Мятеж - Александр Афанасьев

– Маршалла ду шуьга, Аслан[59]! – сказал полковник Кордава, опережая графа Комаровского.

– Нохчо ву[60]? – мгновенно отреагировал молодой солдат на слова, сказанные на родном языке.

– Со полковник ву[61], – ответил полковник Кордава.

– Господин полковник, рядовой Аслан Дикаев по приказанию господина подполковника прибыл! – встав по стойке «смирно», отчеканил по-русски чеченец.

Подполковник Мадаев с трудом удерживался от хохота.

– Рад, что вы не забыли устав, рядовой Дикаев.

– Так точно, господин полковник, разрешите обратиться к господину подполковнику!

– Разрешаю.

Подполковник дал рядовому какие-то указания на своем языке, Аслан принял стойку «смирно», потом повернулся к ним.

– Господин полковник, прошу следовать.

Все-таки наличие русских гимназий давало свой результат.

– Рукопашный бой знаешь? Нападай на меня!

Граф попробовал – и через секунду оказался на земле. Он сам не понял, как это вышло – прием не сработал.

– Не знаешь... – довольно констатировал свое превосходство чеченец.

– Ему это не нужно знать, Аслан, – нетерпеливо произнес Кордава.

– Никак нет, нужно, господин полковник. Когда ты к врагу идешь, все нужно знать. С оружием знаком?

– Знаком... – зло сказал граф, отряхиваясь.

– Проверим. Пистолет есть?

Полковник Кордава достал свой – это был армейский «Орел», разведчики обычно предпочитают более легкое оружие. Пистолет этот графу был хорошо знаком, он взвесил его на руке, отодвинул затвор, проверив, есть ли там патрон, потом взял двуручным хватом.

– Вон туда попади! – указал Аслан на здание аэропорта, солнце клонилось к закату, и приходилось стрелять метров с семидесяти. – Вон вывеска, попади в нижнюю часть первой буквы. Сможешь?

Граф Комаровский принял более устойчивую стойку, так называемую американскую, медленно поднял пистолет. Бахнул выстрел – и нижней части первой буквы «в» и так покоцанной вывески не стало. Зато над бетонным поребриком крыши появилось разъяренное бородатое лицо, а рядом – ствол автомата.

– Ты что делаешь, сын осла?! – закричал бородатый по-русски, добавив еще и по-матерному. – Ты же чуть нас не убил! Шайтан тебя забери!

– Бех ма биллалахь, Муса![62] – громко крикнул в ответ Аслан, явно довольный собой.

– Хьайна сингаттам ма баккха![63] – ответили сверху.

Все это больше походило на банду, а не на регулярное воинское подразделение. Но кто может лучше справиться с бандой, если не другая банда?

– Господин подполковник сказал, что вашему человеку предстоит прыгать с парашютом, а потом действовать в одиночку, это так, господин полковник?

– Да, это так, рядовой. И он не должен обнаружить себя. У вас есть маяки и средства обозначения целей?

– Так точно.

– Неси их тоже.

Аслан вернулся минут через десять на открытой машине, вооруженной двумя пулеметами, за рулем был еще один чеченец, тоже молодой. Махнул рукой, приглашая садиться в машину...

– Это штурмовой карабин с оптическим прицелом. Тут есть еще... неслышным пулю делает. Хороший карабин, дядя Ваха сам лично его перебирал и пристреливал. К нему есть прицел, вперед ставишь, а можно на каска. Но к нему батарейка нужен, плохо. На, попробуй.

Граф Ежи принял осторожно поданный штурмкарабин – это была гражданская винтовка, но с запрещенным в гражданском обороте глушителем, причем он не накручивался на ствол, а замыкался на нем специальным замком. Длинная алюминиевая планка – рельса, крепящаяся на верхней части цевья и на прикладе, позволяла ставить по два прицела сразу любого типа. Изобрели такое в Северной Америке, для гражданского рынка – но почти сразу переняли и у нас, и в Священной Римской империи. Оно и понятно – требования рынка. Прицел был нестандартный, но, похоже, армейский, со специальными линзами. Такие не засекаются приборами поиска снайперов и не дают бликов.

Вставив магазин, граф Ежи оперся руками о капот, выстрелил несколько раз в сторону леса, пытаясь понять, как идут пули. Винтовка была перетяжелена на ствол, но это понятно и привычно для снайпера, снайперских винтовок с легкими стволами не бывает. Пули шли кучно, а это главное – поняв, что винтовка чуть высит, граф Ежи запомнил поправку и сбил несколькими пулями большую толстую ветку на дереве, примерно в шестистах метрах от них.

– Умеешь, – констатировал Аслан, – ты сильный?

– Да... есть такое.

– Тогда и автомат легкий понести сможешь. Есть у нас. Он такой же, как обычный – только легкий совсем, его несешь и не устаешь, а стреляешь из него – не слышишь.

– А маяки? – напомнил Кордава.

