Сочинения - Уильям Теккерей

Сэмпсон прекрасно знал, в чем заключались эти причины: репутация бедняжки баронессы была вся в изъянах и прорехах, так что любая насмешка по адресу госпожи Вальмоден могла быть равно отнесена и на ее счет.

– Сударь! – в изумлении вскричал Гарри. – Вы, кажется, намекаете, что репутация моей тетки баронессы де Бернштейн не безупречна!

Капеллан поглядел на юного виргинца с безграничным удивлением, и Гарри понял, что в жизни его тетушки была какая-то неблаговидная история, о которой Сэмпсон предпочитает умалчивать.

– Боже великий! – со стоном произнес Гарри. – Так, значит, их в нашем роду две таких…

– Каких две? – осведомился капеллан.

Но Гарри прервал свою речь и густо покраснел. Он вспомнил, от кого (как мы вскоре откроем) почерпнул сведения о втором пятне на семейной чести, и, закусив губу, умолк.

– В прошлом всегда можно отыскать много неприятного, мистер Уорингтон, – сказал капеллан. – Поэтому лучше его совсем не касаться. Человек, будь то мужчина или женщина, живущий в нашем греховном мире, непременно становится жертвой сплетен, и, боюсь, достойнейшая баронесса не была в этом отношении счастливее своих ближних. От злоречия нет спасенья, мой юный друг. Вы лишь недавно поселились среди нас, но уже, к сожалению, могли в этом убедиться. Однако была бы чиста совесть, а остальное – пустяки! – При этих словах капеллан возвел очи горе, словно желая показать, что его собственная совесть белее потолка над ним.

– Так, значит, тетушке Бернштейн приписывают что-то очень дурное? спросил Гарри, вспоминая, что его мать ни разу ни единым словом не обмолвилась о существовании баронессы.

– О sancta simplicitas! [331] – пробормотал капеллан. – Все это сплетни, любезный сэр, восходящие к тем временам, когда ни вас, ни даже меня еще не было на свете. Истории вроде тех, которые рассказывают о ком угодно – de me, de te [332] . A вам известно, какая доля истины была в том, что рассказывали о вас самих.

– Черт бы побрал этого негодяя! Пусть только какой-нибудь мерзавец посмеет чернить милую старушку! – воскликнул юный джентльмен. – Ах, ваше преподобие, мир полон лжи и злословия!

– А вы только теперь начинаете в этом убеждаться, любезный сэр? подхватил священник с самым елейным видом. – Чью репутацию не пытались очернить? Милорда, вашу, мою – да кого угодно! Мы должны безропотно переносить это и прощать по мере сил.

– Прощайте себе на здоровье! Этого требует ваш сан. Но я, черт побери, не собираюсь прощать! – провозгласил мистер Уорингтон, и вновь его кулак со стуком опустился на стол. – Пусть только кто-нибудь посмеет в моем присутствии чернить милую старушку, и я оттаскаю его за нос, не будь мое имя Генри Эсмонд… Здравствуйте, полковник Ламберт. Вы снова, сэр, застаете нас, когда мы только-только встаем. Мы с его преподобием и кое с кем из молодежи засиделись вчера допоздна после того, как дамы разъехались. Надеюсь, сэр, ваша супруга и дочери в добром здравии? – Гарри поспешно поднялся, сердечно здороваясь со своим другом полковником Ламбертом, который явился к нему с утренним визитом и вошел в комнату в сопровождении мистера Гамбо (последний все предпочитал делать неторопливо) как раз в ту минуту, когда Гарри, переходя от слов к делу, показывал, как именно он будет таскать Злоречие за нос.

– Мои дамы чувствуют себя прекрасно. А кого это вы таскали за нос, когда я вошел, мистер Уорингтон? – со смехом спросил полковник.

– Ведь это же гнусность, сэр! Его преподобие только что сказал мне, что есть негодяи, которые чернят репутацию моей тетки баронессы Бернштейн!

– Да не может быть! – воскликнул мистер Ламберт.

– Я не устаю повторять мистеру Гарри, что клевета не щадит никого, объявил капеллан тоном проповедника, но тут же посмотрел на полковника и подмигнул ему, словно говоря: «Он ничего не знает – так не рассеивайте его неведенья».

Полковник понял его взгляд.

– Да, – сказал он. – Злые языки не знают отдыха. Пример тому – сплетни о вас и о танцовщице, Гарри, которым мы все поверили.

– Как, сэр, все поверили?

– Нет, не все. Этти не поверила. Слышали бы вы, Гарри, как она защищала вас на днях, когда наш… когда маленькая птичка рассказала нам про вас еще одну историю – о том, как вы играли в карты в воскресенье, когда и вам и вашему партнеру следовало бы найти себе более пристойное занятие. – И полковник посмотрел на священника с мягкой, но укоризненной усмешкой.

– Признаюсь, признаюсь, сэр, – сказал капеллан. – Меа culpa, mea maxima… [333] нет-нет, mea minima culpa [334] – Мы ведь просто разложили карты, разбирая сыгранную накануне партию в пикет.

