Учение древних ариев - Павел Глоба

Праздник Ноуруза, столь почитаемый жителями центральноазиатских степей, во многом роднит их культуру с традициями персидскими, а через них — с древнеарийскими, что, конечно же, не случайно, поскольку степняки столетиями жили рядом с персами. Прослеживаются и лингвистические аналогии. Например, в казахском языке, который относится к тюркским языкам, немало персидских заимствований: хлеб — «нан», дом — «хона», гость — «мехман», бог — «хода», ангел — «фариште», название нового года — Ноуруз-Наурыз, а также названия всех дней недели и многое другое.

Еще один весьма знаменательный символ языкового родства казахов с персами связан с выбором новой столицы Казахстана, когда в столицу республики несколько лет назад превратился небольшой городок Акмола, расположенный посреди степей и получивший новое имя — Астана. Слово «Акмола» в переводе с казахского означает «Белая могила» (предположительно, город получил свое название по причине его возникновения около могилы какого-то весьма почитаемого лица), в свою очередь, «Астана» — чисто персидское слово, означающее «Порог», «Преддверие», которое у казахов понимается как столица. Да и само название страны, Казахстан, образовано в соответствии с правилами именно персидского языка: на фарси названия многих стран образуются путем добавления окончания «стан» («стан» определяет «место, где кого-то много» ) к главному слову, например, Казахстан — место, где много казахов, Узбекистан — место узбеков, аналогично образованы Таджикистан, Индостан, Афганистан и т. д.

О распространенности в прошлом персидского языка на обширной северной территории от Каспийского моря до нынешних окраин Китая можно судить хотя бы по одному из рассказов великого Саади. Так, в книге «Гулистан» (17-й рассказ, 5-я глава) говорится о том, что в XIII веке, во время пребывания Саади в Кашгаре, в западной части нынешнего Китая, один из учащихся медресе попросил его читать стихи не на арабском, а на понятном для них языке фарси. То есть еще семь столетий назад на северо-восточной окраине мусульманского мира прекрасно знали персидский язык и были знакомы со стихами самого Саади. В этой связи нужно сказать, что в прошлом у многих азиатских народов фарси был не только официальным языком, но и играл такую же роль, как в свое время французский язык для российского дворянства, являясь олицетворением культуры, религии и государственной власти.

Сохранению и развитию общеиранских культурных, этнических, языковых и литературных традиций в Казахстане, да и во всей Центральной Азии, во многом способствовали таджики — персоязычное население, которое и поныне составляет немалую часть жителей многих среднеазиатских городов, особенно древних. Известно, что часть ариев переселилась на иранские просторы именно с подножий Памира (т. е. из Таджикистана), но так как арии шли с севера на юг по Уральским горам, то они никак не могли достигнуть подножия Памира, минуя Казахстан. Свидетельство тому — многочисленные труды историков-археологов с описанием раскопанных протогородов. Наверное, казахстанские степи еще не до конца открыли людям свои извечные тайны!

В настоящее время самой исторической частью Казахстана считаются его южные и юго-западные области, где в основном сохранились главные памятники старины. Когда-то здесь был расположен один из древнейших городов страны — Отрар, называемый прежде Фараб и известный истории еще с первого века до нашей эры. Он же стал местом рождения знаменитого ученого, энциклопедиста средневековья Абу Наср Фараби (873–950), именуемого «Вторым Учителем» (после Аристотеля). Казахи причисляют его к деятелям своей культуры, часто к его имени добавляется слово «ат-турки», подчеркивающее его тюркское происхождение. Фараби был выдающимся человеком своего времени, и потому сегодня его именем назван крупнейший вуз республики — Казахский национальный государственный университет в Алматы. Есть смысл чуть подробнее остановиться на жизнеописании [45] этого ученого-мыслителя, поскольку оно еще раз отражает именно ту (невидимую для многих) часть казахской истории, которая роднит народ казахов с древними персами, ираноариями, а значит, и с наследием древнейшей на земле арийской культуры.

Фараби жил в IX–X веках — во времена Арабского халифата и активной экспансии ислама на территориях Средней и Центральной Азии. К тому времени ислам распространился до самых берегов Сырдарьи, где собственно и находился город Фараб. Именно эта местность была примерной границей влияния новой религии и арабских владений, точнее владений наместников халифа Саманидов. Их власть постепенно усиливалась, и вскоре было создано отделившееся от халифата самостоятельное феодальное Саманидское государство. Здесь же, к северу от Фараба на берегах Сырдарьи жили кочевые тюркские племена (в основном карлуки и огузы), еще не принявшие мусульманства, которые, получив земельные участки от Саманидов, должны были охранять границы саманидских владений от набегов кочевых тюрков. По данным восточных географов установление ислама в этих краях относится где-то к середине IX века, поэтому ислам мог бы принять только отец Фараби, а его дед мусульманином не был. Согласно историческим исследованиям, Фараби родился в семье военного одного из местных тюркских племен, однако не исключается его персидское происхождение. На территории Мавераннахра в те времена было еще два селения под названием Фараб (в районе современных Чарджоу и Самарканда), поэтому в некоторых источниках существует путаница относительно места рождения Абу Насара, хотя многие данные свидетельствуют о том, что его родина — на Сырдарье.

