, кто мог носить оружие и сражаться. В моем соединении были друзья, которые согласились остаться со мной, чтобы продолжать борьбу в тылу врага. Это были Анатолий Корочкин, Сергей Корчев, Женя Водовозов и Федор Никоноров.
Соединение выдвинулось ночью, и мы вместе дошли до деревни Сварицевичи, где уничтожили немецкую полицейскую команду. Затем соединение продолжило продвижение до деревни Озерск, которая находится на дороге к реке Горынь, а затем до деревни Хилин, где мы ее по-тихому покинули и вернулись в еврейский лагерь в лесу. Нас было пятеро евреев.
На следующий день мы начали создавать новое соединение бойцов. Мы собрали более 20 еврейских юношей. Это были: Й. Борис, Ашер Маньковицкий, Шмуэль Пурим, Нахум Зильберфарб, Цви Либхерц, братья Моше, Эфраим и Аншель Ландау, Лейбель Флейшман, который был известен как Замороченский, и другие. (Все они сейчас находятся в Израиле.)
* * *
Зимой мы жили в землянках, а летом – в шалашах. Их мы устраивали в лесу и маскировали как могли, – жили по двое в каждом жилище. Они были покрыты снегом или мхом, так что даже при дневном свете нельзя было сказать, что там живут партизаны, поскольку они были похожи на небольшие холмики.
Сергей Корчев был назначен командиром нового соединения, которое увеличилось за счет новых людей, как из числа евреев, так и из числа местного населения. Одним из них был крестьянин по имени Мисюра. Это был смелый боец, принесший с собой пистолет. Чтобы укрепить нашу роту, чтобы она могла начать военные действия, мы принимали в свои ряды всех, кто мог носить оружие: украинцев, евреев, беглых военнопленных и других.
Среди них был и еврейский юноша по фамилии Бакальчук.
Две недели спустя ко мне пришла еврейка и сказала, что полчаса тому назад в их сарай из Озерска пришли два еврейских мальчика, избитые и страшно израненные. Одного из них звали Ашер Туркенич, имя другого я забыл. Вены у обоих были изрезаны, и на телах было много ран. Один из них был в критическом состоянии. У Ашера было меньше ран.
Эти два мальчика, которым было примерно 12 или 13 лет, спрятались в сарае недалеко от села Озерск. Там их обнаружили два украинца.