Пять поэм - Низами Гянджеви

Ответ Хосрова Ширин

Хосров говорит Ширин о любви, умоляет ее хотя бы об одном поцелуе.

Ширин снова отвечает Хосрову

Ширин упрекает Хосрова в беспощадности. Мужество, говорит она, не в том, чтобы овладеть любящей женщиной, а в том, чтобы смирить себя.

Хосров умоляет Ширин

Хосров упрекает Ширин в жестокости и снова молит о поцелуе, молит хотя бы подать ему надежду. Шепча слова любви, истомленный бесплодной страстью, он засыпает. Наутро он снова домогается Ширин, но она непреклонна.

Последний ответ Ширин Хосрову

И, распалившимся увидевши царя, «Не надо, — молвила, — безумствовать, горя. Что распалять себя? Ведь жребий незавидный Мне сделаться, о шах, в твоих глазах бесстыдной. Нехорошо, что ты таким огнем объят: Ведь с разогретых роз чуть веет аромат. Коль господин с рабом в своих речах не сдержан, Соблазнам дерзостным его слуга подвержен. Зачем пытаешься с рабами рассуждать, Коль надо промолчать иль наказанье дать? Царь, ежели под ним царевый конь хромает, Как нужного достичь, смутясь, не понимает, Когда минует срок твоей невзгоде, — верь, Тобой любимое к тебе ворвется в дверь. И пьяный для очей разумных не находка, Коль с чашей он сидит, а на ногах — колодка. Ты к царству устремись, а я невдалеке, Ты в руку власть возьми, а я в твоей руке. Венчанный! Без твоей быть не хочу я чести. И честь твоя, и я — мы быть желаем вместе. Честолюбива я и под ноги тебе Повергну душу. Я — верна твоей судьбе. Возрадуйся, ведь ты откроешь двери власти, Ликуй, твой светел рок, минуют все напасти. От царственных удач к любви пойдет стезя… В тревоге отыскать сокровища нельзя. С терпеньем ты найдешь все, что тебя чарует, В покое обретешь ту, что покой дарует. Язык, потом — слова; глаза, а после — свет. Поднимется лоза, вино приходит вслед. Не в яростном жару у мудрых дело зреет, «От жаркой беготни козел не разжиреет». Не должно мне, о нет, в изгнании твоем Быть прихотью твоей, с тобою быть вдвоем. Могу ли дружбою связаться я нестрогой, Быть другом, что ведет недоброю дорогой? Пусть ты и власть твоя — вы будете друзья, Тогда, о шаханшах, с тобой сдружусь и я. Боюсь, что, коль во мне одна твоя услада, Меж царством и тобой останется преграда. Коль будешь возвращен к могуществу судьбой, То буду я, увы, утрачена тобой. Наследьем древним был весь мир в роду Хосрова. Ему ль наследьем стать наследника другого! Ты хочешь мир схватить — не медли же, не стой! Завоеватели владеют быстротой. Чреда верховных дел идет путем размерным, Но царство должно брать ударом быстрым, верным. В любого шаха ты попристальней вглядись,— Решеньем быстрым он в свою вознесся высь. Ты юн, и мощен ты, ты создан для державы. Ты родом царственен, прекрасный, величавый. Стреножена страна; сбрось узы мятежа. Очнись, и робкий враг покается, дрожа. Рука царя, что все добудет в жизни нашей, То быть должна с мечом, то с пиршественной чашей. Ты должен меч поднять и кликнуть клич; ведь шесть Пределов мира есть, и войска в них не счесть. Удача, вымолвив: «С Хосровом рядом встану»,— Направит камень твой ко вражескому стану. Иль руку приложу я к делу твоему, Иль руки за тебя в молитве подниму».