В связи с этим возникает вопрос о вероисповедании Фараби, а также его принадлежности к той или иной культуре. Этот вопрос имеет определенную значимость хотя бы в связи с тем, что именем этого человека названа одна из важнейших кузниц идеологических кадров страны, а значит, дела этого человека уже заложены в коллективном бессознательном тысяч людей. Согласно историческим данным, среди тюрков (как кочевых, так и оседлых) наряду с исламом было широко распространено манихейство [46] — лжеучение, в котором сформулированы всевозможные искажения зороастрийской религии о Добре и Зле. Но, если на столь огромной территории существовало «искаженное учение», то можно с уверенностью предположить, что здесь были и приверженцы истинного учения, противники манихейской ереси, исповедовавшие зороастризм. Известно, что многие тюрки принимали активное участие в антиарабских восстаниях, прокатившихся в странах Средней Азии и Закавказья в VII–VIII веках, имеются также сведения о том, что царь Отрара (Фараба) числился среди врагов халифа Мамуна и находился в оппозиции к халифату. Дух этой борьбы был еще значительно силен и в эпоху самого Фараби, что, без сомнения, оказало определенное влияние на формирование мировоззрения будущего ученого. Известно также, что прежде чем Фараби прибыл в Багдад, он побывал в Шаше и Самарканде, учился и работал в Бухаре, а также посетил многие города Ирана (Исфахан, Хамадан, Рею (Тегеран) и др.). Более того, прибыв в Багдад, Фараби не смог вынести обстановку исламского террора и преследования инакомыслия, в связи с чем был вынужден покинуть этот город. О смерти Фараби существуют две версии. Согласно одной, он умер естественной смертью в Дамаске, согласно второй — был убит вооруженными бандитами в степи. Погребение Фараби происходило без участия духовенства и совершения молитв (по мусульманскому закону, погребение происходит при непосредственном участии духовных лиц), это указывает на то, что духовенство объявило Фараби еретиком. Этот факт подтверждается и другими материалами, хотя отдельные мусульманские авторы стремятся представить Фараби апологетом ортодоксального ислама и «реабилитировать» его в качестве правоверного мусульманина. Все эти сведения о Фараби характеризуют его отнюдь не как приверженца ислама, и уж тем более не как манихея, а говорят о его явной принадлежности именно к маздаяснийской вере и зороастрийской религии.

Труды Фараби тоже указывают на его приверженность к древнейшим учениям Востока. В них он совершенно четко разделяет понятия Добра и Зла, не ставя между ними никакого тождества, а считая их категориями абсолютными и совершенно непримиримыми: «Силы, способности и произвольные действия, мешающие [человеку] в достижении намеченной цели… это зло; и наоборот, силы, способности и действия, помогающие в достижении намеченной человеком цели… — это добро» [47]. Рассуждая о счастье, Фараби подчеркивает: «Все, что полезно для достижения счастья, и все, чем оно достигается… — добро, и все, что в какой-то мере препятствует счастью, — это абсолютное зло» [48]. Счастье, согласно Фараби, — «это абсолютное добро». В трактате «О достижении счастья» он утверждает, что истинное счастье достигается только путем овладения всеми знаниями о существующих предметах, изучения их причин и истинных сущностей, что в конечном итоге ведет к познанию природы первопричины. Истинное счастье, согласно философу, воцарится лишь тогда, когда устранено всякое зло, и человеческая душа и разум сольются с мировым деятельным разумом, по природе своей являющимся вечным. Да, человеческое тело гибнет, но достигнутое им счастье, будучи явлением духовным, не погибает, а вливается в общий мировой разум. Души, достигшие счастья, после исчезновения тела соединяются друг с другом, что ведет к возрастанию добродетельных качеств, которые служат для последующих поколений. Каждое поколение оставляет после себя нечто такое (в форме достигшей счастья души), что сливается в общее счастье, пополняя его и облегчая жизнь потомков. Подобные воззрения во многом пересекаются с зороастрийской традицией, в частности с учением о Фравахаре, эгрегоре и карме рода.