– И мисс Эстер заступилась за меня? – спросил Гарри.

– Да, мисс Эстер за вас заступилась. Но почему это вас так удивляет?

– Она выбранила меня вчера, как… как уж не знаю кого, – ответил прямодушный Гарри. – Я еще ни разу не слышал, чтобы барышня говорила подобные вещи. Она над всеми смеялась – не щадила ни молодых, ни старых, и я в конце концов не выдержал, сэр, и сказал ей, что у меня на родине, – во всяком случае, в Виргинии, потому что янки, говорят, очень развязны, молодежь не смеет отзываться о старших так непочтительно. И знаете, сэр, мы почти поссорились, и я очень рад, что вы сказали мне, как Она за меня заступалась, – объяснил Гарри, пожимая руку полковника, а его глаза и щеки горели юношеским волнением.

– Ну, если все ваши враги будут такими, как Эстер, мистер Уорингтон, вам ничто не грозит, – серьезно сказал отец юной девицы, с живым интересом наблюдая, как раскраснелось лицо и увлажнились глаза его юного друга.

«Нравится ли она ему? – думал полковник. – И если нравится, то насколько? Несомненно, он ничего не подозревает, а мисс Этти не скупилась на обычные свои штучки. Он – прекрасный, честный юноша, да благословит его бог».

И полковник Ламберт поглядел на юного виргинца с той доброй симпатией, которую наш счастливчик Гарри часто внушал людям, так как был красив, легко краснел и загорался – вернее сказать, умягчался – от доброго слова. Его смех был заразителен, в глазах светилось прямодушие, в голосе звучала искренность.

– А юная барышня, танцевавшая менуэт с таким совершенством, что восхитила все общество? – осведомился учтивый священник. – Надеюсь, мисс… мисс…

– Мисс Теодозия чувствует себя прекрасно и готова хоть сейчас пуститься в пляс с вашим преподобием, – ответил ее отец. – Впрочем, капеллан, вы, наверное, танцуете только по воскресеньям? – И полковник вновь обратился к Гарри. – А вы, господин Льстец, очень галантно ухаживали за своей именитой гостьей. Леди Ярмут сегодня у источника пела вам громкие хвалы. Она говорит, что в Ганновере у нее есть мальеньки мальшик, ошень похоший на вас, и что вы – ошеровательны юнош.

– С ее сиятельством все почтительны, словно с самой королевой, заметил капеллан.

– Будем называть ее вице-королевой, ваше преподобие, – ответил полковник, и глаза его насмешливо заблестели.

– Ее величество выиграла у меня в кадрили сорок гиней! – со смехом объявил мистер Уорингтон.

– На этих условиях она сядет играть с вами в любой вечер. Графиня любит карты и почти всегда выигрывает, – сухо сказал полковник. – Почему бы вам, капеллан, не предложить ее сиятельству пари на пять тысяч фунтов, что вас не сделают епископом? Я слышал о некоем священнослужителе, который заключил такое пари, стал епископом и заплатил свой проигрыш.

– Ах! Кто одолжит мне пять тысяч фунтов? Может быть, вы, сэр? – спросил капеллан.

– Нет, сударь. Я не дал бы ей пяти тысяч фунтов, даже если бы меня за это сделали главнокомандующим или римским папой, – сурово ответил полковник. – Я не кину камнем в эту женщину, но и не стану ползать перед ней на коленях, как ползают всякие мерзавцы. Не обижайтесь – я говорю не о вас. И не о Гарри Уорингтоне, который был учтив с ней, как подобало, и не огорчается из-за своего проигрыша. Гарри, мой милый, я пришел проститься с вами. Мы хорошо повеселились… мои деньги на исходе, и нам пора возвращаться в Окхерст. Может быть, вы когда-нибудь побываете у нас?

– Теперь же, сэр, теперь же! – вскричал Гарри. – Я поеду вместе с вами.

– Но… нет… не теперь, – в замешательстве ответил полковник. – У нас нет свободной комнаты… то есть мы… мы ждем друзей (господи, прости мне эту ложь, – пробормотал он про себя). Но… но вы навестите нас, когда… когда Том приедет домой… да-да, когда приедет Том. Это будет прекрасно… и я хочу сказать вам, друг мой, что моя жена и я искренне любим вас… и девочки тоже, как бы они вас ни бранили. А если когда-нибудь вы попадете в беду, – такие вещи случаются, господин капеллан! – то рассчитывайте на меня. Не забудьте об этом, друг мой.

И полковник уже собрался распроститься с Гарри, но молодой человек проводил его по лестнице и заявил, что непременно хочет проститься с милой миссис Ламберт и с барышнями.

Однако вместо того, чтобы сразу отправиться к жилищу полковника, они свернули на луг, и мистер Сэмпсон, следивший за ними из окна комнаты Гарри, увидел, что они ведут какой-то серьезный разговор. Сперва мистер Ламберт улыбался с несколько лукавым видом. Затем он вдруг всплеснул руками и сделал еще несколько жестов, выражавших удивление и озабоченность.