Три грустных тигра - Гильермо Инфанте

Мой испанский далек от совершенства, но объясниться я могу.

Не было никакой мелодрамы. Ни линчевания, ни аплодисментов, ни сокрушенной мины нищего — мы и взглянуть на него не успели. И уж точно я не кричала при виде другой трости (до чего же жалок этот напыщенный курсив у М-р. Кэмпбелла: «другая трость», почему не «другая трость»?), я просто указала на нее, без истерики и ступора. Разумеется, весь ужас несправедливости сразу стал очевиден, но я подумала, что ошибку еще можно исправить. Мы поехали и нашли кафе и узнали у людей адрес участка, куда увезли попрошайку, обвиненного в краже: это оказалась та самая гнилозубая испанская крепость. Нищего там не было. Полицейский, под шуточки других полицейских, у дверей отпустил рыдающего вора, а в действительности единственного обворованного. Естественно, никто не знал, где его теперь искать.

Мы опоздали на паром, и пришлось лететь домой самолетом и увозить с собой обе трости.

РАССКАЗ

Мы зашли в порт Гаваны однажды в пятницу под вечер, и что за жаркий выдался вечер под низким покровом темных, тяжеловесных туч. Когда корабль вошел в бухту[16] узость канала погасила бриз, освежавший нас в течение плавания. Было свежо, и внезапно все изменилось. Вот так, просто. Писатель Хемингуэй, спесивец, назвал бы это вентилятором моря. Теперь нога болела, как тысяча чертей, и по трапу я спустился, испытывая сильную боль, но стараясь не подавать виду из уважения к гостям и гостеприимным хозяевам острова. (Или назвать их туземцами и первооткрывателями?) Сеньора Кэпмбелл шла за мной, болтая, жестикулируя, удивленно ахая без всякой передышки, и любую мелочь находила очаровательной: очаровательная голубая бухта, очаровательный старый город, очаровательная и живописная маленькая улочка перед очаровательной пристанью. А что я? Я в это время думал, что влажность воздуха достигает по меньшей мере девяноста, а то и девяноста пяти процентов, и был более чем уверен, что проклятая нога проболит все чертовы выходные. Демоническая идея была отправиться в отпускную поездку на этот огненный[17], мокрый остров, если не выжженный, то выцветший под солнцем. Дантов гАд. Проект сеньоры Кэмпбелл, разумеется. (Так и подмывает сказать «экзекуция сеньоры Кэмпбелл» и вышить у нее на платье, на спине, «Палач».) Я поставил ей на вид, как только различил купол грозовых туч, висящий над городом, словно меч Дамокла над моей ногой. Она страшно обиделась и сказала, что туристический агент поклялся, положа руку на постеризованное сердце[18], что на Кубе вечная весна. Всем большим пальцем ноги я чувствовал эту треклятую весну! Туристические агенты! Самое им место — в «Торговце Хорне» с Кэри и Ренальдо и чтоб они там подцепили болезнь Бут (в смысле, Эдвины Бут, женскую болезнь). Мы накрепко застряли в зараженном москитами, покрытом малярией, населенном тропическими лесами экваториальном поясе. Так я и сказал сеньоре Кэмпбелл, на что она, разумеется, ответствовала: «Медовый мой, это же Тропики!»

На пристани, как неотъемлемая деталь механизма высадки на берег, расположилось трио этих очаровательных аборигенов; они перебирали струны гитары, потрясали двумя большими гремучками как будто из тыквы, стучали в деревяшки и издавали кровожадные вопли, которые, должно быть, почитают за музыку. В качестве décor[19] для туземного оркестра кто-то возвел магазинчик на свежем воздухе, торгующий разнообразными плодами с туристического древа познания: кастаньетами, раскрашенными habanicos, овощными гремучками, музыкальными палочками, ожерельями из ракушек, четками из древесины и косточек, посредственными безделушками из рога серого вола и шляпами из жесткой, сухой, желтой соломы: Tutti frutti[20]. Сеньора Кэмпбелл купила по паре экземпляров каждой единицы товара и вся сияла. На-сла-жда-лась. Пребывала в экстазе. Я посоветовал ей отложить все эти покупки до последнего дня на этой земле. «Медовый мой, — отвечала она, — это же souvenirs[21]». Она не могла понять, что souvenirs, как предполагается, покупают лишь перед отъездом из страны. Слава богу, на таможенном посту все прошло быстро, что меня весьма удивило, должен признать. И офицеры были обходительны, даже приторны, если вы понимаете, о чем я.