Хосров покидает Ширин и направляется в Рум. Венчание Хосрова с Мариaм

И царь был распален ее великим жаром, И на Шебдиза он вскочил во гневе яром. Он грозно выкрикнул: «Меня не скоро жди! Коль море иль огонь увижу впереди, Клянусь: я от огня не отвращу Шебдиза; И что его прыжку морей кипучих риза! Не думаешь ли ты, что буду спать и впредь? Ручаюсь: дремлющим Хосрова не узреть. На высоту слона теперь я землю взрою, И боевых слонов для смотра я построю. И стану я как слон, могучий, грозный слон. Я на подушке спал. Я ныне пробужден. Я, все забыв, осла завел на эту крышу! [202] Свести сумею вниз! Я зов рассудка слышу. Кувшин, что сделал я, теперь на берегу. Сумел его слепить — разбить его смогу. Меня ли разжигать, в меня вперяя очи, Иль обучать гореть во мраке долгой ночи, Не исполнением желанья устрашать Иль мужеству меня надменно обучать? Моя любовь к тебе меня миров лишила! О, страсть! Тьму тем людей она голов лишила! Я знал бы, коль во мне ты не родила б смут: Опять края венца мне волосы сожмут. Не голову ль мою поймала ты арканом? Сняла его, но все ж я пленным был и пьяным. Ты мне дала вина смертельнее огня, И опьяненного связала ты меня. И опьяненному твердишь ты: «Поднимайся, На трезвого врага неистово бросайся». Да, мы сразимся с ним! Я вражий сброшу гнет. Но дай сперва уйти из тягостных тенет. Душа, опомнившись, движенья захотела. По следу двинусь я мне радостного дела. Да, наставленье мне хорошее дано. И совершится все, что ныне быть должно. Ты мне сказала все о том, каков я ныне, Ты мне поведала о зле, о благостыне. В былом подвластен мне был необъятный дол. Мой славен был венец, мой славен был престол. В скитальца ты меня мгновенно обратила, В того, кто в горестях бессменно, обратила. Я был пришит к седлу любовною тоской. Какой бы вихрь занес сюда меня? Какой? Пока твоя приязнь сверкала мне украдкой,— И речь твоя ко мне текла, как сахар, сладкой. Тобою от любви я ныне отрешен. На мой отъезд приказ тобою мне вручен. Я знал, что я уйду, лишь срок укажет небо, Ведь злонамеренным я гостем вовсе не был. Был потчеван тобой, — и медлил потому. Уйду, коль хлеба ты мне сунула в суму», [203] Гилянского коня направив из ограды, Путем гилянским он повел свои отряды, Сердитый на Ширин, он мрачен был, угрюм. Поход ускоривши, направился он в Рум. Он знал: стрела врага лететь в него готова. Венца не стало. Шлем — вот он, венец Хосрова! Он, зная, что пути оберегал Бехрам, Скакал без устали по долам и горам. Четырехкрылый был под ним орел; дракона [204] Хранил у пояса. Бехрам! Страшись урона! И вот к монастырю примчался он; монах Ютился там. То был «Всепостиженья шах». Ему грядущее немало дел открыло, И для Хосрова он истолковал светила. Все стало явственней. Он мудрый дал совет. Он изреченьями открыл Хосрову свет. И к морю поспешил Хосров, и переходы Он делал одвуконь. И вот сверкнули воды. Он гнать вдоль берега гнедого не устал, В Константинополе кайсару он предстал. И призадумался тогда Владыка Рума, И важное чело избороздила дума. Удачею он счел для дома своего Приезд Хосрова в Рум; и обнял он его. Узнав, что в числах звезд приязнь, а не коварство. Прибывшему решил свое вручить он царство И дать — хоть воздвигал он христианства храм — Парвизу в жены дочь, царевну Мариам. И меж владыками в ночь свадьбы было много Условий скреплено; все обсудили строго. О Мариам, о нем, кто счастья встретил свет, О том, какой он смог румийцам дать ответ, Как с Ниатусом он хитро, хвостом павлина, Построил рать, о всех походах властелина Не стану говорить; о том сказал иной [205]— Бреду, а он уснул — пройдя свой путь земной. Коль захочу я сбить былым рассказам цену, Сказитель будущий собьет мне разом цену.