Дело сибирского душегуба - Валерий Георгиевич Шарапов

— Маргарита Павловна, ты решила нам все усложнить? — Туманов уставился на меня с какой-то картинной мольбой. — Скажи на милость, какое отношение культура селькупов имеет к убийствам русских девочек? Эти птички, с позволения сказать — божества? — он пренебрежительно кивнул на фигурки.

— Ну, у них не было ни Айвазовских, ни Микеланджело, — резонно заметила я. — Люди простые. Но согласись, в этих чудиках имеется что-то зловещее. Вылитый Гитлер. Ну, не знаю я, Михаил Сергеевич, — разозлилась я. — У нас так много версий, что можем их игнорировать? Ведь зачем-то их подбрасывают? Явно хотят что-то сказать. Думаешь, не осталось селькупов? Да они среди нас, мы их порой не замечаем, принимаем за татар, за калмыков. Вырастают дети из смешанных семей, а культура и поверья никуда не пропадают, остаются в головах, могут принимать извращенные формы. А если все это накладывается на клиническую перверсию, на какие-то сексуальные расстройства…

— Что ты хочешь-то от меня, Маргарита Павловна? — Туманов продолжал раздражаться. — Окунуться с головой в чуждые традиции? Отыскать шамана, чтобы сделал нам полный расклад, включая имя убийцы?

Я не знала, что ответить. Мое дело — предложить идею, а там уж выпутывайтесь, как хотите. Версия хромает, не спорю — и вообще это не было никакой версией! Но ведь что-то нам хотел сообщить маньяк? А маньяки, они такие, открытым текстом никогда не скажут.

Туманов перестал злиться, сделал задумчивое лицо, глянул на часы. Рабочий день, в принципе, закончился, но до полной темноты еще часа три.

— Предлагаешь прогуляться? — проворчал он.

«Всяко лучше, чем лежать в гостинице кверху пузом», — подумала я.

— Ладно, рассказывай, — он обреченно вздохнул с таким видом — мол, проще согласиться, чем объяснить, почему не хочешь.

— До ближайшей заброшенной деревни — километров девять от городской черты, — сказала я. — На машине — рукой подать. Сорок минут по бездорожью, и мы там. Это за Урбенью и свинофермой, где нашли Машу Усольцеву. Не заблудимся. Деревня заброшена много лет. Но люди туда иногда приезжают…

— Бродячие этнографы? — хмыкнул Туманов.

— Напротив, этнографы приезжают организованными группами. Я бывала там года четыре назад. Сохранились дома, тотемные столбы. Атмосфера так себе, жутковатая. Поговаривали, что в лесу за околицей похоронен шаман, и это место считается гиблым. Не верю в эти сказки, но есть поверье, что прогулка на могиле шамана — к большим бедам…

— Это если преступника не найдем — к большим бедам, — проворчал Туманов. — Ладно, поехали, до темноты вернемся. Куда еще пойти в этом городке после работы? Только на могилу шамана.

«Тем более в ресторане ты уже был», — хотела сказать я, но вовремя прикусила язык.

Вечер был тихий, немного потеплело. Солнце опустилось, зависло над шапкой леса. Когда мы свернули с Приваловского шоссе и запрыгали по ухабам, оно ярко светило сбоку, заставляя щуриться.

— Чего вертишься? — покосился на меня Туманов.

— А не догадываешься? — фыркнула я. — Меня уже пытались убить — недалеко, кстати, отсюда. Тебе хорошо, на тебя никто не покушается.

Туманов засмеялся.

— Я к тому, что зеркало есть. Не надо выворачивать шею, можно просто посмотреть. Никто за нами не едет.

Не верила я зеркалам, лучше самой убедиться. Шоссе отдалялось, по нему проносились машины, но за нами никто не сворачивал.

— Убийца с топором уже там, — продолжал издеваться Туманов. — Ждет, заряжается негативом от могилы шамана.

— Почему с топором? — я невольно поежилась.

— Ну, так, — он пожал плечами, — для красного словца. Не хочешь с топором — пусть будет с бензопилой.

— Выдумал еще, — хмыкнула я. — Где ты встречал серийного убийцу с бензопилой? А если бензин закончится?

— У маньяков бензин не кончается…

Мы проезжали памятный поворот на лесную дорогу. Туманов замолчал, проводил его глазами. Я сделала то же самое. В душе поселились сомнения. Лучше бы домой пошла, чего опять потянуло на приключения? Слева проплывала заброшенная свиноферма, земляной вал, заросший частоколом крапивы. Все сильнее становилось не по себе.

— Ну, что ты все время ерзаешь? — недовольно спросил Туманов.

— Сиденья у тебя неудобные, — буркнула я.

— Нормальные сиденья. И машина практически новая, с обивкой все в порядке. Принцесса на горошине? — догадался он.

Я почувствовала, что краснею.

— Терпеть не могу горох, — проворчала я. — Больше кофе люблю.

— Хорошо, будешь принцессой на кофейном зернышке. — Туманов засмеялся и посмотрел на меня как-то странно и долго. Потом опять уперся взглядом в лобовое стекло.

А я задумалась: что означал этот взгляд? Раньше он так не смотрел. Пока я думала, свиноферма осталась за спиной, и потянулись жизнерадостные пейзажи. От сердца отлегало. К востоку от Урбени местность была живописная в любое время года. Бежали по пригоркам березки, подернутые желтым налетом. Зеленела трава — все еще густая, насыщенная соками. Покатые холмы вздымались волнами. Осинник справа резко отодвинулся, уступил место черничному бору. На опушке «живописно» валялись деревья, побитые бурями. Мараканское урочище находилось левее, на северо-западе — в эту клоаку, со скалами, черными осинниками и природными ловушками, нам сегодня не требовалось. Проселочная дорога забирала вправо. Где-то на востоке, в трех километрах, протекал полноводный Карагач. Леса справа уплотнялись, дорога гуляла волнами, обстановка уже не казалась безмятежной, как пять минут назад. Я снова стала вертеться, «кофейное зернышко» впивалось в чувствительную кожу.

— Далеко еще? — спросил Туманов, мельком глянув в зеркало над головой. И ему становилось неуютно. Солнце опустилось за шапки деревьев, но до сумерек еще оставалось время. Затухали дневные краски, рябил воздух. Машина въезжала в узкое пространство между обрывами, Туманов сбросил скорость. Колея углубилась, железо практически скребло спрессованную глину. С обрывов надменно взирали рослые сосны.

— Скоро, — прошептала я. — Проедем Гнилую яму, а там минуты три, если память не подводит…

— Ну и названьица у вас… — Туманов машинально снизил скорость, чтобы не повредить бампер.

Яма оборвалась за поворотом, потянулся длинный извилистый подъем. На вершине холма все изменилось, лес потемнел, жухлая трава стояла по пояс. Несколько подъемов, спуск. Справа показалось дощатое догнивающее строение с окнами-глазницами. Назначение его оставалось неизвестным, сама деревня находилась в глубине леса. Постройка служила ориентиром — мимо точно не проедешь. Справа спускался под горку смешанный хвойный лес. Автомобильной дороги в деревню не было. Машину мы оставили в кустах у дороги и стали спускаться под горку. Лес был вполне проходимым, обозначилась тропа. Туманов шел первым, настороженно озирался. В этих краях давно никого не было — ни следов, ни свежего мусора. Запах хвои подавлял все прочие запахи. Чирикали птички, прыгали по веткам. Мимо проплыл обросший мхом тотемный столб в полтора метра ростом. Резьба в верхней части столба