Муравьи революции - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На мельнице со мной вместе был матрос Михаил, бежавший с «Очакова», здоровый, колоссальной силы детина. Он решил сопровождать меня по мельницам. Когда мы спустились вниз, нас тут же обоих арестовали и под конвоем военного патруля повели в участок. Здесь нас допрашивал пристав второй части Гвоздёв. После короткого допроса пристав приказал освободить Михаила, а меня посадили в камеру. Вечером меня вновь вызвал пристав, пригласил меня сесть и велел принести чаю.
— Господин Малаканов, мы знаем, что вы принадлежите к социал-демократической партии. Так ведь?
Я смотрел на Гвоздёва и ничего ему не ответил.
— Мы против социал-демократов ничего не имеем, потому что вы не проповедуете убийства должностных лиц, а ограничиваете свою работу пропагандой…
Я выслушивал сентенции пристава и продолжал молчать, ожидая, когда он перейдёт на свой полицейский язык.
— Я говорю, что мы ничего бы против вас не имели совсем, если бы вы не нарушали общественной жизни нашего города…
Пристав наконец от рассуждений перешёл к делу.
— Мы считаем, что ваше поведение сегодня является нарушением общественного порядка: снятие рабочих с мельниц, принудительная остановка мастерских в городе — всё это заставляет обратить наше внимание на вас. Тут пристав взял лист бумаги и продолжал:
— Я получил предписание от градоначальника предложить вам покинуть город в двадцать четыре часа.
— Не покину, — ответил я коротко.
— Мы всё же предлагаем вам выехать.
— Я работаю, а потому из города не уеду.
— Меня это не касается, — уже раздражённо ответил пристав.
— Если вы не покинете города, мы вас вышлем. Я считаю, что градоначальник очень снисходительно к вам отнёсся.
Он дал мне расписаться на предписании и отпустил со словами:
— Советую вам подчиниться предписанию градоначальника. До свидания.
Я всё же твёрдо решил не уезжать, пока не выполню своей задачи.
Майская стачка прошла весьма успешно. Отряды нашей молодёжи рассыпались по всему городу и остановили все кустарные, деревообделочные, лодочные, парусные и другие мастерские, сняли работниц с табачной фабрики Месакоуди.
Механические заводы бастовали в организованном порядке.
Многие из молодёжи отделались менее благополучно, чем мы: человек пятнадцать попало в первый полицейский участок к приставу Гольбаху, который устроил им тщательный допрос, и нужно полагать, что только благодаря предписанию градоначальника выпустил их на другой день.
Ночью была устроена многолюдная массовка на дальних скалах за городом. Народу собралось свыше тысячи человек. Полиция узнала место массовки и решила её разогнать. Отряды полиции под предводительством пристава Гольбаха двинулись к скалам. Наша дружина и часть вооружённых матросов были искусно расположены кольцом вокруг массовки. Полиция повела наступление с трёх сторон, прошла первую заставу дружинников, спрятанных в камнях, и, как только подошла к скрытой цепи, дружина открыла по полиции частый револьверный огонь. Полицейские, плохо ориентируясь в темноте, в панике бросились врассыпную. Дружинники с криками «ура» выскочили из засады и усилили панику стрельбой. Разбегаясь, полицейские наткнулись на секретные заставы, которые также открыли стрельбу по бегущей полиции. Несколько полицейских было разоружено: у одного помощника пристава отобрали револьвер и шашку, которую тут же сломали. Полиция была совершенно разгромлена, и массовка прошла весьма успешно. Рабочих каравана было больше половины; было много и стариков. Здесь рабочие массы получали первые познания о политическом значении 1 мая как дне подсчёта революционных сил мирового пролетариата.
По окончании решили идти в город всей массой. Дружина ушла какими-то своими путями, а мы тучей спустились с гор на широкий проспект Воронцова. Полиция нас ждала, думая атаковать, но, увидев огромную массу народа, не решилась на атаку и молча с удивлением смотрела, как мимо неё прокатился шумный людской поток. Робость полиции объяснялась не столько численностью людской массы, сколько тем, что масса состояла почти исключительно из рабочих, с которыми схватываться было небезопасно. Успех первомайского движения был огромный, и керченская организация гордилась этим успехом.
На следующий день собралось правление профсоюза для заслушивания доклада о подготовке стачки.
Правление представило список стачечного комитета, председателем которого назначен был я, а также описок делегатов, которые должны были являться легальными руководителями стачки. Делегация должна была вручить требования администрации и от имени стачечного комитета вести с ней переговоры. Стачечный комитет решили законспирировать даже от рабочих, его состав должен был быть известен только правлению. Политическими требованиями были «празднование 1 мая и восьмичасовой рабочий день». Долго спорили: выставить ли требование об учредительном собрании, и решили невыполнимых требований на первый раз предъявлять поменьше. Как 1 мая, так и восьмичасовой рабочий день были пунктами принципиально политическими. Поэтому мы считали, что этих пунктов на первый раз достаточно, чтобы экономической программе требований сообщить политическое содержание. Из организационно-экономических требований было: создание рабочего комитета, которому должно быть предоставлено право контроля над увольнением рабочих, и увеличение зарплаты от 30 до 40 %. Делегацию для переговоров избрали из стариков, наиболее упорных и стойких. Меня включили в делегацию на случай, если потребуется поддержка делегатам во время переговоров. Было постановлено, что я буду говорить с администрацией только в случаях крайней необходимости, когда нужно будет делать нажим на неё или спасать положение. Для наблюдения за полицией и жандармами, а также для связи с гарнизоном была создана особая дружина из молодёжи. Во главе дружины поставили Михаила, которому поручили не позволять молодёжи зарываться.
Стачка
4 мая вечером по окончании работ всем командирам судов были вручены копии требований, которые были предъявлены делегацией администрации порта.
Вручая эти требования начальнику порта, делегация заявила что «завтра к 12 часам должен быть дан ответ. Если все требования не будут удовлетворены, рабочие оставят работу». Начальник порта заволновался: «Как же так, без предупреждения? Вы знаете, что иностранные пароходы через неделю подойдут к проливу, а мы задержим очистку канала? Вы думаете, из Питера-то нам спасибо скажут…» «Это зависит всецело от вас, — ответил ему председатель делегации. — Если все требования будут удовлетворены, рабочие будут продолжать работать, и иностранные суда не будут задержаны у пролива».
Раскланявшись с начальником порта, делегация ушла.
Ночью был митинг всех рабочих, на котором я указывал на трудности;, которые нужно нам преодолеть в борьбе, указывал на возможность уступок, на которые может администрация пойти, на то, что администрация постарается потом более видных рабочих повыкидать и что
