Корейский излом. В крутом пике - Александр Александрович Тамоников

– В плен брали китайцы. – Чувствовалось, что американец не хочет обсуждать эту тему. – Ну так вот. В лагере к нам цеплялись по любому поводу – именно к американцам и англичанам, – к своим, южным, они относились лояльнее. А над нами издевались: били, кое-кого даже пытали, просто так, ради развлечения, за малейший проступок сажали в вонючую яму на три дня, а иногда и на неделю. Так и сидишь с урезанной пайкой среди испражнений – уборку в ямах они сами не производили и нам не позволяли. Сознание мутнеет, возникают галлюцинации, безграничный гнев и беспричинное чувство обреченности. Некоторые сходили с ума, и их убивали. Даже столкновения с Ку-клукс-кланом мне казались детскими играми. А у меня они дядю по матери насмерть забили.

Мы еще как-то пытались ублажить персонал лагеря, старались подладиться, а вот турки, а там сидели турки из войск ООН, те были упертыми, себе на уме, терпели молча, но в любой момент готовы были всадить нож в спину своим мучителям. Они периодически организовывали побеги, но безуспешно – их неминуемо ловили, возвращали в лагерь и жестоко наказывали. Как-то и меня подбили бежать: один турок организовал группу. Добрались почти до гор, но нас выследили с вертолетов. Турка расстреляли перед строем, а остальных избили и посадили в ямы.

Потом лагерь отдали под управление китайцам. Стало полегче. Китайцы не то чтобы нас ненавидели, но относились с высокомерием и чувством брезгливости. Но ямы закопали, построили лагерную тюрьму, что-то вроде вашей гауптвахты. Улучшилось питание, и еще открыли лагерную библиотеку, но книги выдавали исключительно на русском и китайском языках. Хочешь читать – учи языки. Китайское руководство проводило политику «терпимости» к пленным, поэтому нас не били, не пытали, а особо непокорных изнуряли круглосуточными допросами – следователи менялись, а нам не давали спать. Ведро воды на голову, и продолжение следует…

«Это мне знакомо», – подумал Колесников. – …Все наши рвались на китайские стройки, иногда туда посылали, там кормили хорошо, и с тоски не подохнешь. А работа, она и есть работа. Работников нужно кормить и беречь – иначе какой от них толк, поэтому относились к пленным там нормально. Я был бесконечно рад, когда меня направили к вам. Сбылась мечта – хоть и в таком странном виде. У вас все по-другому – никакого расизма. Главное, чтобы назад не отправили.

– Тебя не отправят, – успокоил американца Колесников. – На тебя наш замполит серьезные виды имеет. Может быть, в Москву поедешь, чтобы пропаганду разводить.

– Это не пропаганда, – обиделся Джон. – Я так на самом деле думаю.

Позднее Джона Блэка освободили из плена и переправили в Москву, где он направо и налево начал раздавать интервью советским и иностранным корреспондентам, выступал по радио и даже на только что зародившимся телевидении. Из него получился отменный пропагандист, хотя сам он не был согласен с подобным определением. Павел часто вспоминал об этом необычном человеке и надеялся, что в будущем они непременно встретятся.

После «черного четверга» советская авиация наложило своеобразное вето на приграничные с Китаем районы КНДР. Бомбардировщики не рисковали туда летать, оставили в покое переправы. И прочие объекты жизнеобеспечения функционировали более или менее нормально.

Но другие районы Северной Кореи бомбили нещадно. Один американский генерал от авиации даже заявил: зачем еще бомбить, когда там уже все разбомбили? Противодействие в этих районах оказывали корейские и китайские самолеты. Советские летчики в критических ситуациях оказывали им помощь, но им не ставили задачу работать по всей территории КНДР.

Реактивные «МиГи» показали свое превосходство в воздухе над американскими истребителями. США не могли смириться с таким положением дел и стали пополнять армию новейшими самолетами «Ф-86» под названием «Сейбр» в больших количествах.

«Сейбры» начали летать в приграничных районах, регулярно устраивали провокации. С переменным успехом происходили стычки между враждующими сторонами. На границе с Китаем установилось неустойчивое, динамическое равновесие.

Часть пятая

Охота

«У любителей падали не бывает неудачной охоты».

Старший лейтенант Палий вместе с ведомым летел вдоль русла реки Ялуцзян, наблюдая за проплывающими внизу пейзажами. Показалась широкая излучина, окаймленная зелеными холмами, покрытыми хвойными деревьями. Погода стояла распрекрасная: ярко светило солнце, ни одного облачка, безветрие… Красота! Скоро должен показаться мост, переправа, где паре «МиГов» Палия было поручено оценить текущую обстановку. После «черного четверга» американцы не рисковали посылать свои бомбардировщики в этот район, не пытались летать вдоль «Аллеи «Мигов», каких-либо боевых столкновений не предвиделось, поэтому он взял в напарники молодого лейтенанта, едва-едва налетавшего пару десятков часов. Туристический полет, да и только!

Он вспомнил самое начало, когда их авиадивизия только прибыла на место дислокации и начались первые бои против американцев, спонтанные стычки, первые потери. Особенно ему запомнился один случай, поставивший его на грань жизни и смерти – с честью погибнуть или с позором отступить. Может быть, может быть… Все тогда закончилось благополучно, но осталась какая-то неясная муть в душе, фальшивинка, которая со временем не рассосалась и вряд ли когда-либо рассосется.

Тогда его эскадрилью направили к этому же мосту. «Боинги» густо бомбили переправу, не давая Китаю возможности нормально снабжать свои вооруженные формирования. Эту ситуацию требовалось переломить, «наказать безнаказанность», как сформулировал полковник Кожедуб.

Американская группировка включала в себя три бомбардировщика и пять истребителей прикрытия. Завязался жаркий воздушный бой, которым руководил лично Кожедуб по радиосвязи. Американцы отбомбились неудачно – часть бомб угодило в реку. Вслед за ними упал один из подбитых «Боингов», а еще один, волоча за собой хвост дыма, ушел в сторону горизонта. Потери среди истребителей были фифти-фифти, два на два, но не фатальные – подранки устремились на свои базы вместе с остальными.

Бой закончился. Но Палий заметил, что один из бомбардировщиков, тот самый, который дымил, слегка приотстал от группы. И он решил добить противника.

– Один «Боинг» могу добить. Прошу разрешения.

– Разрешаю.

Палий завис над бомбардировщиком, поймал его в сетку прицела, нажал на гашетку и… ничего. Оказалось, что закончились боеприпасы. Черт его дернул об этом доложить!

– Иди на таран! – последовал приказ.

Мысли в голове закрутились с невероятной скоростью: «Это как? Принять смерть? А ради чего? Раньше я защищал Родину от злейшего врага, а здесь за что? Ну уж нет!»

– Не имею такой возможности, – доложил Палий.

– Почему?

– Да не имею, и все!

Когда он вернулся на базу, ничего особенного не произошло, никто его ни в чем не обвинил. Кожедуб пояснил, что таким способом решил проверить боевые качества старшего лейтенанта Палия и, если бы тот согласился идти на таран, приказ был бы немедленно отменен, мол, не бери в голову.

«А если бы не отменил? Его, участника Великой Отечественной, таким образом проверять на вшивость! Непонятно, мутно и непонятно…»

Эти неприятные воспоминания канули в прошлое, но