Мятеж - Александр Афанасьев

И снова – воспоминания, которые не радуют. Все же вспомнил.

– Он мне сказал, что живет на авеню Ягеллонов, и попросил проводить. А там меня штрафанули, пся крев, я это место хорошо запомнил. Ну и... сложил два и два.

– Хорошо. Вы пришли домой к Ковальчеку. Он предложил вам наркотики? Или что-то еще?

– Да ничего он не предложил, пся крев! Это я ему предложил показать, где он эту дрянь хранит. Ткнул пару раз в унитаз физиономией – он и лопнул.

– И показал.

– Показал...

– А вы?

– А я все это в унитаз у него на глазах спустил.

Внезапно Кордава улыбнулся.

– Верно, он сильно об этом сожалел. А потом вы сказали ему – если еще раз, то я тебя...

– Так точно.

– И ушли.

– Ушел. Ну, я же сказал это, детектор должен был подтвердить.

– Что подтвердил детектор, это неважно, пан граф. Даже если вы говорите правду – обелить вашу репутацию можно только одним способом: узнать имя настоящего убийцы. А сделать это мы можем только здесь и сейчас с вами. Вы все еще не поняли? Подумайте сами – вам не кажется, что все это время вы находились в центре какой-то грязной игры? Что вас просто сталкивали лбами с Ковальчеком. И занимались этим все окружавшие вас люди. Ваш отец пригласил вас в свой кабинет и познакомил вас со Збаражским. Пани Елена познакомила вас с Ковальчеком. Пан Збаражский шантажировал вас, чтобы вы сблизились с Ковальчеком. Потом пани Елена буквально вывела вас на Ковальчека, как на наркоторговца. Кто-то очень сильно постарался, чтобы свести вас вместе. А для чего этот «кто-то» делал это – не задумывались? Может быть, чтобы убить содомита и свалить вину на вас? А может, еще что похуже? А?

– Не хотите ли вы сказать...

– Думайте сами.

– Этого быть не может.

– Может. Вам известна поговорка: предают только свои? Чужой не может предать, вы не повернетесь к чужому спиной. Как думаете, насколько пани Елена увязла в заговорщической организации?

– С тех пор, как мы вместе, она ничего не сделала.

– Уверены? Вы с ней были двадцать четыре часа в сутки? Да тут и делать-то ничего не понадобилось: просто надо было свести вас с ума, затем свести вас с нужным человеком, потом вывести из равновесия, чтобы вы начали делать глупости.

Видя, что граф Ежи еле сдерживается, чтобы не накинуться на него, полковник предупредительно поднял руку:

– Не стоит. У пани Елены нет одного – мотива. Я сильно сомневаюсь, что она способна хладнокровно играть на чужих чувствах ради каких-то целей, пусть даже и неподлеглости Польши. Наркотики... она могла их просто купить. Был кто-то еще. Его мы и должны найти. Докажите невиновность пани Елены – не нам, самому себе.

Ох, как было трудно... Тем более ему, поляку и дворянину. Когда учился в кадетском корпусе – постоянно посещал карцер за драки и считал это не наказанием, а какой-то даже доблестью. В его личном деле было записано совершенно суворовское: «Что в деле, что в непослушании – лих». Но обучение в военном училище и служба в гвардейском полку все-таки научили его сдерживаться. И он сдержался. Хотя внутри – кипел.

– Спрашивайте, – сказал он, откинувшись на спинку стула, как это только что сделал полковник Кордава.

А вот полковнику-разведчику граф Ежи нравился все больше, и он ничего не мог с собой поделать. В нем он видел себя самого двадцать с лишком лет назад, когда он только что выпустился из Тбилисской кадетки и прибыл к первому месту службы. Ох, горяч был! Их было несколько джигитов из Грузии, начинал он, как обычно кавказцы из мелкопоместных дворян, в Дикой дивизии. Все петербурженки были их! Но и о деле не забывали. Потом, после командировки, о которой и вспоминать не хочется, сам подал рапорт в разведку. Так и остался... Поукатали сивку крутые горки, а службу служить надо. Может, и этот... по его стопам пойдет, задатки есть.

– Спрошу. Вы ушли от Ковальчека, что было потом?

– Явился на службу...

– Сразу?

– Нет. Сидел, как дурак, ждал ее. Потом напился... сильно напился. Не знаю... может, и хорошо, что не пришла.

– Явились на службу, и там...

– Там меня ждал Збаражский. В кабинете.

– В вашем кабинете? – насторожился полковник.

– В моем, в каком же еще. Вообще-то он не совсем мой, есть свободные кабинеты, туда пристраивают всякие комиссии, командированных офицеров...