– Маяки... – Аслан достал из перчаточного ящика в машине один, – это проще простого. Они лежат – кушать не просят. Надо – достал, вот смотри – кнопочка тут такой, вот это в сторону сдвинул, кнопочка нажал и бросил во врага. И беги, а то и тебе достанется. А на автомате есть такая штука, с кнопкой, здесь крепится. На кнопка нажал и прицелился туда, где враг. Вот и все. Это проще простого...

Вот и весь инструктаж. Чеченцы вообще к жизни относились просто...

Напоследок Аслан, видимо, проникшийся каким-то уважением к польскому графу, сделал то, чего от него не просили: улучив момент, дал ему общий позывной чеченского спецбатальона. Сказал, что если там что-то будет, то пусть напрямую выходит на них.

В этом все чеченцы. Для них оказаться лучшими, первыми – очень важно, независимо от того, что по этому поводу думает армейский устав. Но и таким... башибузукам в русской армии тоже находилось место.

Общий позывной чеченцев был таким же, как у их командира: Берзалой. Волк.

...Интересная все-таки штука жизнь. А у военного – жизнь интересна вдвойне.

Еще утром граф Ежи Комаровский жил нормальной человеческой жизнью – у него была его женщина, было немного времени, чтобы посвятить его друг другу, и была какая-то иллюзия, хрупкая иллюзия, что все наладилось и жизнь пойдет на лад. А сейчас он сидел один в темном чреве ревущего моторами транспортного самолета, уносившего его в неизвестность. Рядом находился большой транспортный контейнер, он был пристегнут к его ногам длинным и прочным фалом. Он сидел, стараясь отвлечься, не слышать зубодробительного рева моторов и, самое главное, не бояться.

Он солгал, сказав, что у него было восемнадцать прыжков. Их было всего восемь, из них только один с оружием и ни одного – ночью. Семь прыжков с принудительным раскрытием парашюта. Вот так. Почему солгал?

А сами не догадываетесь?

Полковник Цезарь Збаражский обвинил его в убийстве, которое, скорее всего, сам и совершил. Полковник Цезарь Збаражский убил его отца и сослуживцев. Полковник Цезарь Збаражский был предателем, и он был единственным, кто может однозначно и неопровержимо подтвердить невиновность Ежи. Кордава правильно сказал – доказать свою невиновность можно, только найдя настоящего убийцу.

Граф еще не решил, как поступит, когда найдет этого негодяя.

По лесенке из кабины экипажа спустился выпускающий офицер, первым делом пристегнул свой страховочный фал и только потом спустился. Подошел к единственному пассажиру транспортника, дружески хлопнул по плечу:

– Три минуты! Ветер западный, слабый! Начинаем!

Граф Ежи в ответ показал большой палец. Он должен был прыгать с высоты пять тысяч пятьсот метров.

Выпускающий, твердо ступая по рифленому полу грузового отсека самолета, подошел к створкам хвостовой аппарели. Красный свет на «светофоре»[64] сменился на желтый. Выпускающий показал большой палец, граф Ежи встал и пошел на исходную, стараясь ступать так, чтобы не упасть.

Держась за специально приваренную в том месте рукоять, выпускающий нажал на рубильник – и створки десантного отсека пришли в сложное, до миллиметра выверенное движение, впуская в самолет ревущую тьму. Выпускающий зачем-то выглянул туда, потом повернулся, и граф Ежи снова показал ему большой палец.

Йезус-Мария, спаси и помилуй меня.

Чувство страха, животного страха перед прыжком в ночь, заставляло его послать все куда подальше и сесть на скамейку, сказать – ко всем чертям, ищите другого дурака. Польский гонор и чувство долга толкали его вперед.

Желтый свет на светофоре сменился на зеленый, выпускающий махнул рукой – и граф Ежи, до боли зажмурив глаза, неуклюже побежал вперед. Он считал каждый шаг, а конца все не было, он бежал и бежал, свистел ветер, и дистанция почему-то не кончалась, он как будто бежал по дороге, выстроенной неведомыми силами в небе. Он открыл глаза, чтобы посмотреть, сколько еще бежать – и тут нога провалилась вниз, не найдя опоры, а ревущий ветер со свирепой силой подхватил его и потащил за собой.

14 июля 2002 года

Константинополь

Город Константинополь...

Город двух религий, второй Рим, Царь-Град, в свое время захваченный мусульманами. Бывшая столица Османской империи, давнего и непримиримого соперника России на Кавказе. Город, давший в свое время человечеству наиболее совершенную систему правовых норм – дигесты Юстиниана. Город, являющийся ключом к Черному морю, город, контролирующий треклятые Проливы, веками сдерживавшие военно-морскую мощь России в этом направлении. Город, ставший оплотом византийской цивилизации – цивилизации, духовной наследницей которой и стала Российская империя, самое сильное государство в мире. Город, вспомнивший свое истинное имя после многих веков забвения...