Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович

В условиях подготовки к выборам перед Красиным была поставлена еще одна задача — наладить печатание агитационных материалов партии и, возможно, даже газеты. В сентябре большевикам удалось добиться возвращения своей печатной машины, привезенной из Баку и опечатанной полицией после закрытия «Новой жизни». В дополнение к ней в Германии была закуплена новая ротационная машина, что сделало типографию самой производительной в столице: помимо социал-демократических брошюр и листовок она печатала множество других изданий, принося прибыль в партийную кассу. Однако возобновление газеты требовало гораздо больших денег, и Красин в письме Горькому 22 ноября излагал мысль «наложить контрибуцию» на писателя Н. Гарина-Михайловского, отсудившего у правительства 900 тысяч рублей за поставки сена. Михайловский, сочувствовавший революционерам, вроде бы и сам соглашался отдать часть денег, но 27 ноября внезапно скончался от «растяжения сердечной мышцы» — еще одна внезапная смерть, в которой почему-то никто до сих пор не обвинил Красина.

Газета «Пролетарий»

Эта неудача, помешавшая большевикам запустить издание газеты, серьезно испортила настроение Красина и подорвала его долго продержавшуюся веру в успех революции. Поступления в партийный бюджет, несмотря на все его усилия, продолжали падать, и позже он вспоминал: «Держать десятки подпольщиков, оплачивать квартиры, занимавшие иногда несколько смежных владений с тайниками и прочими техническими фокусами, а главное и самое ужасное, оплачивать бумагу и ежедневные расходы по транспорту печатных изданий во все уголки тогдашней России, — все это требовало весьма и весьма значительных сумм, а между тем через мои руки как главного финансиста партии проходили в то время буквально гроши». В отчаянных поисках денег он нашел новое нестандартное решение — печатать фальшивые ассигнации.

По информации охранки, в марте Никитич, которого она все еще не могла связать с Красиным, встретился в Берлине с немецким бизнесменом, через которого БТГ закупала оружие (его фамилия осталась неизвестной), чтобы приобрести у него оборудование для печатания поддельных трехрублевых купюр. Для этого требовалась специальная бумага, и Никитич сумел приобрести ее в объеме нескольких тонн в той же Германии, предъявив документы сотрудника крупной компании АЕГ, с которой он имел связи в России. С помощью немецких социал-демократов, думавших, что перевозят нелегальную литературу, он сумел переправить часть бумаги в Швецию, а оттуда — в Финляндию, где она была спрятана в игнатьевском имении Ахти-Ярви. Однако печатный станок в Россию так и не прибыл, и раздобыть денег таким способом Красину не удалось.

Александр Богданов

По итогам выборов, прошедших в январе 1907 года, социал-демократы серьезно увеличили свое представительство в Думе (с 10 до 65 мест), но по-прежнему уступали и кадетам, и невнятным трудовикам. Из-за постоянных раздоров между фракциями Пятый съезд открылся только в мае, причем из Копенгагена его в последний момент перенесли в Лондон. Самый многолюдный на тот момент — почти 350 делегатов — партийный форум тоже сопровождался постоянной пикировкой фракций. Хотя большевикам удалось провести часть своих предложений, в других вопросах они потерпели поражение — например, съезд безоговорочно запретил экспроприации, бывшие главным средством пополнения бюджета БЦ. В новом Центральном комитете, избранном 18 мая, большевики получили только 5 мест из 12. Красин (как, впрочем, и Ленин с Богдановым) в этот раз стал только кандидатом в члены ЦК — правда, он на съезде и не присутствовал, оказавшись по глупой случайности в тюрьме.

