Семеро с Голгофы - Энтони Бучер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Таковые мне неизвестны, – ответил Мартин.
На следующее утро Мартин проснулся около одиннадцати. Первое, что он почувствовал, едва взглянув на циферблат будильника, было сожаление, что впервые пропустил занятия доктора Эшвина. И лишь затем навалились воспоминания вчерашнего вечера и ночи. Слегка вздрогнув, Мартин сел на кровати и потянулся за сигаретой.
После допроса у сержанта он, под строгим присмотром его помощников, остался в приемном покое дожидаться Моны, чтобы проводить ее домой. Ее допрос оказался последним и самым непродолжительным. Вспомнилось, как входил и выходил из кабинета доктора Эванса Алекс – почти с тем же спокойствием и невозмутимостью, что были свойственны Полу. Вспомнил он также доносившиеся из кабинета приглушенные рыдания Синтии и подумал: что, интересно, мог узнать от нее сержант Каттинг? Юный практикант любезно предложил косметический крем и напитки, и большую часть времени, ушедшего на допрос его спутников, Мартин провел, сражаясь с бородой, румянами и другими элементами грима. Домой Мону провожал уже обыкновенный человек первой половины двадцатого века, пусть на нем и оставались камзол и чулки века шестнадцатого. И как венец этого вечера с его испанской мелодрамой, внезапной смертью и разного рода подозрениями Мартин вспомнил показавшийся (и действительно бывший) таким естественным прощальный поцелуй и едва слышный шепот Моны: «Без бороды гораздо лучше».
Но при всей приятности таких воспоминаний Мартин продолжал испытывать легкие уколы совести. Быть может, все-таки следовало рассказать сержанту Каттингу все, что он знает о сложных взаимоотношениях Пола Леннокса с Синтией, Алексом и четой Лешиных. Бесспорно, это имеет огромное значение, однако же… однако же какие у него есть доказательства? Несколько слов, брошенных Синтией в состоянии опьянения и любовной лихорадки? поцелуи в темноте коридора? скрытая напряженность в случайном разговоре двух женщин? Да сержанту Каттингу все покажется почти таким же смешным, как и новое появление Семерых с Голгофы.
Ну, а столь тщательно выстроенная Эшвином версия, согласно которой доктора Хьюго Шеделя убили по ошибке (сейчас это кажется очевидным), приняв его за Пола Леннокса – как она будет выглядеть в суде? Да, все представляется ясным, как божий день, но где доказательства? Это напоминает, усмехнулся про себя Мартин, притчу про кролика, которого индусы видят на луне. Заставить увидеть его других почти невозможно; но стоит все же разглядеть, как все остальное навсегда исчезает – иные лица, мужчины, женщины. Представляется очевидным, что кролик на луне есть; но очевидность слишком часто не мирится с доказательствами.
Успокаивая таким образом свою совесть, Мартин услышал звук, в первый момент его испугавший. Кто-то ходил по соседней комнате – той самой, в которой жил Пол Леннокс. Это не уборщица, шаги мужские, быть может даже, там двое мужчин. Инстинктивный страх почти сразу сменился любопытством. Мартин накинул купальный халат, сунул ноги в шлепанцы, вышел на цыпочках в коридор и застыл перед дверью, к которой все еще была прикреплена карточка с именем Пола. Да, там кто-то был, это точно – две пары мужских ног. Пока Мартин раздумывал, что делать, дверь открылась, и на пороге возник сержант Каттинг.
– Доброе утро, мистер Лэм. А я как раз собрался постучаться к вам. Смотрю, вы поздняя птаха.
Мартин был настолько удивлен, что и ответить сразу не смог, но потом сообразил, что полиция, естественно, должна была осмотреть жилище Пола.
– Заходите, – пригласил сержант Каттинг. – У нас есть, о чем поговорить.
Мартин повиновался и неохотно сел на край кровати. В комнате было все перевернуто. Дэвис, тот самый, более говорливый, чем остальные, полицейский, в настоящий момент молча просматривал альбом с пластинками – что он там собирался найти, Мартин представить себе не мог. Впрочем, и сам Дэвис тоже.
– Вам, наверное, будет приятно узнать, мистер Лэм, – начал сержант Каттинг, – что все как будто склонны согласиться с вами. Причин убивать мистера Леннокса не нашлось, во всяком случае, никто их не видит. Не то чтобы он всем нравился, напротив, многим был несимпатичен – кому-то его сарказмы были не по душе, кому-то трубка. Но людей не убивают просто потому, что они кому-то не нравятся. А вот ваша идея насчет виньяров обоснованной не кажется. Не то чтобы я вам не верю, но думаю, вы невольно впали в преувеличение.
– В аудитории что-нибудь нашлось?
– Увы, – покачал головой Каттинг, – Дэвис, вон этот, пришел туда слишком поздно. Рабочие оказались чрезмерно проворными, все блестело, как начищенный медный таз. Они подмели сцену, опустошили мусорные корзины, даже, чтоб им было неладно, вымыли бокал, в котором можно было найти следы яда. И ушли. На месте оказался только ваш мистер Дрексель, и Дэвис, следуя моим указаниям, продержал его там добрых три часа, пока я оставался в клинике.
Мартин представил себе, как Дрексель, который и минуты не может усидеть на месте, три часа проводит в обществе флегматичного Дэвиса, и невольно улыбнулся.
– Веселого тут мало, мистер Лэм, но я вас понимаю. Хотя, по мне, так Дрексель получил свое за повышенную активность. Он ведь мог заподозрить что-то неладное – но закрыл глаза, и любые надежды заполучить при осмотре аудитории какие-либо факты рассеялись как дым. Заметьте, мистер Лэм, я говорю: «факты»; вы бы сказали – «улики».
– Однако же, сержант, все это ни в коей мере не опровергает того, что я видел своими глазами – бумага на столе была. – Мартин порывисто поднялся со стула. – Наверное, какой-нибудь болван из обслуги выбросил ее. Она мне не привиделась. Мак тоже ее видел – Дон Маккинли, он тоже рабочий сцены, спросите его. А к тому же, видит бог, я легче, чем кто-либо другой, способен распознать эмблему Семерых с Голгофы…
– Как вас прикажете понимать, мистер Лэм?
Мартин ограничился полуправдой.
– Видите ли, – сказал он, – я был знаком с доктором Шеделем и весьма ему симпатизировал. Естественно, мне захотелось узнать обстоятельства его гибели. И я оказался одним из тех, кому Пол Леннокс поведал историю виньяров еще до того, как она попала в газеты. Надо сказать, меня весьма заинтриговала эта странная символика.
– Боюсь, мистер Лэм, у вас выработалась прискорбная привычка к разоблачениям. – Сержант Каттинг улыбнулся, а Дэвис негромко хмыкнул. Ему никогда не нравилась манера, в какой сержант разговаривает с этими университетскими буквоедами. Каттинг же, не обращая внимания ни на чьи ухмылки, продолжал: – А теперь вопрос, мистер Лэм: что вам сейчас понадобилось в этой комнате?
– Я услышал доносящиеся отсюда звуки
