Сочинения - Уильям Теккерей

– Как! Опять! – взвизгивает его собеседница.

– Тсс! Ваша милость, вспомните о вашей дражайшей тетушке, – шепчет капеллан, вновь указывая на госпожу Бернштейн. – Как вам кажется, ваш кузен не питает особой склонности к… к кому-нибудь из семейных мистера Ламберта? К старшей мисс Ламберт, например?

– Между ней и ним нет ничего, – объявляет леди Мария.

– Ваша милость уверены в этом?

– Говорят, что женщины, мой добрый; Сэмпсон, в подобного рода делах обладают большой зоркостью, – безмятежно отвечает ее милость. – Вот младшая, мню показалось, следовала за ним, как тень.

– Значит, я вновь впал в заблуждение, – признается прямодушный капеллан. – Об этой барышне мистер Уорингтон сказал, что ей следовало бы вернуться к ее куклам, и назвал ее дерзкой, невоспитанной девчонкой.

– А! – произносит леди Мария, словно успокоенная этим известием.

– В таком случае, сударыня, тут замешан кто-то еще, – продолжает капеллан. – Он не доверился вашей милости?

– Мне, мистер Сэмпсон? Что? Где? Как? – восклицает Мария.

– Дело в том, что дней шесть назад, после того как мы отобедали в «Белом Коне» и, может быть, выпили лишнего, мистер Уорингтон потерял бумажник, в котором хранились какие-то письма.

– Письма? – ахает леди Мария.

– И, возможно, больше денег, чем он готов признаться, – добавляет мистер Сэмпсон, печально кивнув. – Пропажа бумажника очень его расстроила. Мы оба осторожно наводили о нем справки… Мы… Боже праведный, вашей милости дурно?

Леди Мария испустила три на диво пронзительных крика и соскользнула со стула.

– Я войду к принцу! Я имею на это право! Что такое?.. Где я?.. Что случилось? – вскрикнула госпожа Бернштейн, просыпаясь.

Наверное, ей снилось былое. Старуха дрожала всем телом – ее лицо побагровело. Несколько мгновений она растерянно озиралась, а потом заковыляла к ним, опираясь на трость с черепаховым набалдашником.

– Что… что случилось? – опять спросила она. – Вы убили ее, сударь?

– Ее милости вдруг стало дурно. Разрезать ей шнуровку, сударыня? Послать за лекарем? – восклицал капеллан простодушно и с величайшей тревогой.

– Что произошло между вами, сударь? – гневно спросила старуха.

– Даю вам слово чести, сударыня, я не знаю, в чем дело. Я только упомянул, что мистер Уорингтон потерял бумажник с письмами, и миледи упала в обморок, как вы сами видите.

Госпожа Бернштейн плеснула воды на лицо племянницы, и вскоре тихий стон возвестил, что та приходит в себя.

Баронесса послала мистера Сэмпсона за доктором и бросила ему вслед суровый взгляд. Сердитое лицо тетушки, которое увидела леди Мария, очнувшись от обморока, ничуть ее не успокоило.

– Что случилось? – спросила она в растерянности, тяжело дыша.

– Гм! Вам, сударыня, лучше знать, что случилось. Что прежде случалось в нашей семье? – воскликнула баронесса, глядя на племянницу свирепыми глазами.

– А! Да! Пропали письма… Ach, lieber Himmel! [339] – И Мария, как случалось с ней в минуты душевного волнения, начала говорить на языке своей матери.

– Да! Печать была сломана, и письма пропали. Старая история в роду Эсмондов! – с горечью сказала старуха.

– Печать сломана, письма пропали? Что означают ваши слова, тетушка? слабым голосом произнесла Мария.

– Они означают, что моя мать была единственной честной женщиной, когда-либо носившей эту фамилию! – вскричала баронесса, топая ногой. – А она была дочкой священника и происходила из незнатного рода, не то и она пошла бы не той дорогой. Боже великий! Неужели нам всем суждено быть…

– Чем же, сударыня? – воскликнула леди Мария.

– Тем, чем нас вчера вечером назвала леди Куинсберри. Тем, что мы есть на самом деле! Ты знаешь, каким словом это называют, – гневно ответила старуха. – Что, что тяготеет над нашей семьей? Мать твоего отца была честной женщиной, Мария. Почему я ее покинула? Почему ты не могла остаться такой?

– Сударыня! – возопила Мария. – Небом клянусь, я так же…

– Ба! Обойдемся без сударынь! И не призывайте небо в свидетели – мы же одни! Можете клясться в своей невинности, леди Мария, пока у вас не выпадут оставшиеся зубы, я вам все равно не поверю!

– А, так это вы ему сказали! – ахнула Мария, распознав стрелу из колчана тетушки.

– Я увидела, что вы с мальчиком затеяли какую-то нелепую интрижку, и сказала ему, что ты ровесница его матери. Да, сказала! Неужто ты думаешь, что я допущу, чтобы внук Генри Эсмонда погубил себя и свое богатство, наткнувшись на видавшую всякие виды скалу вроде тебя? В нашей семье никто не ограбит и не обманет этого мальчика. Никто из вас не получит от меня и шиллинга, если с ним случится что-нибудь дурное!

