Муравьи революции - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стачечный комитет сложил свои полномочия. Собрание единогласно переименовало его в рабочком, а Васюкова утвердили председателем рабочком. Вынесли постановление: «В случае нарушения пункта принятых требований о рабочем комитете администрацией, комитет немедленно объявляет стачку, и приказу комитета все обязаны подчиниться». Обеспечив этим постановлением правомочность и мощь «рабочего комитета», рабочие, упоённые победой, закончили своё последнее стачечное собрание.
Утром я пошёл за расчётом. Работа на всех судах кипела, раздавались стуки молотков и говор людей, караван после семнадцатидневного молчания ожил. Черпалка «Лисовский», медленно повернувшись, поползла в пролив. За ней потянулись шаланды. На одесском караване шла суетня, гремели цепи якорей, раздавалась команда: одесситы собрались в поход.
Яркое солнце ликующе скользило по загорелым лицам рабочих. Труд жадно вступал в свои права.
Расчёт мне дали быстро. Попрощавшись с друзьями, я пошёл по мосткам на берег. Ко мне подбежали рабочие из нашей разведки:
— Уходи в степь — жандармы идут за тобой.
Я ушёл в степь. Во всём моём существе чувствовалась лёгкость, как будто с меня и из меня вынули тяжесть. Все заботы и тревоги об успехе стачки и даже заботы о том, что надо выходить на работу, отошли от меня, и я один, опять предоставленный самому себе. Известий я ждал в условном месте в степи. Скоро пришли ребята и сообщили, что жандармы были на «Шуйском» — спрашивали капитана, где я нахожусь. Получив ответ, что я уволился и ушёл неизвестно куда, жандармы слегка оглядели «Шуйский» и ушли обратно.
На квартиру идти я не решился, а пошёл к Карлу, где и решил на некоторое время обосноваться. В комитете решили, что моё дальнейшее пребывание в Керчи небезопасно, и предложили мне вернуться в Симферополь. Я, однако, с отъездом решил обождать; мне хотелось убедиться, что рабочие каравана удержат свои завоевания.
Подошёл срок перевыборов партийного комитета. К этому времени в организацию влилось порядочное число рабочих с каравана, и последние два собрания проходили не с прежним спокойствием, а довольно шумно. Рабочая братва, не знакомая с партийной дисциплиной, да ещё в меньшевистском применении, вела себя не особенно «прилично», нарушая спокойную обстановку. Поэтому комитет тревожился — не произошло бы в нём больших изменений.
Собрание было многочисленное и весьма неспокойное. Работа комитета подвергалась резкой критике даже со стороны рабочих-меньшевиков. Выяснилось, что комитет не только не взял руководства в таком важном событии как стачка, но просто остался в стороне от неё. В моём докладе о прохождении и результатах стачки я особенно подчёркивал пассивную роль не только комитета, но и всей керченской организации. Комитет отказался напечатать в подпольной тилографии моё письмо к рабочим о значении рабочего комитета, и я принуждён был печатать его на гектографе от своего имени. Когда начались выборы комитета, рабочие выдвинули мою кандидатуру в комитет. Со стороны старого комитета сейчас же последовали возражения с мотивом, что я недисциплинирован и настроен анархически и т. д. Однако многие участники собрания заявили, что если Малаканов будет отведён, то многие будут голосовать против членов старого комитета. Поднялся шум, потом большинством собрания было постановлено мою кандидатуру не снимать. При выборах я прошёл вторым по списку. Но поработать мне уже не удалось: через неделю я принуждён был уехать из Керчи.
Со мной из Керчи уехал участник очаковского восстания Виктор Элерт. Виктор приехал в Керчь до начала стачки, и комитет направил его ко мне. Мы устроили его, как и Михаила, в качестве чернорабочего. Высокий, красивый, с голубыми глазами и русыми кудрями, поэт, он сильно выделялся из массы рабочих. Будучи резок на язык, он особой симпатией не пользовался, а администрация всё время на него подозрительно косилась. В начале стачки я поручил ему повести агитацию среди строительных рабочих порта, строящих пристанский мол. Виктор отправился, и я видел, как он, сидя на камнях, собрал вокруг себя кучку рабочих и что-то им говорил. Вдруг несколько человек рабочих стремительно бросились на Виктора, схватили его за руки, за ноги и бросили в воду. Такой неожиданный финал его агитации ошеломил нас, и мы даже не бросились его спасать. Было трагично, но в то же время и смешно. Виктор, отфыркиваясь, подплыл к молу и вылез на камни. Погрозив кулаком рабочим, он, мокрый и обозлённый, вернулся на «Шуйский».
— Видел, что они со мной проделали? Это же идиоты, а не рабочие.
Так печально кончилась его агитация. За время стачки Виктор был неутомим; он вёл с молодёжью усиленную агитацию среди рабочих, собирая их кучками на берегу. Полиция несколько раз пыталась его арестовать как «забастовщика», но с помощью молодёжи он всегда благополучно скрывался. Один неисправимый порок был у него: он принципиально не желал платить за проезд по железной дороге и всегда ездил бесплатно. По этому случаю на него составлялось бесчисленное количество протоколов, и полиция вечно искала его на предмет вручения ему исполнительного листа.
Перед отъездом я собрал правление профсоюза и рабочий комитет, сделал им указания, как нужно дальше действовать рабочему комитету и правлению профсоюзов. Правлению передал адреса профсоюзов, связавшихся с нами во время стачки, получил явки, и мы с Виктором оставили Керчь. Покидал я этот маленький городок с грустью. Кусочек моего «я» я здесь всё же оставил. В Симферополь я ехать отказался и взял явку в Мелитополь по направлению к Харькову. Про себя я задумал пробраться к родной Сибири.
По полям, по дорогам. Агитаторы. Ингуши. Под охраной жандармов. Уральские приключения
Первая наша явка была на Мелитополь, куда мы принуждены были заехать. В Мелитополе нас приняли хорошо и сейчас же предложили побывать на заводе сельскохозяйственных машин, где назревал конфликт рабочих с владельцем завода. Виктора я решил на всякий случай на завод не брать: не было смысла садиться обоим в случае провала. Взял связь и поехал на завод. Конфликт был в разгаре, но до стачки ещё дело не дошло. Руководитель конфликта — токарь, молодой, энергичный парень — коротко ввёл меня в курс дела.
Сил на заводе было достаточно, и мне, собственно, можно было не приезжать. Узнав, что я руководил стачкой керченского землечерпательного каравана, рабочие предложили мне подождать до окончания работ и тут же на заводе сделать доклад об организации и ходе керченской стачки. По окончании работы закрыли заводские ворота и собрались в сборочном цехе.
Я спросил, не вызовет ли внимания