Я пожалел, что не привез «бьюик». Какой смысл плыть паромом, если не везешь с собой машину? Однако сеньора Кэмпбелл в последний момент решила, что мы потеряем много времени, постигая местные правила дорожного движения и улицы. Актуально, она опасалась еще одной аварии. Теперь у нее прибавился довод. «Медовый мой, с ногой в таком (указывая на ногу) состоянии тебе нельзя за руль, — сказала она. — Возьмем лучше такси».

Мы направились к такси, и несколько туземцев (больше, чем было необходимо) помогли нам с багажом. Сеньора Кэмпбелл пришла в восторг от так называемой латинской галантности. Знаменитой, как она выразилась. Рассовывая чаевые по лишним рукам, я подумал, как бессмысленно напоминать ей, что за эту галантность знатно уплачено. Все равно местные кавалеры показались бы ей изумительными, что бы они ни делали и/или как бы ни доказывали обратное. Еще дома она знала, что все пройдет просто изумительно. Когда чемоданы и тысяча и одна вещь, купленные сеньорой Кэмпбелл, оказались в такси, я захлопнул дверцу (едва успев наперерез также рвущемуся закрыть ее шоферу, очевидно состоящему в родстве с Джесси Оуэнсом) и зашел, чтобы сесть, с другой стороны. Обыкновенно я сажусь первым, а сеньора Кэмпбелл — следом за мной, чтобы облегчить ей задачу. Однако на сей раз я поддался непрактичной любезности, и сеньора Кэмпбелл, захлебываясь от восторга, оценила мои манеры как mucho latino[22], а вот я из-за них попал в незабываемую передрягу. Потому что именно тогда я (другим глазом) увидел трость.

Трость была необычайная, и уже поэтому не следовало ее покупать. Мало того что вычурная и кривоватая, так еще и дорогая. Правда, из какой-то ценной твердой древесины, по-моему, черного дерева или чего-то подобного, и по всей длине вилась обильная и искусная резьба (изысканная деталь — заметила сеньора Кэмпбелл). В пересчете на доллары, однако, не так уж дорого и стоила эта трость. При ближайшем рассмотрении резные рисунки оказались гротескным орнаментом, лишенным всякого значения. Набалдашник был в форме головы Негра или Негритянки (поди пойми этих малых, художников) с откровенно грубыми чертами. In toto[23], кроме как «омерзительной», назвать ее было нельзя. Вот глупец, трость сразу же привлекла мое внимание, и даже не могу сказать чем. Я вовсе не легкомыслен, но, думаю, купил бы ее все равно, болела нога или нет. Возможно, сеньора Кэмпбелл, заметив мой интерес, подтолкнула меня к покупке. Как всякая женщина, она обожает скупать все подряд и потому сказала, что трость восхитительна и оригинальна и — дайте-ка я наберу воздуха, прежде чем произнести это, — возбуждающа. Боже праведный! Los mujeres[24].

В отеле удача пока еще не покинула нас, и забронированные номера оказались свободны. Я начал думать, что трость волшебная и приносит счастье. Мы поднялись, приняли душ и заказали кое-чего перекусить в обслуживании номеров. Обслуживание произошло быстро, трапеза была вкусна, и мы с удовольствием прилегли вздремнуть, осуществить Кубинскую сиесту — в Гаване жить… Нет, кроме шуток, на улице было жарко, шумно и душно, а в комнате было чисто, удобно и прохладно. Приличный, спокойный отель с кондиционерами. Правда, дорогой, но оно того стоило. Если кубинцы у нас чему-то и выучились, так это чувству комфорта, и «Националь» — удобный отель, и не просто удобный, а продуманный. Встали мы поздно, ранним вечером, и прогулялись по окрестностям.

В душистых садах у отеля мы повстречали некоего шофера такси, который вызвался стать нашим гидом. Он сказал, что зовут его Рамон Как-то, и в доказательство демонстрировал грязное и мятое удостоверение личности. Затем он вывел нас сквозь лабиринт пальм и припаркованных автомобилей на широкую улицу, которую los habañeros[25] называют Ла Рампа, с магазинами, клубами, ресторанами по всей ее длине, неоновыми рекламами, оживленным дорожным движением и толпой людей, идущих по мостовой, как по рампе, откуда и берется название проспекта. Очень даже ничего, похоже на Сан-Франциско. Мы хотели попасть в «Тропикану», ночной клуб, который рекламируется как «самое великолепное кабаре в мире». Сеньора Кэмпбелл чуть ли не ради него одного и приехала. Мы, точнее, она решили там отужинать. А покуда отправились в кино на картину, которую хотели посмотреть еще в Майями да пропустили. Театр был рядом с отелем, новый, современный и кондиционированный.