Экзамен для гуманоидов - Вячеслав Шалыгин

— Кроме тридцати членов экипажа, двухсот осужденных и двадцати шести неизвестных спортивного телосложения, — закончил я за Мишина. — Причем неизвестные проснутся сами.

— Веселые перспективы, — поддержал беседу вошедший в рубку Павел. Он уже оправился от анабиоза и выглядел вполне сносно.

— Где Алевтина? — поинтересовался я.

— Прихорашивается, — Паша махнул рукой в сторону кают. — Нас, как я понял, слегка подставили?

— Эт-точно… — протянул я, массируя виски. — Подождем Алю и начнем дебаты, готовьтесь.

Я налил себе еще чаю и жестом пригласил остальных присоединяться. Паша с энтузиазмом поддержал мою инициативу. После «холодного сна» нас мучила постоянная жажда. И голод, кстати, тоже. Мы запили чаем добрую порцию пищевых таблеток, но пока они не растворились, пришлось изрядно поволноваться. Несколько позже к нам присоединилась Аля и, удовлетворив гастрономические потребности, мы начали обсуждение ситуации.

— Первый вариант — вернуться, — выкатил я на поле пробный шар.

— Нет, — запротестовал Игорь, — это не имеет смысла. Раз камеры работают, людям ничто не угрожает. Надо долететь. Даже если в конечной точке не окажется подходящих условий для жизни колонии, то приземлившись, мы сможем отключить навигацию и перезагрузить медпрограмму, а потом спокойно вернуться.

— Хорошо, а если всплывет еще какой-нибудь вирус? — возразила Галя.

— Продублируем часть наиболее важных функций «медика» с дистрибутивов на резервной машине и накажем ей включаться в экстренных случаях. На минимум там свободной памяти хватит, — предложила Ирина. — Правда, не на всех…

— Что значит не на всех? — спросил я.

— Возможности резервного компьютера ограничены. Примерно двести камер придется оставить подключенными только к основному. В случае возникновения неисправности мы их потеряем…

— Скверно, — я посмотрел на экипаж, — но выхода нет. Надеюсь, вы понимаете, какие двести камер останутся без подстраховки?

Все потупились и промолчали.

— Мы постараемся не допустить новых сбоев, — поспешно заверила Ирина.

Аля, соглашаясь, кивнула. Она пока не до конца разобралась в ситуации, но отставала уже лишь на шаг. Она-то и побеспокоилась о главном:

— А как быть с этими двадцатью шестью здоровячками?

Все обеспокоенно повернулись ко мне. Как быть, как быть, неужели не ясно?

— Это вам, девочки, призовая игра. Придется взломать управляющие панели этих загадочных «саркофагов» и подключить спящих ребят к нашей общей системе отдельным файлом. Потом разбудим одного, на выбор, и побеседуем.

— Боюсь, такой вариант они предусмотрели, — покачал головой Паша. — Или экстренная «разморозка» сработает, или панель неразборной окажется. Будь по-вашему, все бы оказалось слишком просто.

— Не попробуешь — не узнаешь, — поддержал меня Мишин. — Незнакомцы — пока наша главная проблема. Слишком уж они грозные для мирного созидания. Как говорили древние римляне: хочешь мира — имей «парабеллум»! Плохие это парни, я спиной чувствую, так что подготовиться нам стоит.

— Не пойман — не вор. Что ты на них так взъелся? — возмутилась Галя. — Может, это какой-нибудь отряд охраны на случай непредвиденных обстоятельств. У нас на борту две сотни головорезов! Вдруг компьютер замкнуло бы не на сбой, а на полную «разморозку», кто бы тогда осужденных контролировал? Ты?

— Нет, сударыня, не он, — вмешался Павел. — Только в версию с охраной мне тоже не верится. Я могу понять затемнение стекол: законнички любят «пофорсить», я понимаю, хотя и с трудом, причины автономности их камер, а тот факт, что большинство из них находится рядом с черным списком, вообще говорит за ваше предположение. Не стыкуется только одно — почему они должны проснуться именно на двести пятый день?

— В то время, как осужденные просыпаться не должны совсем… — добавил Игорь.

— Не знаю, но прошу принять во внимание и мою версию тоже, — упрямо хмурясь, ответила Галя, обращаясь больше ко мне.

— Безусловно, — заверил я. — Итак, у нас появились неотложные дела. Первое — создать резервную копию медпрограммы, второе — переподчинить камеры «шпионов». За дело. Только учтите еще одно соображение. Если случай с вирусом может быть случайностью, то появление на борту «безбилетников» — действие умышленное. Как член руководства и, по сути, глава экспедиции, о таком изменении штатов я не знать не мог. Будь оно официальным, конечно. Вот вам «задание на дом»: поразмыслите на досуге о мотивах, которые могли подтолкнуть кого-то на закладку этих «мин» с часовым механизмом. Пригрезится что-нибудь дельное — сразу сообщайте, не тяните. Теперь все по местам.

