Великолепная страсть - Стефани Блэйк

Жизнь иностранной колонии в Пекине протекает спокойно и безмятежно, пожалуй, даже слишком спокойно, до монотонности. Иногда у меня возникает ощущение, что все мы – американцы, французы, немцы, русские, итальянцы, англичане и японцы – экзотическое сообщество сибаритов. Если не считать нескольких часов, которые они ежедневно проводят за своей официальной работой, все остальное время мы посвящаем своему досугу и прихотям, насколько хватает нашей фантазии, и ни в чем себе не отказываем. Ирония заключается в том, что это элитарное сообщество эгоистов – всего лишь маленький островок посреди гигантской нищей страны. Деградирующая монархия безразлична к печальному и даже отчаянному положению голодающего, доведенного до нищеты народа, который в то же время, несмотря на банкротство страны, тем не менее продолжает плодиться с такой же скоростью, с какой размножаются кролики.

Императорская семья, образно говоря, живет в «башне из слоновой кости», так называемом Запретном городе, обнесенном стенами центре Пекина. Императору всего четыре года, и подлинная власть находится в руках его тиранической тетки, вдовствующей императрицы. Пока она остается у власти, в Китае не следует ожидать никаких перемен. Там будет царить затишье по контрасту с быстро и неравномерно меняющимся остальным миром.

Императрица фанатична в вопросах, касающихся иностранного влияния, – она его категорически отвергает, она неизменно привержена старинным обычаям, религии и морали и полна решимости держать этого спящего гиганта – Китай – прикованным к его примитивному аграрному прошлому.

Однако, несмотря на атмосферу спокойствия, преобладавшую в Китае после Тайпинского восстания 1864 года, интуиция подсказывает мне, что мы переживаем затишье перед бурей. Ненависть к иноземцам, эксплуатирующим китайцев со времен Опиумной войны 1842 года, все разгорается и распространяется во всех провинциях. Отдельные акты насилия по отношению к людям с Запада все учащаются по всему Китаю. К тому же существует еще угроза со стороны неуловимой тайной организации, называемой «Кулаком гармонии права», насчитывающей, по слухам, тысячи крестьян, солдат и рабочих, давших священную клятву, скрепленную кровью, очистить свою родину от иноземных дьяволов. Нас с Брэдом удивляет, до чего напоминают страусов наши американские эмигранты в колонии. Обычно они сбрасывают со счетов отчеты о разрастании организации протестующих как «чистую и не стоящую внимания чепуху». Так отозвался об этой информации британский министр.

Пора заканчивать это письмо и собираться на большой прием, который устраивает сегодня вечером американская миссия, не припомню, по какому поводу. Дело в том, что повода для непристойно веселой пирушки здесь, в Пекине, и не требуется.

Примите наши наилучшие пожелания от Брэда и меня, а также от маленьких Патрика и Дезирэ. Как я жалею, что мы не можем быть на вашей свадьбе. Мы бы очень порадовались, если бы вы прислали нам свадебную фотографию. До свидания и желаю всего наилучшего.

Ваша любящая сестра Майра приняла ванну и надела нижнюю сорочку из тончайшего шелка и корсет из атласа…»

Оба этих предмета туалета были ручной работы и изготовлены ее горничной Лотос, классической красавицей с кожей оттенка слабо заваренного бирманского чая. Волосы девушки были прямыми и черными, уложенными в аккуратный узел на затылке, придерживаемый причудливо украшенными восточными гребнями из слоновой кости. Фигура у нее была стройная и хрупкая, и она очень напоминала цветок, имя которого носила, и в то же время каждый дюйм ее тела свидетельствовал о том, что она женщина. Лотос была яркой, живой, чувствительной и очень умной. Хотя она и не получила формального образования, так как ее родители работали на рисовой плантации недалеко от Пекина, она сама научилась читать и писать по-английски, и ее английский язык был блестящим. Если бы она родилась в стране с другой культурой, Лотос имела бы неограниченные возможности добиться успеха на любом поприще, которое пожелала бы избрать, но в Китае самое большее, чего она могла достигнуть, было место горничной и белошвейки при жене западного государственного служащего.

Послышался стук в дверь спальни, и появилась Лотос со свежеотглаженным бальным платьем Майры. Это была точная копия парижской последней модели, имевшей успех в Тюильри, но изготовленная в Гонконге. Туалет принцессы, скопированный гонконгским портным, представлял собой платье из разноцветных бутонов, в котором силуэт женской фигуры напоминал очертаниями треугольник – спереди она казалась плоской, а сзади очень пышной. Майра надела его, и платье скользнуло поверх кринолина и нижней юбки, потом оглядела себя в зеркале.

– Вы выглядите прекрасно, мадам, – польстила ей Лотос.

– Неплохо, – сухо ответила Майра. – Откровенно говоря… я предпочла бы остаться дома и понежиться в кимоно.

Она присела за туалетный столик, намереваясь причесаться.

– Разрешите мне, мадам.

Китаянка взяла у нее из рук щетку и принялась расчесывать ее черные волосы до ослепительного блеска. Каждое ее движение было уверенным и сильным.

– Как мне причесаться, Лотос? К этому платью подойдет прическа а-ля Помпадур.

– Если соизволите выслушать мое мнение, мадам, я попыталась бы причесать вас по-иному, так, чтобы вы были не похожи на других женщин на этом вечере.

– Действуй, моя девочка.

Майра про себя удивлялась ловкости стройных рук, полету ее пальцев, на которые девушка быстро наматывала вьющиеся темные пряди – на большой и указательный пальцы – и укладывала их концентрическими кругами, кольцами, один ряд на другой, а затем проворно укрепляла это сооружение гребнями, украшенными драгоценными камнями, пока прическа не приобрела вид совершенной формы пчелиного улья.

– Потрясающе, Лотос. Никогда не перестану изумляться многообразию твоих талантов, – сказала Майра.

Девушка была польщена, но комплименты смущали и сковывали ее.

– Ничего особенного, мадам. Я просто стараюсь угодить вам.

– Но ведь это не входит в твои обязанности.

Полчаса спустя Майра спускалась вниз по лестнице к Брэду, ожидавшему ее в холле. Взгляд его выразил восхищение.

– Ты обворожительна. Остальные дамы возненавидят тебя за то, что ты приковываешь к себе внимание мужчин.

– Ты и сам недурен, – ответила она.

На нем был мундир кавалерийского офицера, украшенный широким красным поясом и лентой, наискось перехватывающей грудь. Он предложил ей руку:

– Отправляемся?

Бал должен был состояться в помещении британской посольской резиденции, равной своими размерами и архитектурой элегантному особняку где-нибудь в пригороде Лондона. Комнаты были богато меблированы, а стены украшены прекрасными картинами и шелковыми гобеленами. Мраморная лестница вела в бальную залу. В дальнем конце просторной прямоугольной комнаты на помосте под балдахином из мягко мерцающего шелка размещался небольшой оркестр. На площадке для танцев уже толпились многочисленные пары, туалеты которых переливались и сверкали всеми цветами радуги: платья из тюля и вуали, бархата и парчи, шелка, атласа и шотландской шерсти ярких цветов, красного и желтого, персикового и оранжевого, яблочно-зеленого и цвета спелой дыни, ярко-розового и золотого. Они уже кружились по комнате в стремительном вальсе. Юбки женщин развевались, как надувные шары, и с балкона все это походило на море пестрых цветов. Мелькали прекрасные ножки и, когда в танце юбки приподнимались, сверкали шелковые чулки.