Первая волна мирового финансового кризиса - Джордж Сорос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глобализация не привела к выводу игры на новый уровень, что должно было произойти со свободным рынком в соответствии с доктриной рыночных фундаменталистов. Международная финансовая система находится под контролем консорциума финансовых учреждений — представителей развитых стран. Они сформировали так называемое Вашингтонское соглашение и пытаются обязать отдельные государства соблюдать жесткую рыночную дисциплину, но при этом хотят распространить собственные правила в условиях, когда финансовая система находится под угрозой. Согласно этой системе, США, имеющие право вето в обоих Бреттон-Вудских учреждениях — Международном валютном фонде и Всемирном банке, — являются «более равными», чем другие участники. Доллар служил основной всемирной резервной валютой, охотно принимаемой всеми центральными банками мира. Соответственно, Соединенные Штаты обладали возможностью проводить политику, направленную на предотвращение цикличности, в то время как развивающиеся страны, а отчасти и другие развитые страны были вынуждены решать свои проблемы самостоятельно. В итоге оказалось, что держать деньги в центре системы спокойнее, чем на периферии. Как только барьеры для перетока капитала были сняты, все мировые сбережения «всосал» центр, и распределялись они уже оттуда. Не случайно именно в годы правления Рейгана США постоянно сталкивались с дефицитом текущего платежного баланса. С тех пор размер дефицита лишь увеличился и к третьему кварталу 2006 года составил 6,6% ВВП. Американский потребитель превратился в двигатель мировой экономики.
ЛиберализацияВ период Второй мировой войны деятельность финансовой отрасли — банков и рынков — жестко регулировалась. После войны ограничения постепенно смягчались (сначала медленно, затем быстрее), и к 1980-м годам рынки стали минимально регулируемыми. Финансовые рынки не склонны двигаться к равновесию, поэтому их либерализация привела к периодическому возникновению кризисов. Большинство кризисов возникало в менее развитых странах, однако некоторые из них ставили под угрозу стабильность мировой финансовой системы, в особенности международный долговой кризис 1980-х годов и кризис развивающихся рынков 1997-1998 годов. В этих случаях финансовые органы были бы не против изменить правила с целью спасения системы, но требования рыночной дисциплины продолжали применяться к менее развитым странам.
Подобная асимметрия вкупе с асимметричным стимулированием к развитию кредитования в развитых странах привела к перетаскиванию сбережений всего мира с периферии в центр и позволила Соединенным Штатам создать постоянный текущий платежный дефицит. Начиная с правления Рейгана США имеют огромный платежный дефицит. Парадоксально, но дефицит бюджета позволил финансировать платежный дефицит: страны с положительным балансом инвестировали избыточные денежные резервы в государственные и правительственные облигации Соединенных Штатов. Эта ситуация была несколько извращенной, потому что приток капитала из менее развитых стран в США, а также дефицит платежного баланса и бюджета служили основными источниками кредитной экспансии. Другой источник финансирования сформировался за счет новых финансовых инструментов и использования заемных средств банками и некоторыми их клиентами, прежде всего хеджевыми фондами и фондами прямых инвестиций. И наконец, крупным источником кредитной экспансии выступала Япония: вследствие лопнувшего пузыря в области недвижимости она снизила процентные ставки практически до нуля и собиралась удерживать этот показатель на протяжении неопределенного времени. Это привело к росту так называемого carry trade, когда иностранные организации брали займы в иенах, а граждане Японии использовали свои сбережения (а иногда и заемные средства) для инвестирования в иностранные валюты с высокой доходностью.
Подобный дисбаланс мог развиваться бесконечно долго, ведь количество участников, желавших, с одной стороны, взять деньги в долг, а с другой — их одолжить, соответствовало друг другу. Существовала некая симбиотическая связь между США, готовыми потребить больше, чем произведено в самой стране, и Китаем вкупе с другими азиатскими экспортерами, готовыми произвести больше, чем в состоянии самостоятельно потребить. Соединенные Штаты увеличивали внешний долг, Китай и другие страны наращивали валютные резервы. В США была низкая норма сбережений, в других странах — высокая. Подобная симбиотическая связь существовала между банками и их клиентами, в особенности хеджевыми фондами и фондами частных инвестиций, а также между организациями, выдававшими ипотечные кредиты, и их получателями.