– А как туда попал он? Вы что же, оставляете кабинет открытым, когда уходите?

– Никак нет. Наверное, ключ на охране взял.

– И что он?

– Расспрашивал, что произошло. Сказал, что Ковальчек убит.

– Это он вам сказал?

– Да. Я сразу не поверил. Спросил меня – зачем я это сделал, а я понять не мог, о чем это он.

– Вспоминайте этот разговор, это очень важно. До последней детали!

– Я пришел. Збаражский сразу начал меня обвинять. Я не понял в чем и защищался. Потом Збаражский мне сказал, что пана Ковальчека застрелили. Я вытащил пистолет, положил перед ним, сказал, что из него лет пятьдесят не стреляли, и он может лично в этом убедиться...

– Стоп! Вы сказали, что Ковальчека именно застрелили или Збаражский? Это очень важно!

– То есть как так «убил»? – снова не понял граф Ежи. – Что значит «убил»? Я его просто избил, а не убил.

Теперь недоуменный взгляд бросил на своего агента пан Збаражский.

– Нормально вы его избили. Вы его застрелили, его обнаружили мертвым. Убитым из пистолета!

– Он. Он сказал, что Ковальчек застрелен, убит из пистолета, вот как он сказал, и обвинил в этом меня. Сказал, что надо было его арестовать и вместе с наркотиком, тогда бы полиция могла раскрутить этот клубок и выйти на банду наркоторговцев и самого Ковальчека отдать под суд за наркотики. Я сообщил, что Ковальчек признался мне, кто поставляет ему кокаин. Это какой-то пан Жолнеж Змиевский, полициянт из полиции Варшавы.

– Жолнеж Змиевский?

– Да, Жолнеж Змиевский. Потом я...

– Достаточно, – с прытью даже неприличной для человека столь солидного возраста и звания, Кордава вскочил на ноги, – сидите здесь, пан граф, и ничего не трогайте. Я сейчас вернусь...

С неприличной прытью полковник Кордава пробежал в модуль, где была их связь по закрытой сети, выгнал из-за терминала одного из нижних чинов, поставил терминал связи под перезагрузку и заменил пароль. В закрытой системе связи пароль не набирался – система представляла собой носитель, недоступный к перезаписи и копированию, на котором содержался код с 2048-битным шифрованием, подобрать его было практически невозможно даже с использованием суперкомпьютера. Там же, на носителе, находился личный алгоритм шифрования Кордавы, у каждого из старших офицеров был личный алгоритм шифрования, подобранный генератором случайных чисел и меняющийся раз в месяц, причем новые носители, каждый из которых был номерным, раздавали при помощи специального барабана-лототрона. Поэтому получить информацию, которой обменивалась русская разведка и контрразведка, было почти невозможно, даже если каким-то чудом удавалось добыть один-два алгоритма шифрования – с их помощью можно было прочесть только ограниченный круг сообщений, касающихся лично этого растяпы-офицера, и не более. Получается, если кто-то садился работать за терминал, он должен был вставить носитель в USB-разъем, иначе терминал не позволял работать.

В ожидании, пока загрузится программа, полковник весь извелся. Наконец на экране появилась заставка его личного кабинета, фоном служила лично им сделанная у себя на родине фотография Куры[53] на цифровик. Зайдя в программу поиска, он сделал запрос на «Жолнеж Змиевский» и принялся ждать. В последние десять лет работа их очень упростилась, и ту информацию, которую раньше они ждали сутки, теперь можно было получить за несколько минут. Но и работа шпионов облегчилась чрезвычайно. Раньше было золотое правило: семьдесят процентов провалов относятся на провалы через связника. Брали на «моменталках»[54], на тайниковых операциях. Сейчас ни того, ни другого нет. Любой агент может зайти в первое попавшееся интернет-кафе, зашифровать внешне невинное письмо коммерческой программой шифрования и отправить его в любую страну мира. Поток информации, которой сейчас обмениваются люди из разных стран мира, за это время вырос на два, а то и на три порядка. Если раньше люди писали письма, и они шли неделями – то теперь электронное послание доходит за несколько минут. У каждого в кармане мобильный телефон с цифровым фотоаппаратом, видеокамерой, иногда и навигатором глобального позиционирования. Если десять лет назад спутниковый мониторинг местности был доступен лишь аналитикам Генштаба, то теперь он доступен любому желающему бесплатно. Но и противодействовать всему этому стало намного проще.

Программа выдала результат. Полковник Кордава прочитал справку и выругался матом, теперь уже на великом и могучем. Потом на его плечо легла рука, и он чуть не подпрыгнул.

– Что, генацвале? – спросил его Габриелян.