Муравьи революции - Петр Михайлович Никифоров

Все черпалки и шаланды выстроились вдоль берега. Жизнь на них замерла. На каждом судне дежурило по одному рабочему. Задачей этих дежурных было сообщать, что делает на судах администрация. Нас сильно беспокоила одна черпалка, стоявшая на месте работ в проливе. Команда с этой черпалки хотя и сообщила нам, что «Лисовский» (так звали черпалку) к нам присоединился, но к берегу всё же она не подошла. Мы боялись, как бы она не начала работать по ночам.

Делегация решила поехать на «Лисовский» и привести его к берегу. У начальника порта был паровой катер, который днём стоял под парами у пристани. Мы решили воспользоваться катером. Когда мы пришли, чтобы забрать катер, то встретили на нём инженера Буйко, который, узнав, что мы хотим ехать на «Литовский», дать катер категорически отказался. Мы решили захватить его силой.

— Забирай, ребята, катер. Чего на него смотреть? — крикнул Михаил и прыгнул на борт катера.

Буйко повернул на него резиновую трубу и окатил Михаила паром. Михаил свалился за борт катера. Машинист в это время пустил машину, и катер отошёл от берега.

Мы, обозлённые, матюгами костили злорадно смотревшего на нас инженера.

Один из делегатов залез в гребной баркас, в котором лежали вёсла.

— Айда на гребном, пусть он сидит на своём катере…

Мы сели в баркас, и три пары вёсел быстро погнали его к «Лисовскому». Буйко увидел, что мы решили всё-таки попасть на «Лисовский», пустил катер и быстро пошёл к нему, потом круто повернул к стоявшей на рейде военной бранд-вахте. Этот манёвр нас встревожил; если Буйко удастся уговорить командира брандвахты, он может нас не допустить до «Литовского». Я высказал свои соображения делегатам.

— Держи на брандвахту.

Баркас повернул на брандвахту, и мы вслед за Буйко пристали к её борту. Я и ещё двое делегатов поднялись по трапу. У трапа нас встретил командир. Он стоял и смеялся:

— Что это за необычайные визитёры сегодня, — весело сказал он, здороваясь с нами.

— Мы немножко встревожены посещением вас инженером порта. Дело в том, что на почве экономических требований у нас стачка. На проливе стоит черпалка; опасаясь, чтобы её не повредило бурей, мы решили её пришвартовать к пристани, а инженер порта хочет воспрепятствовать. Мы опасаемся, что он хочет уговорить вас помешать уводу из пролива «Лисовского».

— Да, да, он просил меня помешать, но я не имею права этого делать без приказания моего начальства. Я могу вмешаться только тогда, если вы учините на «Лисовском» какое-либо насилие.

— Ну, какие там насилия. «Лисовский» всё равно бастует, лишь рискует, стоя в проливе, сесть на мель и зарыться в иле, а мы этого не можем допустить.

Командир брандвахты обратился к Буйко:

— Я извиняюсь, господин Буйко, вмешиваться в ваши дела я не могу.

Обескураженный и обозлённый неудачей инженер сбежал по трапу в свой катер и уехал.

Мы спустились в баркас и поехали на «Лисовского». Переговорив с командой и капитаном, снялись с якорей и поволокли неуклюжую черпалку к пристани. Рабочие на берегу встретили прибытие «Лисовского» радостными овациями.

С телеграфа нам сообщили, что от министра торговли и промышленности поступил новый запрос, почему не приступают к работам, а начальник порта будто ответил, что рабочие устроили политическую забастовку. Мы решили телеграфно передать министру наши требования с заявлением, что мы настаиваем на их удовлетворении полностью, иначе к работе не приступим.

Бастовали уже восемь дней. Стала ощущаться нехватка денег. Голод начал заглядывать в окна рабочих — самый опасный момент, который необходимо перешагнуть. Мы послали ещё в начале стачки письма во все профсоюзы Крыма с просьбой поддержать нашу стачку.

Из Одессы и Большого Токмака приехали представители и привезли нам около пяти тысяч рублей. Эта поддержка окрылила рабочих, которые на общем собрании единогласно постановили продолжать стачку.

Одесские гости. «Иностранцы». Победа. Жандармы. Ещё конфликт с комитетом. Отъезд

Из Одессы от союза моряков мы получили телеграмму, что в Керчь вышел одесский землечерпательный караван в числе четырёх черпалок и восьми шаланд. Это обстоятельство нас встревожило. Мы созвали общее собрание и выбрали делегацию для встречи одесского каравана и для переговоров с его командой, ночью же забрали паровой катер, и нас шесть человек отправилось навстречу землечерпательному каравану.

Одесские моряки устроили на своих судах собрание и вынесли решение примкнуть к стачке и подчинить себя стачечному комитету керченского землечерпательного каравана. Караван вошёл в бухту, и все суда стали в стройном порядке на якорь. Утром жители Керчи любовались, как «одесские гости» стройно выстроились на середине бухты.

На собрании делегаций одесского и керченского караванов было постановлено, что одесситы не уйдут из керченской бухты, пока стачка не будет окончена. Это решение было сообщено командирам судов одесского каравана.

В день прибытия одесситов начальник порта созвал совещание командиров одесских судов, упрекая их в неуменье помочь ему выйти из тяжёлого положения. Но командиры засвидетельствовали ему своё бессилие и разошлись по своим судам. Из Одессы пришёл приказ каравану вернуться обратно, но команды заявили, что они снимутся с якоря только тогда, когда кончится стачка. Из Мариуполя также были высланы две черпалки, но мариупольские власти, узнав, что одесситы примкнули к стачке, вернули черпалки обратно.

В это время к проливу стали подходить «иностранцы» и, не рискуя проходить по каналу пролива, становились у входа в пролив на якорь. К двенадцатому дню стачки у пролива скопилось до восьми пароходов.

В конторе начальника порта происходили бурные сцены; капитаны иностранных пароходов требовали пропуска судов:

— Мы терпим большие убытки. Почему ваши черпалки не работают?

К министру летела масса телеграмм: «иностранцы» требовали дать им ответ, нужно ли им ждать или возвращаться обратно.

Из министерства был прислан приказ немедленно уладить конфликт и приступить к работам. Начальник порта метался и не знал, что делать. Буйко куда-то скрылся. Положение стало заметно напряжённым, чувствовалось, что начальник порта скоро сдаст; но и рабочие истощились и начали колебаться. На берегу усилили полицейские посты, часто возле «Шуйского» стали появляться жандармы. Рабочие мирно сидели на штабелях и, когда подходили жандармы, молча злобно смотрели на них. От этих взглядов жандармы спешили поскорее уйти. Арестов производить не пытались. Я сильно нажимал на молодёжь, не выпуская её из-под своего влияния, перед каждым собранием накачивал её на агитацию среди колеблющихся. Ребята агитировали настойчиво, и каждое очередное собрание выносило постановление: «стачку продолжать».

Партийный комитет поражался, откуда взялась такая устойчивость и выдержка у этой, как казалось, политически безнадёжной массы. Шёл пятнадцатый день стачки. Утром мне на