Тень Дракона - Эн Варко

Коросс вытер слезинки, скатившиеся с глаз девушки. Ему так хотелось хоть как-то утешить ее, но самое лучшее, что он мог сейчас сделать для нее — дать ей выговориться.

Побледнев, Арона продолжила свой рассказ.

— Мама сумела почувствовать приближение Ищущих, когда они решили навестить нас во второй раз. Она предложила приковывать заранее к цепям самых старых и немощных. Идея тогда понравилась. Жены выбрали трех старух, одну тяжелобольную молодую женщину. Мама лишала их возможности осмысливать происходящее и чувствовать боль. Когда Ищущие пришли в пещеру, им не пришлось ни за кем бегать. Обед покорно ждал их в центре зала.

Арона вздохнула, вытирая испарину на лбу, и печально продолжила:

— Конечно, все это было жестоко и отвратительно. Но это казалось разумным. Ищущие были явно обескуражены отсутствием реакции на их яд, но подношение с собой уволокли. А ночью напали на орбов и утащили с собой двух сыновей Оруша. Свою долю чужой боли они все равно получили. Орушу это тогда крепко не понравилось. В тот день он спустился к нам по-настоящему взбешенный. После жестоких побоев своих жен, он настрого запретил им впредь делать нечто подобное. Орхе тогда досталось сильнее всех. Он выбил у нее все зубы и глаз, а ее тело напоминало отбивную. Когда мама ее выходила, Орха воспылала к ней ненавистью. И однажды, когда мы с мамой спали, она вместе со своими подругами приковали к цепи мамину ногу. Орха тогда сказала: «Если ты любишь свою дочь, ты постараешься жить как можно дольше, потому что следующей будет она». Когда пришел Оруш, они преподнесла ему маму как подарок…

Арона судорожно вздохнула, заново переживая прошлое.

— Говори, Арона, — прошептал Коросс. — Выпусти боль наружу.

— Орушу понравилось подношение. Он даже стал чаще приходить к нам. Маму не стали расковывать, чтобы она не вздумала снова укрыться. Другой конец цепи был перекинут ко входу. Когда Оруш спускался к нам, он специально делал так, чтобы цепь гремела… Коросс, ты называешь свой дом Домом Страха. Но я не думаю, что ты знаешь о страхе больше, чем я. Тридцать шесть ступенек Орушу нужно было преодолеть, чтобы спуститься в пещеру… Мне до сих пор снится звон цепи.

Коросс притянул к себе девушку и крепко обнял. Она затихла в его объятиях, и сердечко стало медленно успокаиваться.

— Как тебе удалось бежать? — спустя некоторое время спросил он.

— Бес помог. В тот день, когда мама умерла…

Всхлипнув, она пожаловалась на саму себя:

— Если бы не я, моя мама была бы жива. Пока она не была прикована цепью, они с Бесом в любой момент могли спокойно покинуть пещеру. Но мама ждала, когда я подрасту, чтобы смогла вмести с ними пробраться наружу тропами Ищущих. А потом стало поздно… Боясь за меня, она все терпела, тянула время, чтобы не привлекать внимание Оруша ко мне… Сейчас я думаю, что для мамы было бы лучше, если бы я бросила ее в пещере, ушла вместе с Бесом, как только стала в состоянии это сделать. Но тогда мне это казалось так малодушно! Так неблагородно! Я хотела быть с мамой до конца. Я хотела, чтобы она жила. Просто не представляла, что буду делать без нее…

— Твоя мама, наверно, как и ты, в юности была красавицей, — произнес Коросс, желая отвлечь девушку.

— Намного красивей! — улыбнулась она, и ее личико просветлело. — Последние дни своей жизни она предпочитала постоянно спать, забирая меня с собой в свои сны, передавая мне знания и Силу. В этих снах я видела ее другой. Ослепительно прекрасной и бесшабашной. И волосы у нее были — черные, блестящие. Как у тебя.

— Мне больше нравиться цвет темного золота, — прошептал он, целуя девушку в лоб. — Расскажи мне о своей маме.

— Рассказывать слишком долго, а нам пора уже отправляться назад. Но я могу показать, — застенчиво улыбнулась девушка и поспешно добавила. — Это совершенно безопасно. Так общалась со мной мама, когда хотела что-нибудь объяснить. Это как рассказ, только живой, с картинками. И времени почти не занимает. Но, если боишься, я пойму.

— Боюсь? — с улыбкой переспросил он. — Нет, Арона, я верю тебе.

— Тогда закрой глаза.

Когда он сделал это, она легонько дотронулась до его висков.

И пред ним предстала мама Ароны. Юная шестнадцатилетняя девочка, худенькая как тростинка и с дерзким прищуром синих глаз. Оттопырив губу, она придирчиво рассматривала себя в зеркало.

Абиэль

Клэрэл, Глава Дома Откровения из Митриля, души не чаял в своей дочке. Он спускал ей с рук многие безрассудства, главное из которых заключалось в том, что она не хотела быть жрицей. Как ни уговаривал ее Клэрэл, она наотрез отказывалась идти с ним в Башню, чтобы пройти там инициацию. Она знала, что после этого у нее уже никогда не будет пути назад. А организовывать представления со смертоубийством несчастных на потеху толпы, чтобы и с тех, и с других качать Силу, было не для нее. Она не могла переступить через жалость к будущим Игрокам, чей мозг обязана была разрушить, чтобы заставить его служить на благо процветания Дома и страны. Внутри нее все сжималось от ужаса, когда она представляла, как входит в камеру к пленному, смотрит в глаза, еще незамутненные безумием Иль, а потом медленно касается его висков пальцами… Иногда ей это снилось, и она просыпалась в ужасе, чувствуя себя вымазанной в липкой грязи.

Клэрэл снисходительно относился к ее чувствам. «Абиэль слишком юна, — говорил он другим правителям, торопившим ее с принятием жреческого сана. — Девочке надо дать еще немного времени, чтобы она повзрослела». Но Абиэль не торопилась взрослеть, развлекая себя охотами, балами и морскими прогулками на быстроходных яхтах. Она жадно наслаждалась каждым мгновением своей жизни, словно предчувствуя, что ждет ее впереди…

Война изменила многое. Митрилю требовалась Сила, и отец поставил ультиматум: либо Абиэль немедленно становиться жрицей, либо он отказывается от нее как от дочери и лишает ее права называться правительницей. Чтобы облегчить любящему отцу столь нелегкий выбор, она сбежала из дома. Переодевшись юным пажом и спрятав лицо за маской, она затерялась в отряде разведчиков — бесшабашных сорвиголов, младших сыновей лучших семейств Митриля. Легенду она придумала вполне в духе того времени. Она представлялась всем юным Ардом из Заронды, который ради победы над Кроссом покинул отчий дом, дав в Храме обет до конца войны никому не показывать своего лица. В Митриле знатные люди обеты давать любили. Это было очень по-рыцарски. А женщинам было категорически запрещено носить мужскую одежду. Поэтому никому в отряде и в голову не пришло заподозрить в хрупком стройном мальчишке-подростке сбежавшую будущую жрицу одного из влиятельнейших Домов. Мало того, она стала всеобщим любимцем и баловнем. Абиэль всегда умела находить дорогу в сердца людей.