Эра воды - Станислав Михайлов

Не спрашивайте меня, почему решил, что это женщина. Да, мне хватило только лица. Да, она мне снилась, когда я метался по проклятым пещерам в поисках выхода, и от воспоминаний о тех снах — до сих пор мурашки по коже… Да, я просто знаю. Но речь не об этом.

Моя находка переворачивала все представления о единственности разумной жизни в Солнечной системе; отправляла в хлам кучу теорий, в том числе основополагающих, например, о происхождении человека, и, конечно же, одним махом ставила крест на планах партии преобразователей вернуть на рассмотрение Совета проект по адаптации Марса.

Последняя проблема — самая весомая. Поэтому о Еве пока знали только мы, тайная экспедиция Комитета Контроля, заговорщики, ведомые лидер-инспектором Катей Старофф. Пусть рассудит история, прав я или нет в том, что, лишь полгода назад подозреваемый в соучастии террористическому крылу натуралистов, теперь примкнул к преобразователям. А для меня вполне достаточно Катиной любви, чтобы разбиться ради нее в лепешку. Психологи, в детстве основательно натоптавшие в моем сознании, наверняка порекомендовали бы излечить эту зависимость, объясняемую, конечно же, недостатком материнской ласки и дефицитом внимания. Но у меня нет никакого желания обращаться к ним за помощью, выяснять, что же так зацепило меня теперь, и почему этого не произошло раньше с Жанной, которую я, можно признаться откровенно, бросил на Ганимеде, даже не позвав с собой. Что было, то было, страница прокручена и оставлена в прошлом, я существую здесь и сейчас, а остальное лишь память и планы, которым, весьма возможно, не суждено сбыться.

И вот мы сворачиваем экспедицию. Последний день, номинальные обходы пещер вблизи Евы, до мельчайших черточек знакомых и осточертевших. Разговоры все больше о наземных делах, о прошлом и будущем, в которые деликатно не помещается наша неудача.

В том, что миссия провалилась, ни у кого из участников сомнений нет. За три недели упорного труда мы прекрасно изучили район от поверхности до полукилометровой глубины, но ни на шаг не приблизились к разгадке тайны каменного лица. Рукотворная шахта, коридор, овальная комната и барельеф, ровно столько же было известно перед началом экспедиции.

— Пол, пойдемте, попрощаемся с Евой! — малышка Нелли Берман выпорхнула откуда ни возьмись. Душа компании, со всеми запанибрата, того и гляди, схватит за руку и потащит. Этим она напоминает мне Жанку, хотя внешне общего мало, да и характер не тот — в его основе не игра, а подвижность, не взрывной импульс, но стабильная мощь атомного генератора. Черные глаза сверкают, переполненные энергией. Она подпрыгивает на месте от нетерпения: ни дать ни взять, девочка зовет друзей кататься с горки или лепить снежные крепости.

Тонкий голосок археолога отвлек меня от мыслей и заставил оглядеться. Народ уже потянулся к шлюзу, на ходу поднимая шлемы. В скафандры не переодевались, выскочить-то всего на пару минут, достаточно геомокостюмов.

Я улыбнулся:

— Да-да, Нелли, сейчас.

— Ждем вас в камере! Не задерживайтесь!

Она поскакала вслед за скрываюшейся в дверях спиной Надира, галантно пропустившего вперед свою драгоценную Сильвию.

Я неторопливо направился за ними, бросив последний взгляд на облака в окне. Когда-то в небе Марса тоже шли дожди. Возможно, вершины Олимпа, Арсии, Павлина и Акрийской кутались в плотные тучи. И если б не моя находка, у красного шарика появился бы шанс снова обрести атмосферу. Но лицо Евы, вырезанное в стене пещеры, ставило крест на самых призрачных надеждах: Совет не одобрит даже наиболее мягкого и длительного проекта преобразования планеты, когда на ней имеются следы цивилизации. По крайней мере, до тех пор, пока она не будет изучена вдоль и поперек. То есть лет через пятьсот.

Невесело вздохнув, я присоединился к остальным, ожидавшим в камере шлюза. Катя изучила меня внимательным взглядом на меня и отвела глаза, будто хотела что-то сказать, но передумала.

Давление выровнялось, внешняя дверь разошлась, и мы по одному покинули станцию.

От пещеры, где мы жили, до грота Евы — минут пять пешим ходом. Еще в самом начале экспедиции роботы пробили короткий штрек и оборудовали его системами безопасности. Штрек выводил не прямо в грот, стены в котором решили не ломать, а в соседнюю полость, откуда по карстовой щели, также предварительно благоустроенной роботами, до барельефа было рукой подать.

Всю дорогу шли молча. Каждый думал о своем, но не удивлюсь, если у этой мысли найдется общее начало: «Вот и все, экспедиция закончена, скоро возвращаемся…».