– А! Так вы ему сказали! – воскликнула Мария, внезапно взбунтовавшись. – Ну, хорошо же! Позвольте вам сказать, сударыня, что ваши жалкие гроши меня не интересуют! У меня есть слово мистера Гарри Уорингтона, да-да, и его письма! И я знаю, что он скорее умрет, чем нарушит свое слово.

– Он умрет, если сдержит его! (Мария пожала плечами.) Но тебе все равно! Ты же бессердечна…

– Как сестра моего отца, сударыня! – вновь воскликнула Мария. Забыв обычное смирение, она восстала на свою мучительницу.

– Ах, почему я не вышла замуж за честного человека? – вздохнула старуха, грустно покачивая головой. – Генри Эсмонд был благороден и добр и, быть может, сделал бы такой же и меня. Но нет – в нас всех дурная кровь, во всех! Ты ведь не будешь настолько безжалостна, чтобы погубить этого мальчика, Мария?

– Madame ma tante [340] , неужели, по-вашему, я в мои годы все еще дурочка? – спросила Мария.

– Верни ему его слово! Я дам тебе пять тысяч фунтов в… в моем завещании, Мария. Клянусь тебе!

– Когда вы были молоды и вам нравился полковник Эсмонд, вы бросили его ради графа, а графа ради герцога?

– Да.

– A! Bon sang ne peut mentir! [341] У меня нет денег и нет друзей. Мой отец был мотом, мой брат нищий. У меня есть слово мистера Уорингтона, сударыня, и я знаю, что он его сдержит. И вот что я скажу вашей милости, – продолжала леди Мария, взмахивая ручкой. Предположим, завтра мои письма станут известны всему свету. Apres? [342] Я знаю, что в них есть вещи, которые я не предназначала для чужих глаз. И вещи, касающиеся не только меня одной. Comment! [343] Или вы считаете, что в нашей семье ни о ком, кроме меня, нельзя ничего рассказать? Нет, моих писем я не боюсь, сударыня, до тех пор, пока у меня есть его письма. Да, его письма и его слово – я твердо полагаюсь и на то и на другое!

– Я пошлю за моим поверенным и тут же отдам тебе эти деньги, Мария, умоляюще произнесла баронесса.

– Нет. У меня будет мой миленький Гарри и не пять тысяч фунтов, а вдесятеро больше! – воскликнула Мария.

– Только после смерти его матери, сударыня, а она вам ровесница!

– Мы можем и подождать, тетушка. В моем возрасте, как вы изволили выразиться, я не тороплюсь обзавестись мужем, точно молоденькая девчонка.

– Однако необходимость ждать смерти моей сестры все-таки портит дело?

– Предложите мне десять тысяч фунтов, госпожа Тэшер, и мы посмотрим! объявила Мария.

– У меня нет таких денег, Мария, – ответила старуха.

– В таком случае, сударыня, разрешите мне самой о себе позаботиться, сказала Мария.

– Ах, если бы он тебя слышал!

– Apres? У меня есть его слово. Я знаю, что он его сдержит, а потому могу подождать. – С этими словами она выбежала из комнаты, как раз когда вернулся капеллан. Сердечные капли понадобились теперь баронессе. Она была чрезвычайно потрясена и расстроена всем тем, что ей пришлось так внезапно узнать.

Глава XXXVI, которая как будто чревата бедой

Хотя баронесса Бернштейн, несомненно, проиграла сражение, описанное в предыдущей главе, при следующей встрече с племянницей она не выказала ни гнева, ни досады.

– Разумеется, миледи Мария, – сказала она, – вы вряд ли могли предполагать, что я, близкая родственница Гарри Уорингтона, обрадуюсь тому, что он выбрал себе в невесты ровесницу своей матери, да к тому же бесприданницу, но если он вознамерился сделать подобную глупость, это в конце концов его дело, и не стоит принимать au serieux [344] мое предложение уплатить пять тысяч фунтов, которое я сделала в пылу нашего спора. Итак, эта прелестная помолвка состоялась еще в Каслвуде? Знай я, моя милая, что дело зашло так далеко, я не стала бы тратить время на бесполезные возражения. Когда кувшин разбит, словами уже не поможешь.

– Сударыня! – вспыхнула леди Мария.

– Прошу прощения – я вовсе не намекала на честь или репутацию вашей милости, которые, без сомнения, в полной сохранности. Это утверждает Гарри и это утверждаете вы – так чего же еще можно желать?

– Вы беседовали с мистером Уорингтоном, сударыня?

– И он признался, что дал тебе в Каслвуде слово – что у тебя есть его письменное обещание.

– Разумеется, сударыня, – сказала леди Мария.

– О, – старуха и бровью не повела. – И признаюсь, вначале я неверно истолковала содержание твоих писем к нему. Они задевают других членов нашей семьи.