Раб лампы - Наталья Андреева

— И в самом деле, — вмешался Давид. — Что у него за тайна? Почему Симонов сначала стрелял в вас, Маргарита Ивановна, а потом убил Гатину?

— Я думаю, что это скоро выяснится.

Она оказалась права. Новый день принес новые сюрпризы.

РУКИ

Она, не отрываясь, смотрела на скульптуру. «Юноша-ветер». Вряд ли когда-нибудь Маргарита Мун сможет к ней вернуться. а ведь работа почти завершена. Осталось чуть-чуть — и… Но она не сможет. Желание работать пропало. Вдохновение ушло, руки были холодны, сердце пусто. Она хотела, чтобы все поскорее закончилось, но не так.

Маргарита почувствовала чье-то присутствие. Обернулась: в дверях мастерской стоял Давид.

— Что скажешь?

Он молча пожал плечами. Что тут скажешь?

— Тебе его не жаль? Впрочем, о чем я спрашиваю… Ты никогда не симпатизировал Сеси.

— О какой жалости вы говорите? Он — убийца. Ведь он в вас стрелял.

— Скажи, Давид, ошибка исключена?

— Ошибка?

— Могли они перепутать? К примеру, Дере брал в руки чашку Сеси или наоборот…

— Его отпечатки пальцев заново откатают в милиции. Тогда вы поверите?

— Тогда — да.

— Надо верить фактам, Маргарита Ивановна. Вы же сами сказали: когда Симонов так поспешно уезжал, в его машине был пистолет. Он этого и не отрицает. А вы говорите о какой-то ошибке.

— Я сама не знаю, что говорю! А главное, не понимаю: зачем он это сделал? Что за тайны?

— Терпение, Маргарита Ивановна. Терпение.

— Ты останешься еще на неделю?

— Пока не будет стопроцентной уверенности, что вы в безопасности, я никуда отсюда не уйду, -заверил Давид. — Если вы сами этого не захотите.

— Мне с тобой спокойно.

— Но Альберт Валерианович…

— У вас конфликт?

— Скорее недопонимание. — Давид усмехнулся. — Дере вбил себе в голову, что я хочу увести у него жену.

— Чепуха, да?

— А разве мне это под силу?

Она невольно вспыхнула и отвернулась к окну. Зачем-то начала задвигать плотные шторы.

— Я пойду? — тихо спросил Давид.

— Не дальше крыльца. Я тебя пока не уволила.

Он неслышно исчез.

Что касается Альберта Валериановича, то после ареста Сеси он был в приподнятом настроении. Опять кому-то звонил, бегал по дому — и все время пытался попасться ей на глаза. Она терпела. Сидела в шезлонге, делала вид, что читает, и думала. Надо ли теперь подавать на развод? Когда причина его — Сеси — задержан по подозрению в убийстве и вряд ли вернется в этот дом. Преданный муж и предатель-любовник. Первый достоин поощрения, второй — самого сурового наказания. Разводиться теперь не актуально. И поплакаться некому, совета спросить. Какой бы ни была Клара, а другой подруги у Маргариты не было и нет. И не будет. Дружба двух сильных личностей — всегда соперничество. Верх попеременно одерживает то один, то другой. Они с Кларой тянули друг друга наверх. Не будь подруга столь преуспевающей, у Маргариты Мун не появилось бы желания стать такой же. Так ли уж чиста ее совесть? Разве она не завидовала Кларе, когда жила с Дере на частной квартире и с деньгами были перебои? Когда приходилось браться за любую работу, в то время как подруга сидела дома и нужды не знала? Маргарита Мун рисовала эскизы пробок, пряжек, чайных сервизов, наступая на горло собственной песне. А червячок изнутри точил, чего уж теперь скрывать! Вот и Клара не удержалась, когда к подруге пришел успех. Потянулась за ней и…

Все равно жаль. Двадцать лет дружили. Было кому излить душу. Порою Клара давала дельные советы. Помогала.

Взять историю с Сеси. С одной стороны, Клара поступила плохо. Поссорила подругу с мужем. А с другой — облагодетельствовала. Ведь было короткое счастье. Встряска, которая заставила ее взглянуть на все другими глазами. Мир-то, оказывается, такой огромный! И Дере — не единственный мужчина среди населяющих его людей. По крайней мере, будет что вспомнить. Она еле слышно вздохнула.

И в этот момент позвонил Платон Гатин. Теперь уже она не удивилась. Хотя и спросила:

— Что случилось, Платон?

Она была уверена: случилось. Гатин не обманул ожиданий, взволнованно сказал:

— Я разбирал бумаги Клары. Нашел… Впрочем, это не телефонный разговор. Ты должна это увидеть. Приезжай.

— А что там? И зачем мне ехать?

— Это касается и тебя.

— Меня?

— Но ведь Сергей Симонов живет с тобой!

— Уже не живет, — грустно сказала она. — Вчера его арестовали. По подозрению в убийстве. На пистолете, из которого убили Клару, нашли его отпечатки пальцев. Но разве тебе не звонили из милиции?

— Нет, никто не звонил. Отпечатки, говоришь? Ну, тогда мне все понятно.

— Что понятно?

— Почему он застрелил мою жену. Похоже, она его шантажировала. Я нашел подтверждающие это документы. Хотел было позвонить Дроздову, но потом набрал твой номер. Мы вместе должны решить, что теперь делать. Приезжай.