Катю в первую очередь волновало голосование в Совете. Неделю назад они приняли новый проект преобразования Марса в первом чтении, отправив документ на доработку. Это можно было бы воспринимать за победу, все-таки не отвергли, несмотря на бурные протесты натуралистов и части ученых-нейтралов. Но что будет, когда они узнают о Еве? Ведь шило в мешке не утаишь…

Надира и Сильвию, наверное, ждет очередное направление, ведь они — агенты КК, профессиональные спасатели, разведчики и много что еще. Уверен, перспектива новой работы приятно щекотит им нервы.

Пак Юн Хо, вроде, на этот раз не отправится с ними, он собирался на Землю, потолкаться с разработчиками модели «Бермуды», очень уж приглянулся ему мой Роб. Конечно, хитрый Пак наметил и визит в департамент планирования и снабжения, чтобы попытаться вытрясти хотя бы одного такого для своей группы.

Доктор Фогель, полагаю, вернется к мысли об отпуске и засядет в каком-нибудь бунгало на океанском берегу, чтобы в тишине и покое всласть поприкладывать длину и ширину носа Евы к среднему диаметру сосулек в нижних пещерах и, связав полученный результат с высотой от пола до подбородка барельефа, умноженной на основание натуральных логарифмов, найти ключ ко всем тайнам сгинувшей марсианской цивилизации. Кто знает, может быть, у него и получится, смех смехом, но в Сахаре Гельмуту удалось-таки откопать допотопный город — в прямом смысле «допотопный», настолько старый, что почти на полном серьезе приписываемый атлантам.

Нелли полетит на Луну. Всем прожужжала уши о сказочном принце, ждущем ее там, и о том, в какое прекрасное и романтическое путешествие по удивительным лунным горам они отправятся, как только окажутся, наконец, вместе. По мне, романтика еще та, но на вкус и цвет товарищей нет.

Мы столпились вокруг Евы, по-прежнему безучастно глядевшей каменными глазами в пустоту. Я так привык к ней, что воспринимал почти как одну из наших.

Роботы деактивировали источники питания ламп, оставив только сигнальный свет. Он встретит участников следующей экспедиции, если таковые будут. Или экскурсии, если Совет решит, что вся информация получена и грот можно открыть для посещений. В принципе, этот свет встретит и криволапых гномов с Канопуса, если те решат заглянуть к Еве, дабы перекинуться словечком-другим лет через тысячу — теоретически, ресурс сигнальных ламп огромен. Люди, конечно же, к тому времени превратятся в могучую межзвездную цивилизацию, а Ева научится разговаривать и делать книксен. Хотя нет, книксен не сможет, у нее ведь нет ног. Значит, только разговаривать.

Что-то словно толкнулось изнутри в затылок, и я, внезапно для себя, произнес в наступившей тишине:

— Давайте на минутку погасим свет. Попрощаемся с Евой.

Странно, но никому эта мысль не показалась несуразной. Подсветка шлемов выключилась. Сигнальные лампы, напоминающие странный фонарик на палочке из моего сна про это место, медленно потускнели, сгустился мрак. Только тут я вспомнил, что мы ни разу не оставались без света с момента спуска в подземелье. Ни разу, и это, в каком-то смысле, парадоксально: на поверхности, хотя бы в личных блоках, освещение на ночь обычно выключают, а в этой экспедиции мы лишь приглушали его. Наверное, это от неосознанного страха, всплывающего из глубин сознания и доставшегося от первобытных предков — страха темноты в замкнутом пространстве, как в моих снах.

Как во сне, я сделал вслепую шаг к лицу Евы и нащупал его. Также, как во сне, только тогда не было темно. Дух настоящего ученого, искра авантюризма, детская глупость или что-то иное заставили меня снять перчатки. Скорее, иное. То, за коим открываются ранее невидимые двери. То, что является ключом к неведомому.

Я снял перчатки и наложил ладони на каменные щеки марсианки. Странно, они оказались не такими уж холодными и заметно нагревались от моих рук. Вспыхнул свет — наверное, минута темноты прошла, но никто и ничто уже не могло вытащить меня из бездонного колодца со скользкими мокрыми стенами, куда я провалился и где летел, подобно Алисе из одной старой сказки.

Как если бы Алиса была слепа.

Падение казалось вечным и остановилось не скоро.

Тьма снова поглотила меня, но на сей раз это был не сон. Обжигающе холодные, острые корни небытия возникли из болезненного клубка в животе и расползлись ледяными дендритами по венам, по сетке нервов, прокалывая и прорезая себе дорогу. Вспороли кожу, вырвали глаза и пробили уши, вышли из пяток и мощными колоннами врубились в камень, притягивая к себе размазанный по пещерам морозный мицелий, грибницу смерти.