Раб лампы - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздно.
Она посмотрела в окно. Дере уже несся в обратном направлении. Давид оказался прав: она заметила, что муж изрядно помят. Значит, была драка. Еще бы Альберт Валерианович упустил случай поквитаться с Сеси! Но кулаками эту проблему не решить. Должно быть, Дере это понял, потому что проорал:
— Я этого так не оставлю!
И кинулся к гаражу. Загремел замок, но Дере никак не мог с ним справиться. Его руки дрожали.
— Куда это он собрался? — Она переглянулась с Давидом и кинулась к окну. Крикнула в открытую форточку: — Алик, ты куда?
— В милицию!
— Да они сами сюда сейчас приедут!
— Их дождешься!
— Алик, вы разминетесь! Давид уже позвонил Дроздову!
— Опять этот Давид! Везде Давид! Сначала щенок, потом телохранитель! Моя жена пошла по рукам! Шлюха!
— Что мне с ним сделать? — спросил Давид. Лицо его было мрачно.
— Ничего. Альберт Валерианович не в себе. Он ничего не соображает.
Но Дере все-таки сообразил: жена права. Видимо, разминуться с Дроздовым ему не хотелось. Альберт Валерианович оставил в покое замок на воротах гаража и вернулся в дом. Но в кухне не появился. Какое-то время в доме была тишина.
А через час появилась милиция.
БРОВИ
Она, не отрываясь, смотрела на замечательные брови капитана Дроздова. Эти брови могли бы украсить лицо любой женщины, а вот поди ж ты! Достались мужчине!
— Евдокия Ивановна?
— А? Что? — Она отвела наконец взгляд от бровей Дроздова и посмотрела ему в глаза.
— Я говорю, что дело серьезное.
— Я поняла.
— У нас уже одно покушение на жизнь и один труп!
— Я с самого начала это говорил, — вмешался Дере. — Дело серьезное. Мою жену преследуют. А мне никто не верил. Теперь и единственная свидетельница убита.
Они сидели на террасе. В окно били прямые солнечные лучи, было душно. Но никто не встал, чтобы задернуть занавески. Давид молча вытирал пот, капитан Дроздов без конца подливал себе минеральную воду. Дере был допущен в круг избранных, а Сеси нет. Чем и воспользовался Альберт Валерианович.
— Щенок вчера вернулся поздно, а потом стирал футболку, — заявил он.
Замечательные брови капитана Дроздова поползли к переносице, обозначив раздумье.
— Сеси, — пояснила она. — Сергей Симонов.
— Вот как? Евдокия Ивановна, нам надо поговорить с вами наедине.
Дере нехотя поднялся. Давид остался сидеть.
— Наедине! — Альберт Валерианович выразительно посмотрел на него.
— Давид вне подозрений, — пояснил Дроздов.
— Вы имеете в виду, что я под подозрением?!
— Алик, тебе же сказали: выйди.
— Но речь ведь идет о моей жене!
— Здесь ей ничто не угрожает, — заверил Давид
Альберт Валерианович сердито засопел. Он уже поняла: ревнует. С какой точностью Дере определяет своего соперника! Уже не Сеси его беспокоит, а Давид. Она еще и сама ни в чем не уверена, а муж уже почувствовал! Говорят же: ревнует — значит, любит. Если так, то муж без ума от нее еще больше, чем двадцать лет назад, когда они познакомились.
— Алик, — попросила она. — Выйди, пожалуйста.
Умница Черных по-прежнему держался в тени и молчал. Повисла напряженная пауза. Наконец разозленный Дере их покинул.
— А почему он нервничает? — спросил Черных
— Его вчера не было дома, — пояснил Давид.-Я так понимаю, что именно в этот промежуток времени и убили Клару Гатину.
— Очень интересно! — воскликнул Дроздов. -Мы поначалу думали: может, грабитель?
— Но ведь она открыла ему дверь! — воскликнула Маргарита. — Следовательно, она его знала!
— А почему тогда в холле беспорядок? Напольная ваза треснула. Черных говорит, что мебель передвинули.
— Следы на полу, — краснея, пояснил тот. — От ножек журнального столика. Но хозяин говорит -ничего не пропало. Я спросил у приходящей домработницы, и она…
— Выстрела никто не слышал, — перебил его Дроздов. — Или слышали, но значения не придали. Толку ни от кого не добился. У дома толстые стены, участки огромные. Ближайшие соседи в отъезде. Одни говорят, был хлопок, а охранник у шлагбаума плечами пожимает. Рядом с телом валялся пистолет. Кстати, мы отдали оружие на экспертизу. «ТТ-33». Пистолет Токарева. Калибр семь и шестьдесят два миллиметра.
— Из которого… — напряженно сказал Давид.
— Да. — Дроздов кивнул. — Стреляли в Евдокию Ивановну. Официального заключения экспертизы еще нет, но лично я не сомневаюсь: он! Оружие в обоих случаях одно и то же.