— Могу я взять с собой Давида?

— Кого?

— Телохранителя.

— Кого хочешь. Хотя я подумал, что ты приедешь с Дере.

— Алик тоже с нами увяжется.

— Ты говоришь таким тоном, будто он — третий лишний.

— Нет, но… Дере переполняют эмоции. А мне нужен совет человека разумного и беспристрастного.

— Тебя они тоже будут переполнять, когда ты это увидишь. Приезжай, — повторил Гатин и дал отбой.

Она поднялась с шезлонга и крикнула:

— Давид! Альберт Валерианович! Мы едем к Гатиным!

По привычке она говорила «к Гатиным». Хотя Клары уже не было в живых. Давид тут же поднялся со словами:

— Что случилось?

— Похоже, Платон отыскал причину, по которой Сеси застрелил Клару. Она его шантажировала. Гатин нашел документы. Мы должны это увидеть. Альберт Валерианович!

— Что случилось? — Дере уже спешил к ней.

— Гатин нашел документы. Подтверждающие, что Сеси — преступник. Мы едем к Платону.

— Ага! Я же тебе говорил, что все выяснится!

— По-моему, это говорил Давид.

— Не будем спорить, — вмешался тот. — Поехали. Время дорого.

Они опять ехали к Гатиным. Машинально Маргарита засекала время, потраченное на дорогу. А ведь Давид оказался прав! Меньше часа, если нет пробок! Если бы Альберт Валерианович захотел убить Клару, он обернулся бы часа за два. Плюс завернуть в супермаркет, набрать продуктов. Но почему она об этом думает? На пистолете обнаружены отпечатки пальцев Сеси. Теперь и мотив есть. Гатин откопал бумаги.

Она немного волновалась: что это за тайна? Почему Сеси так боялся Клары? Когда подъехали к воротам, Давид еле слышно сказал ей на ухо:

— Пятьдесят одна минута. Дере не гнал машину, ехал осторожно. А если давить на газ…

— О чем вы шепчетесь? — Альберт Валерианович обернулся.

— Давид спрашивает, как я себя чувствую.

— Это что, тайна?

— Я позвоню Платону. Пусть открывает ворота.

Она достала мобильный телефон. Итак, всю дорогу Давид думал о том же. И засекал время. Почему? Потому что Сеси сказал: муж? Но ведь Сеси врет! Он все время врет! Врет, что любит ее, что не бегал к соседке, что все дни, пока она лежала в больнице, тихо сидел дома. А Дере тем временем вывез из мастерской скульптуры. Одна ложь нагромождается на другую. Разве можно верить хоть одному его слову?

Ворота медленно начали открываться. За ними стоял Платон Гатин. Вид у него был взволнованный. Гатин махнул рукой: проезжайте! Подойдя, обменялся рукопожатием с Дере и пожаловался:

— Садовник уволился, помощница по хозяйству не пришла. Раньше этим занималась Клара. Ума не приложу, что теперь делать. Я без нее как без рук!

— Что за бумаги ты нашел, Платон? — спросила она.

— Ах, это… Пойдемте в дом.

— Где Аля?

— Уехала. У нее подружки, магазины, маникюр-педикюр. Жизнь-то продолжается.

— Но можно же какое-то время воздерживаться от развлечений.

— Какая ты правильная женщина, Дуня, — усмехнулся Гатин. — От этого и устать можно. И появляется Сережа Симонов…

— Платон! Что ты нашел?

— Пойдемте наверх. В спальню Клары.

Первым по лестнице поднялся хозяин, за ним Маргарита, следом ее муж, а замыкал шествие Давид, который старался быть незаметным. Вошли в спальню. Она огляделась. Недавно под руководством Клары была завершена внутренняя отделка дома. Лучшей подруге этого еще не показывали. Маргарита слегка удивилась: спальня была белоснежной! Клара предпочитала теплые тона, которые так шли к ее глазам и волосам цвета пшеничного колоса. И вдруг белое! Белая мебель, белые обои, белые шторы, белоснежное постельное белье. Чуть-чуть золота в отделке, немного цветов. В высокой узкой вазе стоял букет белых лилий; нежные цветы уже подвяли, края лепестков пожелтели. Что это? Предчувствие? Или Кларе Гатиной вдруг замуж захотелось? Решила почувствовать себя невестой?

Маргарита невольно вздрогнула.

Посреди этого белоснежного великолепия возвышалась черная, как ночь, огромная Лимбо. Увеличенная копия ее прославленной скульптуры. А Клара ничего не говорила! То есть говорила, что хочет поставить у себя в спальне Лимбо. Но о том, что заказала ее копию — ни слова. Маргарита думала, что делать копию придется самой. Она подошла к Лимбо: чья работа? Клейма автора не было, а по почерку узнать оказалось трудно. Ее вдруг словно обожгло: Клара Гатина училась на художника! Работать с гипсом тоже пробовала. И талант у нее был. Небольшой, но… Она пригляделась. Копия грубовата. Сразу видно: работа дилетанта. И сделана не из металла. Просто покрыта черной краской. Имитация, дешевая и грубая подделка. Неужели Клара втайне занималась ваянием? Пару акварелей и один пейзаж она подруге показывала. Маргарита Мун тогда сказала: «Я в этом ничего не понимаю. Я не художник — скульптор». Сказала потому, что работы были плохие. Откровенно плохие. И эта Лимбо — отвратительна!