Эра воды - Станислав Михайлов

И тут я вспомнил, что он бежит по орбите очень быстро. Ближайшая луна Марса успевает облететь планету несколько раз за сол, марсианские сутки, и получается, что она встает на западе и садится на востоке.

Как ни странно, этот факт меня успокоил. Все-таки я, действительно, на Марсе, а это значит, в жизни есть хоть какая-то определенность.

Одежда немного смущала, еще ночью она показалась мне странной: нечто среднее между халатом и платьем, без нижнего белья. Наверное, и это, и налысо бритая голова как-то связаны с долгим сном. Кто и зачем лишил меня волос и переодел, не представлялось особенно важным на фоне произошедшего: это лишь деталь, мало ли, изменились традиции за время, пока я был в отключке. Куда интереснее, каким образом я оказался один на один с дикой, пусть и культивированной землянами, природой…

Впрочем, о чем я, ведь все это, конечно же, только долгий-долгий сон. На самом деле я лежу в саркофаге реабилитатора, вроде того, в котором две недели проспал Рупи, мой летчик. С переломанными ногами и поврежденным позвоночником славному Руперту пришлось стать завсегдатаем царства Морфея, пока я шлялся по пещерам в поисках выхода. Теперь моя очередь, и надо мной колдует медустановка. Или нет? Или прошли века?

Но с любыми вопросами, очевидно, приходилось подождать, поскольку желающие ответить на них пока не выстраивались в очередь.

Когда случается невероятное, отношение ко многим вещам становится проще, а убежденность, что спишь, прибавляет смелости: не скажу, что хорошо плаваю, однако без колебаний вошел в воду, миновал полосу прибоя и уверенно погреб вдоль берега, стараясь не слишком отдаляться от него. На мое счастье, ни сильного течения, ни больших волн не было. На вкус море оказалось горько-соленой, даже сильнее, чем Мексиканский залив, где мне пришлось купаться однажды в детстве.

В прозрачной воде сновали существа, напоминаюшие малюсеньких кальмаров: веселыми золотинками они поблескивали на солнце.

Длинные широкие ленты, тонкие нити и узловатые, распадающиеся веером, ярко-голубые и желтые веревки водорослей, стелились по мелкому дну отмелей, исчезая в темной глубине, когда дно уходило вниз. Не знаю, к какому виду их отнести, в конечном итоге, ведь я не биолог, животные и растения начинают интересовать меня по-настоящему лишь через миллионы лет после их смерти, когда превращаются в камень.

Решив, что они не опасны, я почти перестал обращать на них внимания, стараясь только не запутаться ногами. Куда больше меня привлекала задача найти подходящее место, чтобы взобраться, наконец, наверх обрыва, и как следует оглядеться.

Дальше к северу берег показался доступнее, я решил плыть туда. Море стало глубже.

Сон или явь, но этот мир вокруг выглядел чертовски живым и реальным. Азарт исследователя подогревал мою кровь. Гораздо интереснее считать, что я плыву в море марсианского будущего, возникшем после успеха наших преобразователей, а не барахтаюсь в собственном бреду. И неважно, как я в это будущее попал, объяснение найдется позже, а сейчас — вперед, к новым открытиям!

Наконец-то нашлось место для десанта. Не без труда взобравшись на крутой склон, я изрядно пооббил босые ноги. Да еще и расцарапался о колючие, спутанные лозы, устилавшие края обрыва бледно-голубыми оборками.

Наверху дул горячий ветер. Вглубь континента, насколько хватало глаз, расстилалась бурая каменистая равнина, местами поросшая кустарником. Редкие крутобокие холмы с плоскими вершинами возвышались над нею.

Я повернулся к морю. Отсюда открывался прекрасный вид. Древный земной феодал вполне мог бы построить тут виллу или замок, и тем самым еще более украсить пейзаж.

Далеко у горизонта лежала сизая полоса: то ли тучи, то ли земля. Я решил, что это остров. А у подножья обрыва искрило и переливалось мелководье — сверкающий мир под прозрачным, подернутым мелкой рябью, зеленоватым покрывалом, сквозь которое проступали темные поля водорослей да поблескивали чешуей крупные рыбины — или что туда запустили наши океанологи, издали не разобрать.

Мое внимание привлекло яркое пятнышко, быстро растущее по мере приближения к берегу. Вскоре оно превратилось в ослепительную кляксу, будто по глади моря растеклась золотая капля. Шириной она была метров пятьдесят. Приглядевшись, я понял, что это стая местных кальмарчиков. По крайней мере, выпрыгивающие из воды удальцы точно также играли на солнце, отражая его свет гладкими панцирями, как их собратья, встреченные мне ранее. Только эти были крупнее, ладони в две длиной. Заинтересовавшись, я наблюдал за ними, пока не заметил нечто новое: со стороны моря стаю преследовали охотники.