— А отпечатки пальцев? — спросил Давид.
— Четкие. Одни принадлежат хозяину дома. Платон Гатин сказал, что брал пистолет в руки.
— А вторые?
— Неизвестному лицу. Больше ничьих отпечатков нет. Пистолет брали в руки двое. Гатин и…
Давид встал и направился к мойке. Посуду сегодня мыл он. Маргарита заметила, что две чашки так и остались грязными. Давид достал два прозрачных целлофановых пакета, аккуратно упаковал в них грязные чашки. Принес Дроздову.
— Вот из этой, — он приподнял любимую чашку Альберта Валериановича Дере, темно-синюю, с крупными золотыми цветами, — пил муж.
Черных кивнул и аккуратно, двумя пальцами взял пакет. Поднял его на уровень глаз, посмотрел на чашку, словно уже сличая отпечатки с теми, что были на пистолете.
— А вот из этой, — она печально смотрела на глиняный бокал с ангелочками, который выбрала специально для Сеси, — любовник.
— Очень хорошо! — с энтузиазмом сказал Дроздов.
— Я уверен, — подчеркнул Давид, — что вторые отпечатки пальцев на рукояти пистолета «ТТ», из которого стреляли в Маргариту Ивановну и убили Гатину, принадлежат кому-то из них. Альберту Дере либо Сергею Симонову.
— Отлично! — повторил Дроздов.
— Сколько времени займет экспертиза? — хрипло спросила она.
— Мы постараемся побыстрее, — пообещал Дроздов. — Но… Работы много. В крайнем случае — в среду.
— А до среды…
— До среды я глаз с них не спущу! — сурово сообщил Давид.
— Если бы они хотели сбежать — уже сбежали бы, — заметил Михаил Черных.
И принялся аккуратно укладывать обе чашки в потрепанный рыжий портфель. Она опять подумала: старший лейтенант — умница! Пошутила грустно:
— Не перепутайте.
Черных посмотрел на нее обиженно: за кого вы меня принимаете? Маргарита невольно вздохнула. Хорошо бы ни одни из отпечатков пальцев не совпали с теми, что на пистолете. Хорошо бы…
— Что-то здесь не то… — Давид нахмурился. -Я чувствую подвох, а интуиция меня редко подводит. Но насчет отпечатков я уверен. Один из них. Подождем.
— Подождем.
Дроздов поднялся, следом встал Черных, прижимая к себе портфель.
— А что насчет машины? — спросила она. — Видели у дома Гатиных зеленую машину?
— Опрашиваем свидетелей. Хозяин дома, Платон Гатин, сказал, что видел зеленый «Опель».
— Значит, Сеси! — воскликнула она.
— Я сразу сказал, что Симонов там был, — заметил Давид. — Но стрелял ли? Нужна экспертиза. Машина — это еще не факт.
— Гатин разминулся с ним буквально на несколько минут, — вздохнул Дроздов. — Говорит, если бы знал, что в зеленом «Опеле» убийца жены…
— Знать бы, где упасть — соломки подстелил бы. -Черных развел руками.
— Не могу понять, — сказала вдруг Маргарита.
Они стояли у двери на террасу.
— Чего именно? — Черных внимательно посмотрел на нее.
— Не вяжется. Если на мою жизнь покушался Сеси, при чем здесь записки с угрозами? Ведь все началось с них! Ну хорошо: последняя появилась уже при нем. Но Лимбо? Когда ее разбили, мы с Сеси даже не были знакомы!
— Все выяснится, Евдокия Ивановна, все выяснится, — обнадежил Дроздов.
Они вышли в холл, оттуда на крыльцо. У нижней ступеньки переминался с ноги на ногу Альберт Валерианович Дере.
— Скажите, что моей жене ничто не угрожает! -с пафосом воскликнул он.
— Давид остается здесь. Все будет в порядке, -заверил его Дроздов.
— Я вас провожу. — Давид первым направился к калитке.
Там они с Дроздовым остановились и минут пять о чем-то разговаривали. Маргарита заметила, что лица у мужчин напряженные. Потом капитан Дроздов передал Давиду какие-то бумаги.
— Что это такое? — заволновался Дере, который смотрел в ту же сторону. — А? Дуся, что?
— Пойди и спроси.
— Чтобы меня послали?
— По-моему, Давид со всеми вежлив.
— Я вижу, у тебя новая любовь? — криво усмехнулся Дере.
— Алик, не преувеличивай.
— Меня-то не обманывай. Удивляюсь я тебе, Дуся! Ладно — щенок. Красавчик! Как женщину я тебя понимаю. Но это чудовище? Он же просто жирный!
— При чем тут это?
— Толстый, неповоротливый. И дурак.
— Неправда.
— Он тупой, как все вояки. Необразованный. Он же ничего не понимает в искусстве!
— При чем здесь это?
— О чем ты с ним будешь разговаривать? Ну, о чем?