Как уже говорилось, 1 мая его задержали на заседании финансовой комиссии Московского окружного комитета партии, от которой он пытался получить средства, в том числе и на финансирование съезда. Уже 23 мая он был освобожден «за недостатком улик», как и большинство из 11 арестованных. Главный следователь, жандармский ротмистр Петров, даже распорядился вернуть задержанным изъятые у них деньги. Это вызвало недовольство охранки, обвинившей московскую жандармерию не просто в халатности, но в пособничестве Красину и другим арестованным. Разбирательство по этому поводу длилось долго, но в итоге сошло на нет, хотя Красин к тому времени был снова арестован, теперь уже в Финляндии. Кстати, арест в Москве уберег его от другой опасности: 16 мая финская полиция задержала в Хаапала 11 слушателей школы бомбистов и конфисковала у них несколько взрывных устройств. Учитывая, что Красин не раз посещал школу, среди арестованных в тот день мог оказаться и он, но этого не случилось.

В условиях нарастания репрессий кольцо вокруг него продолжало сжиматься. В мемуарах он пишет, что летом и осенью 1907 года у него дома и на службе было несколько обысков, но он, как опытный конспиратор, не держал там ничего опасного. Пасынок Красина Владимир добавляет, что на даче, куда тоже явилась полиция, все же хранились некие компрометирующие бумаги, но Любовь Васильевна сумела на глазах у жандармов передать пакет с ними кормилице-эстонке Ляле, которая тут же сожгла его в печке. Он чудом избежал ареста и 11 ноября, когда полиция «накрыла» на Лодейнопольской улице заседание Петроградского комитета; он должен был участвовать в нем, но, повинуясь привычному тайному голосу, опоздал. К тому времени революция уже окончательно потерпела поражение: 3 июня власть распустила Вторую Думу, после чего были арестованы многие оппозиционные депутаты, запрещены все пока еще легальные социал-демократические газеты и закрыты типографии, включая и петербургское детище Красина.

Анатолий Луначарский

В эти нелегкие для революционеров дни случилось событие, ободрившее их и одновременно вызвавшее в их рядах небывалый еще «разброд и шатание». В Тифлисе, на площади Эриванского (ныне Свободы), боевики под руководством Камо 13 июня напали со стрельбой и взрывами на дилижанс, перевозивший деньги в отделение Госбанка, и похитили более 240 тысяч рублей. История этого самого громкого во всех смыслах «экса» до сих пор неясна до конца. Некоторые авторы утверждают, что ему предшествовала состоявшаяся в Берлине в апреле 1907-го встреча Ленина, Сталина, Красина, Богданова и Литвинова, на которой Сталину (Кобе) и Камо было поручено ограбить банк в Тифлисе. Но легко убедиться, что в то время все «участники» встречи находились в других местах и их свидание было более вероятно в Куоккале, где жили тогда трое лидеров партии и не раз появлялся Камо (Сталин побывал там всего однажды). Вряд ли Ленин и Богданов вникали в детали операции, которую, скорее всего, разработали Красин и Сталин. Первый предоставил бомбы, которые, по одной из версий, привезли в Тифлис, спрятав внутри дивана. Второй спланировал ограбление на месте, выйдя на своего школьного товарища Вознесенского, работавшего в банковской почтовой службе: тот сообщил ему время и маршрут доставки денег.

Учитывая местный менталитет, операция была проведена живописно и кроваво — взорвано не меньше десятка бомб, убито и ранено полсотни людей. Под грохот взрывов Камо, переодетый кавалерийским офицером, забросил мешки с деньгами в фаэтон и благополучно покинул площадь. В июле он привез деньги в Петербург, а потом в Куоккалу к Красину. Но трудности только начинались: две трети похищенного составляли крупные 500-рублевые купюры, номера которых были известны властям. Пока большевики думали, как их обменять, Камо жил на даче Красина, а в сентябре уехал с частью денег в Европу для покупки оружия. Добравшись до Берлина, он пришел там к большевистскому связному Якову Житомирскому — то ли передать информацию в центр, то ли подлечиться (Житомирский был врачом, а Камо, по некоторым данным, был еще до ограбления контужен случайным взрывом одной из красинских бомб). На беду, связной оказался агентом охранки и тут же сдал гостя немецкой полиции. При обыске на квартире Камо нашли динамит и другое оружие, но похищенные в Тифлисе купюры отсутствовали. Чтобы не быть выданным русским властям, арестованный симулировал сумасшествие, и любознательные немецкие врачи долго пытали его огнем и железом, но так и не узнали правды.