Мотивы. Ничего путного от своих помощников я не ждал. О реальном положении дел вокруг проекта «Ермак» они могли только догадываться. Но уста младенцев довольно часто глаголют истину, и при жестком дефиците хорошей аналитической команды я был вынужден прибегнуть к такому сомнительному способу. Сомов, вот кто мог бы мне реально помочь, да пойди разбуди его теперь. Придется думать самому.

Начнем с того, что вирус отсек от экипажа два неравных «хвоста»: наш и криминальный. Случайно ли? В рапорте Ирины написано, что такое поведение «вредителя» было предопределено. Если поверить ее опыту, то отсечение первой тридцатки обосновано. Чем? Возможно, моим присутствием, а может быть, злоумышленикам нужны дееспособные смены для продолжения полета, но в количестве, легко поддающемся контролю. В любом случае — это осознанное деяние. Зачем отсекали висельников — страшно и подумать. Дай таким свободу, и они пойдут за тобой на край света. Надолго задора у них, конечно, не хватит, следовательно, в планах врага одно-, двухэтапная операция. Операция, похоже, не бескровная, с полным расходованием «штрафного батальона» к тому моменту, когда кто-нибудь из них догадается взбунтоваться. Теперь, связаны ли с вирусным поражением «шпионы»? Логично предположить, что связаны. Но никаких фактов, это подтверждающих, у меня нет. Наконец, «двести пятый день». Он стыкует версию отсечения первой тридцатки в связи с моим присутствием и контрабандные «саркофаги», но не объясняет отсечение уголовников. Да, для качественных размышлений все пока очень зыбко и неопределенно.

— Александр Николаевич, идите к нам, скорее! — раздался в интеркоме голос Галины.

Волнуется она или нет, я определить не смог.

В «красной зоне» царило гробовое молчание. Игорь при моем появлении растерянно развел руками и указал на затемненные камеры. Все шесть были открыты. Внутри никем и не пахло. На полу перед «саркофагами» валялись баночки из-под «гейзера», обертки от стимуляторов и раздавленная пищевая таблетка. Я отстранил с пути застывшего пилота и присел на корточки рядом с Пашей, который буквально лежа рассматривал следы деятельности пробудившихся незнакомцев.

— В «черном…» — начал я, но Ирина меня перебила:

— В зоне «черного списка» нет ни одного лишнего «гроба». Они исчезли, даже без таких следов, как здесь.

— Что, совсем без следов?

— Нет, не совсем, — Паша оторвался от созерцания мусора. — Пыль сбита на всем протяжении коридора, ведущего к двигательному модулю.

— Пыль, — фыркнула Галина. — И как ты ее рассмотрел в стерильном корабле?

— Выходит, не такой уж он и стерильный, — спокойно ответил Паша и протянул мне банку из-под «гейзера». — Алюминий не наш.

— Ты уверен? — я повертел в руках сосуд.

Банка как банка, надписи обычные, русские, хотя, на ощупь она возможно пожестче, чем обычно. Вот тебе и Паша, прямо Шерлок Холмс!

— И еще, — Кольченко постучал согнутым пальцем по дисплею одного из «саркофагов», — их кто-то разбудил.

Пораженный его последней фразой, я быстро окинул взглядом присутствующих. Игорь удивленно приоткрыл рот и выпучил голубые глаза. Галина, как всегда, нахмурилась, глядя внутрь пустой камеры. Ирина и Аля переглянулись и почти одновременно замотали головами. Понятно, что незнакомцы не могли проснуться сами, но могла ошибаться в прогнозах Ира. Автоматика сработала не на двести пятый, а на двадцать седьмой день полета. При чем здесь кто-то?

— Это серьезное предположение, Павел. Надеюсь, ты хорошо подумал, прежде чем сказать?

Паша вздохнул и твердо повторил:

— Кто-то, знающий код доступа, активировал программу «побудки» этих шести «саркофагов». Повторить еще раз?

— Нет, — я примирительно поднял руки. — Теперь просто скажи, кто?

— Скажу через полчаса, но при условии, что сейчас все, не обижаясь и не упрямясь, вывернут карманы, а затем медленно разденутся и хорошенько встряхнут одежду.

— Зачем?

— Вы прикажете это сделать?

— Да, только объясни, зачем?

— Чтобы убедиться в том, что никто не прячет резиновых перчаток, флакончик с «жидкими перчатками» или нечто в том же духе. В этом случае я принесу свой походный наборчик и сниму с клавиш на камерах отпечатки пальцев.