Муравьи революции - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой день утром мне был заявлен расчёт. Командир судна позвал меня в каюту и заявил: «По требованию начальника порта я должен вас уволить. Получите расчёт». Я заявил, что расчёта принять не могу, пока не будут даны мне мотивы увольнения.
Ясно было, что администрация считает меня организатором всего дела и решила как можно быстрее отделаться от меня и попытаться сорвать назревающую стачку. Командир заявил мне, что он доложит начальнику порта о моём отказе принять расчёт.
«Откровение» начальника порта, что скоро к проливу подойдут «иностранцы», я решил использовать полностью. Подойдя к проливу, «иностранцы» несомненно будут требовать пропустить их через пролив или возместить убытки от простоя. А пароходов ожидалось много, потому что начиналась кампания по экспорту хлеба из ростовского порта.
На собрании стачечного комитета и делегации я объяснил значение давления иностранцев на администрацию, и мы решили привлечь внимание к «иностранцам» всей рабочей массы, как к моменту, играющему нам на руку. При дальнейших переговорах с администрацией это обстоятельство также решили учесть.
К двенадцати часам от начальника порта на «Шуйский» пришёл инженер Буйко и заявил, что начальник порта «петицию» рассмотрит и все приемлемые требования удовлетворит. Рабочим приказывает продолжать работу.
Рабочие, собравшиеся вокруг инженера, загудели:
— Пусть удовлетворит всё, что написано в требованиях. Неча обещать. Словам не верим, пусть подпишет.
— Айда… Бросай работу. Неча тут слушать. Пусть говорит с делегатами.
Быстро на трубах и бортах появились белые надписи; гудок «Шуйского» загудел, и ему ответили остальные черпалки. В 12 часов 5 мая рабочие каравана за исключением администрации и боцманов покинули работу. Буйко, ошеломлённый ответом рабочих и развернувшейся перед ним картиной стачки, стоял, не понимая, что сделалось вдруг с рабочими, которые и словом-то никогда не обмолвились о каком-либо недовольстве и которых он считал такими покорными и ручными. Он бессильно разводил руками и хрипло говорил: «Что происходит… Что происходит…»
Я стоял недалеко от инженера Буйко и тоже, только с захватывающей радостью, смотрел, как рабочие кучками валили по мосткам с судов и ручейками разливались с берега по переулкам. Я не ожидал такого дружного подъёма.
Рабочие с «Шуйского» радостно смотрели на развернувшуюся картину стачки. Они ведь сегодня «вышли из повиновения».
— Первая победа, господин Буйко, за нами. Передайте об этом начальнику порта, — обратился я к инженеру.
Буйко рынком обернулся в мою сторону, свирепо упёрся в меня глазами:
— Ты кто такой?
— Это монтёр Малаканов, — торопливо ответил ему капитан.
— Малаканов? Почему не уволен?
— Он не пожелал взять расчёта, требует законных оснований.
— Уволить немедленно.
— Успеете, господин Буйко. Рассчитаемся после стачки. А пока желаем вам здравствовать. — Я приподнял на голове мою грязную кепку, чуть поклонился ему, и мы толпой повалили на берег.
Шёл как на крыльях. Волновала радость победы и в то же время тревога за успех стачки.
Через два дня к начальнику порта явилась делегация и запросила, что он может сказать по поводу требований. Начальник сам не вышел, а вышел к нам инженер Буйко — правая рука начальника и довольно мерзкий тип — и заявил, что начальник не считает нужным отвечать на дерзкие требования. Мы ушли. На другой день мы узнали от телеграфиста, приятеля Андрея, что из министерства торговли и промышленности получилась телеграмма с запросом, почему приостановились работы, с предложением немедленно приступить к очистке пролива.
На пятый дань стачки нам было сообщено, что начальник приглашает к себе доверенных от рабочих. Мы посовещались и решили одного из делегатов послать к начальнику узнать, зачем он нас приглашает. Посланный вернулся и сказал, что начальник хочет поговорить о требованиях. Мы пошли. Начальник пригласил нас в кабинет: «Ну, давайте поговорим». Оказалось, что половину требований он согласен удовлетворить, что же касается другой половины, то над ними нужно подумать. Я ему сейчас же ответил: «Вы подумайте ещё, а мы подождём». Начальник покраснел, но спокойно опросил, с какого я судна и как моя фамилия. Я оказал, что моя фамилия Малаканов. Начальник вскочил из-за стола и закричал: «Ты уволен, и я с тобой говорить не желаю». Но остальные делегаты заявили, что Малаканов расчёта не принял и, кроме того, он избран делегатом всеми рабочими каравана, «и если вы не будете с ним говорить, мы откажемся вести дальнейшие переговоры с вами». Буйко, стоявший сбоку стола, проговорил: «Жиды их всех подкупили». Меня так возмутила его выходка, что я кинулся на него с кулаками. Он с перепугу прыгнул через стол и спрятался за спину начальника. Я схватил пресс-папье и хотел им запустить в зарвавшегося инженера. Начальник растерялся, поднял кверху обе руки и, махая ими, лепетал: «Господа, господа… Что вы… как можно… Успокойтесь… Давайте приступим…»
Поганый вид перепугавшегося инженера и комичный вид начальника подействовали успокоительно, и я опустил поднятую с пресс-папье руку. После этой сцены начальник, не поднимая больше вопроса о моей правомочности, усадил нас вокруг стола, а инженера удалил.
Начальник порта заявил нам, что часть наших требований он готов удовлетворить. Делегация ему заявила, что она настаивает на удовлетворении не только второстепенных, но и основных требований. Начальник старался быть очень внимательным и втянуть нас в дискуссию. Но от дискуссии мы уклонились, ещё раз повторили наши требования и ушли. Уходя, мы услышали, как инженер недовольно говорил:
— И как вам хочется говорить с этой сволочью…
— Вы мне портите дело своей горячностью.
— Казаков бы на них…
Мы вышли из конторы.
— Слышали? Насчёт казаков-то?
— Нетути их в городу-то, — спокойно ответил председатель делегации.
— Всё же нам надо эту угрозу иметь в виду. Нет казаков, зато есть солдаты… Как бы провокацию нам не выкинули; этот Буйко, видать, зверь и ненавидит нас.
Наша разведка сообщила нам, что начальник подал градоначальнику просьбу вмешаться и прекратить стачку, но градоначальник ответил, что пока нет бесчинств, он вызывать бесчинства своим вмешательством не желает. После этого нам стало ясно, почему полиция нас не тревожит: градоначальнику наши требования были, по-видимому, сообщены. Как он к ним относится, мы не знали.
Выяснилось также, что начальник порта обращался к начальнику гарнизона, который тоже ему отказал, заявив, что «у меня у самого неспокойно».
Получив эти сведения, мы сообщили их рабочим, в то же время предостерегая их
