Герои битвы за Крым - Юрий Викторович Рубцов

заслушать доклад Крылова, посоветоваться с ним, сходить на заседание Военного совета к адмиралу Октябрьскому, — пишет В. В. Карпов. — Затем он отдает необходимые распоряжения, редко удается час-два соснуть, и опять возвращается в ставший уже знаменитым домик Потапова на Северной стороне»{157}.В течение последующих двух дней противник произвел перегруппировку и 14 июня возобновил атаки, стремясь прорваться к Северной бухте. Но ему не удалось продвинуться вперед. Большие потери вынудили немецкое командование прервать свое наступление, чтобы подтянуть резервы.

На направлении вспомогательного удара вдоль Ялтинского шоссе наиболее ожесточенные бои развернулись с 12 по 16 июня. Противник ввел в бой в направлении на Камары до 100 танков и штурмовых орудий. 16 июня ему удалось вклиниться в нашу оборону на стыке I и II секторов и захватить совхоз «Благодать». В последующие дни, вплоть до последнего дня обороны, бои на всех направлениях шли с крайним напряжением и ожесточением.

Наиболее критическими для частей IV сектора, оборонявшего подступы к Северной бухте (их численность была соразмерна составу не более двух полков), были дни с 17 по 20 июня. Для создания сплошного фронта обороны личного состава уже не хватало. Остро недоставало боеприпасов — на каждое орудие осталось не более двух десятков снарядов. Зато их в избытке было у противника. В эти дни на головы обороняющихся ежедневно обрушивались по 4–4,5 тысячи бомб, десятки тысяч артиллерийских снарядов и мин. 17 июня противник нанес сильный удар в районе IV сектора и, несмотря на сопротивление, все же вышел к берегу моря, отрезав, таким образом, остатки частей полковника Капитохина и береговую башенную батарею № 30 майора Г. А. Александера. 18 июня немецкие части при поддержке авиации, тяжелой артиллерии и реактивных батарей продолжали теснить подразделения IV сектора.

Накануне на совещании у командующего флотом адмирала Октябрьского генерал Петров предложил с утра произвести контратаку силами 138-й стрелковой бригады и 345-й стрелковой дивизии в направлении балок Графской и Сухарной, чтобы помочь дивизиям Ласкина и Капитохина, точнее — остаткам дивизий. Получив одобрение, командарм организовал подготовку контратаки. Однако, как только она началась, атакующие ощутили на себе сильнейший огонь противника. Попытки, предпринятые для соединения с остатками 95-й дивизии и деблокирования 30-й батареи, тоже успеха не имели.

Ряды советских бойцов таяли: потери только убитыми составили больше семи тысяч человек, вдвое больше оказалось раненых. От 172-й и 95-й стрелковых дивизий, по сути, сохранились только их номера. Ведя тяжелые оборонительные бои, советские части к 20 июня вынуждены были отойти на северные укрепления Севастополя в район Северной бухты. Донельзя ослабленные подразделения смогли удерживать позиции в течение целых трех дней! Но отсутствие резервов и особенно боеприпасов принудило Петрова принять решение в ночь на 23 июня эвакуировать оставшихся в живых на южный берег Северной бухты, где они вновь заняли оборону.

При этом у противника вполне доставало сил, чтобы одновременно вести наступление и вдоль Ялтинского шоссе. Упорное сопротивление врагу здесь оказывала 7-я бригада морской пехоты. Стойкость обороны была исключительной, но сказывались большие потери, отсутствие у командования хоть каких-то резервов и — опять-таки — крайний недостаток боеприпасов, которые из-за морской блокады подвозились нерегулярно и в небольших количествах. 18 июня прибыл последний транспорт «Белосток», в дальнейшем снаряды, патроны, продовольствие доставлялись лишь на немногочисленных боевых кораблях, подводных лодках и самолетах. «В условиях полной блокады с моря и воздуха, — писал в статье к десятилетию Победы И. Е. Петров, — наши войска почти не имели возможности пополнять боеприпасы и восполнять убыль в личном составе. Большие потери, понесенные нашими войсками, понуждали последовательно сокращать фронт, задерживаясь на заранее подготовленных рубежах»{158}.

В ночь на 21 июня в связи с угрозой охвата врагом частей III сектора командующий Приморской армией принял решение на отвод левофланговых частей II и III секторов на главную линию обороны — Памятник, высота 256,2. Это на какое-то время позволило выстроить организованную оборону на Федюхиных высотах. За 16 дней боев темпы продвижения противника измерялись всего лишь десятками метров в сутки. Понеся огромные потери в людях и технике, он добился незначительного тактического успеха. Но в конкретных условиях борьбы за Севастополь и этот небольшой успех приобретал оперативное значение. Вражеская артиллерия могла теперь вести поражающий огонь на всю глубину нашей обороны.

В последующие дни противник штурмовал укрепления III сектора на Инкерманских высотах, прикрывавших с востока кратчайшее направление к Севастополю. К исходу 27 июня немцы, введя в бои свежие резервы, смогли прорвать оборону на участке 8-й бригады морской пехоты и овладеть высотами 169,4 и Сахарная головка. Об условиях, в которых шли бои, говорит уже тот факт, что моряки, израсходовав все боеприпасы, подчас вынуждены были отбиваться камнями. В ночь на 28 июня остатки частей 25-й стрелковой дивизии и 3-го полка морской пехоты оставили Инкерманские высоты и были отведены на вторую линию обороны к станции Инкерман. Борьба за город вступала в финальную, наиболее трагическую фазу. Кольцо блокады неотвратимо сжималось.

Поздним вечером 28 июня, вспоминал И. А. Ласкин, командующий армией вызвал всех командиров и комиссаров соединений на свой командный пункт. В маленьком помещении артиллерийского погреба, выбитого в скале, собралось человек двадцать. Стола не потребовалось, поскольку раскладывать карту не было никакой необходимости: местность на оставшемся кусочке севастопольской земли все знали до последнего метра. Командарм проинформировал командиров о положении на фронте обороны Севастополя, отметив, что все резервы использованы до предела, что враг упорно продолжает наступать, что обстановка создалась очень тяжелая. Называя по фамилиям командиров соединений, он определял им участки и рубежи обороны. «Затем, — вспоминал И. А. Ласкин, — генерал И. Е. Петров сказал:

— Военный совет СОРа убежден, что Верховное главнокомандование примет все меры к тому, чтобы нас эвакуировать и не оставить в беде. А мы будем до конца выполнять свой долг перед Родиной»{159}. Нет сомнений, что говорил Иван Ефимович вполне убежденно. Не та была ситуация, чтобы даже невольно, из лучших побуждений лукавить.

Здесь уместно привести оценки И. А. Ласкиным и личности командующего Приморской. Иван Андреевич полтора года воевал под началом генерала Петрова — и в период обороны Севастополя, и позднее, в 1943 г., когда Петров командовал войсками Северо-Кавказского фронта, а Ласкин был у него начальником штаба — и, по собственному признанию, «знал его хорошо». По отзывам Ласкина, «Иван Ефимович по натуре был очень энергичным, исключительно деятельным человеком, а по опыту и умению понимать события, я бы сказал, — еще и мудрым. Особенно заметно его военная квалификация проявлялась в вопросах обороны. Его все знали как мужественного, храброго и волевого генерала».

Мемуарист подчеркивал «своеобразие» условий, в которых И. Е. Петрову пришлось командовать армией во время обороны Одессы и Севастополя, — находиться в течение целого года в отрыве от основных сил Красной армии и принимать исключительно ответственные решения самостоятельно. «И в них, в этих решениях,