Камни говорят - Тоурбергюр Тоурдарсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перечисление этих видений из моей юности и вплоть до тридцатилетнего возраста, если бы я их все упомнил, уместилось бы в книге средних размеров. Когда я стал постарше, многие из тех картин начали тускнеть, какие-то перестали ассоциироваться с теми или иными словами и забылись, а новые слова не сопровождались визуальными образами, как это бывало прежде – ведь с течением времени незнакомых слов оставалось все меньше. Однако и по сей день, когда я слышу слово, которое ранее не знал, перед глазами встают новые ассоциации. Подобные картины также сопровождали выученные мною иностранные слова, хотя это случалось реже, чем со словами исландскими.
Все эти образы появлялись сами собой, без каких-либо обдумываний, сразу же, как я слышал то или иное слово, с которым они ассоциировались. В большинстве случаев подобные картины были настолько четкими, как будто я их видел собственными глазами. Лишь несколько раз они представали передо мной словно в густом тумане. Мне тогда было так же неприятно, как и в тех случаях, когда я не мог запомнить нужное имя или слово. Редко я мог связать эти фигуры с чем-либо ранее увиденным или услышанным.
Когда в 1913–1918 годах я изучал поэзию скальдов, мне пришло в голову, что эти образы играли в моем сознании ту же роль, что и кеннинги[53] в духовном мире древних людей, когда использование этого приема было в самом расцвете, – в результате те или иные понятия должны были представляться слушателю более живыми. Когда кто-то говорил слово или фразу, либо же я сам произносил их вслух или про себя, я не только слышал звук и видел обозначаемый ими предмет в своем воображении, но перед моим внутренним зрением представали реальные сцены, порой примитивные, порой сложные. Это делало мой мир мысли более органичным, разнообразным и богатым. Похоже дело обстояло и у древних людей, которые, например, услышав кеннинг «Солнце Рейна»[54], не только видели в воображении золотой слиток, но и представляли себе солнце, сияющее на небе.
15
Как я помню с раннего детства, обширный луг, на котором находились хутора Брейдабольсстадюра, принадлежал трем или четырем хуторам. Брейдабольсстадюр состоял тогда из двух домов – Эйстюрхуса (Восточный Дом) и Сюдюрхуса (Южный Дом), которые стояли бок о бок. Земельный участок, относившийся к Сюдюрхусу, был побольше, там проживал мой дед Стейдн. Сюдюрхус, наверное, возник еще во времена заселения Исландии[55]. Самым первым там жил Хроллауг, сын ярла Рёгнвальда из Мёра и сводный брат Хрольва Пешехода[56]. Как рассказывает «Книга о заселении Исландии», Хроллауг не обладал воинственным характером, убийство людей противоречило его естеству, поэтому он решил поселиться в Исландии. Хроллауг занял полосу земли длиной восемьдесят-девяносто километров от мыса Ходн и далее на запад до реки Квиау в местности Эрайви. Хроллауг сначала построил жилище на склоне Скардсбрекка в заливе Ходнафьёрдюр, а потом в Брейдабольсстадюре в местности Фелльскверви. Хроллауг был великим хёвдингом. У него было золотое кольцо весом в пять эйриров[57], которое, если я не ошибаюсь, потерялось, и никто не знал, куда оно могло подеваться. Вот так много золота теряется в Исландии[58]. Хроллауг был прадедом Халля cо Склона, от которого произошел род Стурлунгов, епископ Йоун Святой, ярл Гицур, а также Сэмунд Мудрый и Ари Мудрый[59].
В топи рядом с Лагуной к западу от Сюдюрхуса лежали камни, которые, как считают минералоги, имеют норвежское происхождение. Как они оказались в Исландии? Этого никто не знал. В Сюдюрсвейте много чего таинственного.
Во времена Хроллауга от хутора в Брейдабольс-стадюре до берегов Лагуны было довольно далеко – она была гораздо меньше, чем сейчас. Ледники постепенно росли, и ручьи, стекавшие с них, становились все более полноводными, уровень воды в Лагуне начал повышаться, она увеличивалась в размерах и подмывала берег. С этой разрастающейся язвой никто не мог ничего поделать – ей оставалось и дальше вершить свое дело в соответствии с замыслом Провидения. В конечном итоге расстояние от берега до хутора Стейдна стало минимальным. Тогда Стейдн ушел с этого гиблого места и построил на лугу новый хутор, двадцатью саженями выше и немного восточнее старого места. От прежнего хутора в мои детские годы оставались сарай, кузница, конюшня, сеновал и огород. Сарай называли «Длинным домом». Помню, как отец сказал, что во времена его юности это строение использовали в качестве спальни. Впоследствии хозяин Брейдабольсстадюра принялся укреплять берега Лагуны со стороны луга. Таким образом эта многовековая язва была вылечена, и вместо голой пыльной земли появился ухоженный склон, поросший травой.
Стейдн построил новый хутор у подножия небольшого холма. С западной стороны находился спаренный дом с двумя фасадами, прямо как в Хали. Под восточным фронтоном стоял дом без деревянной обшивки, а под западным – дом, состоящий из одной комнаты, обитой досками светлой гостиной. К востоку от спаренных домов находилась обшитая деревом бадстова с хлевом под чердаком. Далее стоял дом, из которого можно было выйти через западную дверь в бадстову, через северную – в кладовую, а через восточную – в кухню. Там во время готовки еды висел на крючке котел, за которым я любил наблюдать. Мне он представлялся неким изобретением – в то время я начал читать «Народную энциклопедию»[60] и заинтересовался изобретениями и открытиями. Однако котел, поставленный на камни очага в Хали, совершенно не казался мне новаторским. К востоку от кухни в некотором отдалении находилась конюшня, а к северу ниже нее стояла уборная, вид которой никогда не вызывал во мне воспоминания о «Лунной сонате».
По развалинам старых хуторов и оград в Брейдабольсстадюре было хорошо видно, что поселения существовали там издавна. Когда-то в прошлые времена от Сюдюрхуса была проложена дорожка от луга на запад. Она имела пятьдесят четыре сажени в длину и около двух саженей в ширину. Дорожка не была обложена с обеих сторон камнями, как было принято. Тот, кто руководил ее созданием, поступил
