Калейдоскоп - МаксВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На бегу он услышал музыку, она будоражила все его тело, пронизывала волнами его нутро, влекла вперед на воздушных крыльях скорости. Такая музыка льется в солнечный день с колокольни на весеннем пригорке.
Чем ближе скала, тем мощнее мелодия, вся вселенная наполнилась брызгами волшебных звуков. И он понял, что музыку рождает пенный водопад, скатывающийся по ослепительным граням скалы.
Только не водопад, конечно, а аммиакопад, и скала такая белая потому, что состоит из чистого железа. Таким ему теперь виделось окружающее великолепие.
Он остановился рядом с Ворилой, там, где водопад рассыпался на сверкающую многоцветную радугу. Многие сотни цветов видел он, потому что здесь не было привычного человеческому глазу плавного перехода между основными цветами, а спектр с изумительной четкостью делился на элементарные линии.
– Музыка… – заговорил енот.
– Да, музыка, и что ты хочешь о ней сказать?
– Музыку создают акустические колебания, – ответил Ворила, – Колебания падающей жидкости.
– Постой, дружище, откуда ты знаешь про акустические колебания?
– Знаю, – возразил Ворила, – Меня только что осенило!
– Тебя осенило! – изумился Павел.
И тут в его мозгу неожиданно возникла формула — формула процесса, позволяющего металлу выдерживать давление в Каверне.
Пока он удивленно смотрел на водопад, сознание мгновенно расположило все цвета в их спектральной последовательности. И все это ни с того ни с сего, само по себе: ведь он ровным счетом ничего не знал ни о металлах, ни о цветах.
– Ворила! – воскликнул он, – Послушай меня, с нами что-то происходит!
– Конечно происходит, – ответил енот, – Я уже заметил.
– Все дело в химии мозга, – продолжал Окунев, – Он заработал на полную мощность, все до единой клеточки включились. И мы понимаем то, что нам давно следовало бы знать. Может быть, мозг человека от природы работает туго, со скрипом. Может быть, мы главные тупицы вселенной. Может, так устроены, что нам все дается трудно.
Его сознание озарилось ослепительной вспышкой, а внезапно проясненный разум уже говорил ему, что дело не ограничится цветовой гаммой водопада или металлом неслыханной прочности. Сознание предвосхищало что-то еще, великие откровения, тайны, недосягаемые для человеческого ума, недоступные обыкновенному воображению. Тайны, факты, умозаключения… Все, что может постичь рассудок, до конца использующий свою мощь.
– Мы всё еще земляне, более всего земляне, – заговорил он, – Мы только-только начинаем прикасаться к тому, что нам предстоит познать, к тому, что было сокрыто от нас, пока мы оставались землянами, именно потому, что мы были землянами. Потому что наш организм, человеческий организм, несовершенен. Он плохо оснащен для мыслительной работы, свойства, необходимые для того, чтобы достичь подлинного знания, у нас недостаточно развиты. А может быть, у нас их вовсе нет…
Он оглянулся на ангар – крохотный черный бугорок вдали.
Там остались люди, которым недоступна красота Каверны. Люди, которым кажется, что её поверхность закрыта мятущимися тучами и хлещущим дождем. Незрячие глаза. Никудышные глаза… Глаза, не видящие красоту этих облаков, не видящие ничего из-за кислотного шторма. Тела, неспособные радостно трепетать от трелей звонкой музыки над клокочущим потоком. Люди, странствующие в одиночестве, в ужасающем одиночестве, и речь их подобна речи малых детей, намеренно коверкающих слова для таинственности, и не дано им общаться так, как он общается с Ворилой, безмолвно, совмещая два сознания. Не дана им способность читать в душе друг друга.
Он, Павел Окунев, настраивался на то, что в этом страшном мире его будут подстерегать ужасы, прикидывал, как укрыться от неизвестных опасностей, готовился бороться с отвращением, вызванным непривычной средой. Но вместо всего этого он обрел нечто такое, перед чем блекнет все. что когда-либо знал человек. Быстроту движений, совершенство тела. Восторг в душе и удивительно полное восприятие жизни. Более острый ум. И мир красоты, какого не могли вообразить себе величайшие мечтатели Земли.
– Ну, двинули? – позвал его енот.
– Куда мы пойдем?
– Все равно куда. Пошли, там будет видно. У меня такое чувство… или предчувствие…
– Я все понял, – сказал Павел.
Потому что им владело такое же чувство. Чувство высокого предназначения. Чувство великой цели. Сознание того, что за горизонтом тебя ждет что-то небывало увлекательное и значительное.
В этот миг он понял – остальные семеро чувствовали то же самое. Властное стремление увидеть, что там. за горизонтом, неодолимый зов яркой, насыщенной жизни.
Вот почему они не вернулись.
– Я не хочу возвращаться, – неожиданно заявил Ворила.
– Но мы не можем подводить тех, кто остался там, в ангаре, да и на поверхности, – возразил Фаулер.
Он сделал шаг-другой в обратную сторону, потом остановился.
Возвращаться в ангар… Возвращаться в пропитанное ядами, вечно ноющее тело. Прежде он вроде бы и не замечал, как все тело ноет, но теперь-то знает его пороки.
Снова вернуться в мутное сознание... Туго соображающий мозг. Рты, которые открываются и закрываются, испуская сигналы для собеседника. Глаза, которым он теперь предпочел бы откровенную слепоту. Унылое, тупое существование.
– Ладно, вернусь как-нибудь в другой раз, – пробурчал он, обращаясь к самому себе.
– Мы столько сделаем, столько увидим, – говорил енот, – Мы столько познаем, откроем…
Да, их ждут открытия… Может быть, новые цивилизации. Перед которыми цивилизация человека покажется жалкой. Встречи с прекрасным и, – что еще важнее, – способность его постичь. Ждет товарищество, какого еще никто – ни человек, ни енот, стоявший с ним рядом – не знали.
И жизнь. Полнокровная жизнь вместо былого тусклого существования.
– Не хочу, и не могу я возвращаться, – сказал Ворила.
– Я тоже, – отозвался Павел.
– Они меня снова в старого енота превратят.
– А меня – в человека, – ответил ему Окунев.
Пояснения к Голубому сказанию
Пояснения к Голубому сказанию
В этом тексте действие разворачивается дальше. Шаг за шагом. А читатель получает все более полное представление о роде людском. И все больше любой добропорядочный енот убеждается, что этот род скорее всего вымышлен. Придуман для придания красочности тексту. Не могло такое племя пройти путь от скромных ростков до высот культуры, которая приписывается ему сказаниями.