Ситуация становилась более шаткой по мере развития пузыря на жилищном рынке США и появления финансовых инноваций, основанных на ложной парадигме. Синтетические финансовые инструменты, расчеты риска и модели проприетарной торговли выстраивались на теории, согласно которой рынки стремятся к равновесию, а отклонения носят случайный характер. В качестве начальной точки они использовали прошлый опыт, допускали возможность отклонений и возникновения новых трендов, однако отказывались признавать, что ситуация во многом определяется их собственными действиями. Американские семьинаходились под большим влиянием роста цен на жилье в десятки раз. Уровень сбережений опустился ниже нуля, и домохозяйства пытались извлечь дополнительную выгоду путем рефинансирования ипотечных кредитов по все возрастающим ставкам. В 2006 году уровень капитала, полученного домохозяйствами за счет закладных, составил почти триллион долларов. Эта сумма составляла примерно 8% ВВП и превышала размер дефицита торгового баланса. Когда цены на жилье перестали повышаться, тренды также приостановили свое действие и в конечном счете изменили свое направление. Американцы обнаружили, что размер их долгов оказался чрезвычайно высоким. Очевидно, что это должно было привести к падению потребления. Схема в целом соответствует классической модели подъема-спада, но, кроме того, такая ситуация заставила участников начать отказываться от долларов, а также усилила дисбаланс, вызванный новыми инновационными инструментами, введенными в финансовую систему. Вот таким образом и связаны между собой пузырь на жилищном рынке и сверхпузырь.
Для того чтобы разобраться, что же случилось, важно понимать основное различие между нынешним кризисом и другими периодическими кризисами, пронизывающими финансовую историю с 1980-х годов. Прежние кризисы выступали в качестве успешных тестов, усиливавших как господствующий тренд, так и превалировавшее на рынке неправильное понимание долгосрочного сверхпузыря. Роль нынешнего кризиса другая: он свидетельствует о повороте в судьбе не только пузыря на жилищном рынке, но и сверхпузыря. Те, кто продолжал настаивать на том, что кризис субстандартных кредитов являлся несистемным феноменом, попросту не понимали сути ситуации. Кризис на этом рынке был лишь спусковым крючком, инициировавшим сдувание сверхпузыря.
Хотя теперь вполне ясно, что предыдущие кризисы служили успешными тестами, позволившими развиться сверхпузырю, роль и важность нынешнего кризиса ясны гораздо меньше. Я предполагаю, что этот кризис знаменует собой окончание определенной эры — но это лишь мое предположение, а не факт и не научный прогноз. Такое предположение требует обоснования.
Гипотезу о сверхпузыре подтверждает множество фактов. Условия выдачи кредитов (особенно потребительских) были упрощены до крайности. Особенно это касается США и некоторых других развитых стран, например Великобритании и Австралии. Сказанное вполне применимо и к коммерческим кредитам, особенно связанным с коммерческой недвижимостью и выкупом бизнеса за счет заемных средств (laveraget buyouts). Однако эти же условия были присущи и прежним кризисам. Впервые я выдвинул этот аргумент в книге «Кризис мирового капитализма», написанной во время кризиса развивающихся стран 1997 года. Время показало, что я был не прав. Невозможно предсказать, какие новые методы кредитования могут быть придуманы и какие новые источники средств могут быть найдены. К примеру, в условиях нынешнего кризиса лишь немногие банки смогли восполнить нехватку капитала за счет суверенных фондов (sovereign wealth funds). Аналогичным образом после обвала на фондовом рынке 1987 года Япония активно развилась как кредитор и инвестор «последней надежды». При необходимости Федеральная резервная система всегда сможет напечатать еще больше долларов. В связи с этим мнение о том, что мы не имеем новых источников финансирования, не выглядит убедительным.
Более показателен тот факт, что сегодняшний кризис затронул не отдельные сегменты рынка, а всю финансовую систему целиком. День ото дня становится все яснее, что нынешний кризис не будет очередным успешным тестом. Усилия финансовых организаций, направленные на приведение в порядок разбалансированных рынков, не увенчались успехом. Центральные банки успешно накачали банковскую систему средствами, повысив уровень ликвидности, однако механизмы перекачки денег от банков к компаниям были нарушены гораздо серьезнее, чем во всех прошлых случаях, и их нормализация займет гораздо большее время. В первый раз со времен Великой депрессии международная финансовая система оказалась на грани полного разрушения. Вот в чем заключается существенное отличие нынешнего финансового кризиса от прошлых.