В том, что идет охота, не приходилось сомневаться: кальмарчики удирали со всех ног или, вернее, щупалец, стоило преследователям приблизиться. Но спасения впереди не было, там ждал берег. Золотистая стая забилась в прибое, и хищники набросились на нее. Короткие плоские головы без глаз и ртов, широкие, стелящиеся в морской пене крылья или мантии. Невыразительного пыльного оттенка, по форме они напоминали земных скатов, скрещенных с широкополыми шляпами эпохи мушкетеров — если заменить поля шляпы огромным количеством длинных гибких отростков, каждый из которых не толще моего пальца. Охотники перемещались чрезвычайно быстро, с удивительной ловкостью, и там, где они пробегали, золотой блеск исчезал, сменяясь бурлением коричневых пузырей.

Каждый из хищников в высоту достал бы мне до пояса, а в ширину, если учитывать размах щупалец, имел метра три или четыре. За пару минут они расправились с обедом и, грациозно скользнув по отмели, скрылись из глаз. Прибой постепенно очистил воду от грязи, и я увидел, что по всему пляжу волны выбрасывают на берег сплющенные, быстро тускнеющие панцири.

Встреча с подобной тварью в воде оказалась бы для меня плачевной. Ошарашенный, стоял я на самой краю обрыва, глядя в пустынную гладь марсианского моря. Что за чертовщина здесь расплодилась, зачем они придумали такие виды? Кого с кем скрестили? Почему было не заселить планету привычными земными формами?

Вопросов, как обычно, больше, чем ответов.

«Шакрат, — раздалось вдруг в голове. Тихо, но настойчиво. — Шакрат и лкумар».

Я сел прямо в голубой колючий куст, и, выругавшись, подпрыгнул метра на полтора.

«Не пугайся. Это шакрат и лкумар, на берегу их нет. Не бойся, я друг. Скоро я вернусь, но ты не исчезнешь. Мы нужны друг другу. Без меня погибнешь. Не убегай».

Очень медленно пятясь, я отошел от края обрыва и присел. Каменистая земля, редкие пучки жесткой травы — зеленой, но непривычного оттенка, каждый листочек рассечен на семь острых лучей. Мелькнул незнакомый зверек.

Метрах в двухстах — группа полуразрушенных слоистых скал — судя по всему, останцы выветривания. Солнце припекало, и я пошел к ним, чтобы спрятаться в тени. Но сначала укоротил подол своему одеянию и обмотал ноги. Гулять с голыми ступнями по острым горячим камням — нет уж, извините. Пришлось приложить немало труда — ткань оказалась прочной, но оно того стоило. Тем более, что здесь могут водиться скорпионы или кто похуже.

Не ботинки, конечно, но идти можно. Довольно быстро я добрался до скал. При моем приближении мелкая живность бросилась врассыпную и разбежалась по трещинам, ловко карабкаясь по практически отвесным стенам и прыгая, будто кузнечики. Я сел, прислонившись спиной к прохладному камню.

Похоже на сумасшествие.

Так бывает во сне.

Возможно, я, все-таки, сплю? Тогда не за что тревожиться, лучше подождать, разрешится само собой. Даже интересно. Значит, эти злобные монстры, пожравшие маленьких лкумаров, называются шакратами…

«Лкумар из маленьких, он растет. Попался шакрату, шакрат его настиг, он из больших. Ты не понимаешь, это не охота. Ты не сейчас и не здесь. Я для тебя был, ты для меня будешь. Или наоборот».

Я затряс головой, ничего не понимая. Что все это значит?!

«Ты это я. Мое тело. Ты в прошлом или будущем. Там, где нашлась опора».

«Твое тело?! В будущем? Опора?»

Мысленно разговаривать с собой мне не привыкать, внутренних голосов в мозгу всегда было немало, но те — давно знакомые, и я заранее знал, что они скажут. Прислушаешься к одному, накосячишь, остальные тут же шипят: «Я же говорил! А я предупреждал! Надо было не так… Надо было вот как…», и только тот подлец, который всему виной, молчит, словно его вообще не было, и никаких следов от присутствия, даже намека. Получается, я все выдумал сам, и сам пошел наперекор здравому смыслу. Но пройдет час-другой, а то и пара дней, зависит от глубины ошибки, и предатель, подставивший меня, начнет потихоньку высовываться сначала с робкими, а потом со все более громкими советами. Вскоре он сравняется с остальными и внутренний базар воссоединится, как ни в чем не бывало. И если ему напомнить, что совсем недавно он посоветовал глупость, можете не сомневаться, виновным по-любому окажусь я или, в лучшем случае, обстоятельства непреодолимой силы.