Лестница Шильда, роман - Грег Иган

Чикайя заметил:

― Если ты прав, мы просто зря тратим время.

Софус рассмеялся.

― Хотелось бы мне, чтобы все Добытчики оказались так же сговорчивы.

Чикайя уловил едва заметную перемену в поведении Мариамы, узнавшей его здешнюю метку. Непохоже было, чтоб она удивилась или охладела к нему, но по лицу ее скользнула примирительно-недовольная гримаска, точно отбросить остальные возможности не доставило ей особого удовольствия.

Он ответил:

― Я не готов признаться, что верю твоим словам. Теперь я по крайней мере знаю, что ты посеешь неразбериху и дезинформируешь остальных.

Софус не смутился:

― Все данные переведены в открытый доступ; ты сам можешь взглянуть на них и сделать для себя выводы. Позднее, то есть еще сегодня, у меня пройдет презентация, на которой тебя кое-что наверняка заинтересует.

― На какую тему? Как нам побыстрее склеить ласты и уплыть домой? С Добытчиками впереди, разумеется…

― Нет, не угадал. О том, почему мы не должны так поступать, даже если я и права.

Чикайю это заинтриговало.

― Одной рукой ты нагнетаешь беспросветную тоску, а другой разгоняешь ее! Ты нас никуда не приведешь таким вот курсом.

― Я никого никуда не стремлюсь привести, — возразил Софус. — Чем больше народу корпеет над этой проблемой, тем ближе придвигается наше постижение ее сути. Я счастлив делиться своими идеями с каждым, кто способен их воспринять; если какой-нибудь Добытчик отбросит меня на канаты, разгромив в пух и прах, а ответной любезности не проявит, я на самом-то деле ничего и не потеряю.

― Ты что, боишься, как бы мы не перепрыгнули через Барьер первыми и не заграбастали себе то, что вы стремитесь истребить?

Софус приветливо улыбнулся в ответ.

― Может оказаться, что такая угроза обретает реальные очертания. Если я пойму, что мы подобрались к этой точке, я, скорее всего, скорректирую избранную стратегию. Пока что это больше напоминает игру «передай квантовую посылку»,[54] где все участники трудятся одновременно, срывая обертки, и получают призы одинаковой ценности. Почему бы не переключиться на классическую версию? Кто первый успел, того и тапки.

Чикайя не стал с ней спорить, было бы невежливо констатировать очевидное: раз уж Софус решил, что делиться с ним находками и дальше слишком рискованно, не будет он выставлять себя дураком и озвучивать это предположение. В такой ситуации наиболее логичной стратегией виделась такая: оставаться таким же словоохотливым и участливым, как и прежде, но подменять истинные, тяжким трудом добытые знания, которые он не задумываясь выдавал противнику в прошлом, столь же безукоризненно оформленными баснями про красную селедку.[55]

Они добрались до каюты Мариамы, и Софус оставил их наедине. Чикайя вышел в коридорчик, не зная, попросит она его задержаться или нет.

Она сказала:

― Ты войдешь или как? Если да, то входи.

Он сел, скрестив ноги, на кровать и стал смотреть, как она расхаживает по каюте. Она захватила с собой несколько физических объектов — горстку грубо обработанных камушков и фигурок дутого стекла, пересозданных в приемной «Риндлера» из сопроводительной информации. А теперь не могла решить, куда бы поставить их.

― Я путешествовал налегке, один, — сказал Чикайя насмешливым тоном. — Мне показалось бы несправедливым расходовать корабельные запасы вещества на любимые безделушки.

Мариама посмотрела на него, чуть прищурившись.

― Ты часом не пуританин? Да нет, не до такой же степени амнезии, я надеюсь.

Он рассмеялся.

― Не в эти дни.

В прошлом он выбрасывал редко используемые воспоминания из кваспа при каждой смене тел. Стоило подключить режим полного сенсорного спектра, и тут же монтировались все записанные данные. Наступала пора, когда память о том, как на гуптанской речке вода залила ему уши или в походе по пельданской пустыне, устраивая лагерь, он случайно споткнулся и, падая, перднул, больше не могла считаться ключевой частью его личности.

Но он снова принялся копить эти мелочи, и постепенно их насобиралась целая куча, хотя до полной очистки кваспов было еще далеко. Теперь, однако, держать воспоминания про запас оказалось негде; даже если бы он заархивировал их и закинул в бестелое облако, безопасность хранения достигалась бы в ущерб доступности. Так они и будут волочиться за ним.

Мариама наконец разыскала в шкафчике у постели полочку, способную приютить ее сокровища, и в их числе — изысканно оплетенную бутылку Ютейна.[56]

― Собирать все воспоминания в кучу — это одно, — заметила она, — от ухода за горизонт тебя это не спасает.[57]

Чикайя пренебрежительно фыркнул.

― За горизонт? Мне четыре тысячи девять лет! За вычетом Замедлений и беспамятства в пути я прожил едва половину этого срока.

Теория информации налагала определенные закономерности на корреляции, какие человек может поддерживать между разными ментальными состояниями в различные времена; детали определялись структурой индивидуального разума, природой, так сказать, врожденного аппаратного обеспечения. Ну и про законы физики, в последнее время весьма смягчившиеся, забывать не стоило. Если и существовали, впрочем, принципиально необоримые границы, то его от них отделяла не одна эпоха.

― Думается, я могу без зазрения совести заявить, что я в большей степени я, в любом возрасте, чем произвольно выбранный незнакомец с большой дороги.

Мариама сложила руки на груди и чуть заметно улыбнулась.

― В строгом смысле слова — да, бесспорно. А ты не думал, что людские горизонты разнятся? Пытаясь построить более строгое определение, мы должны учитывать все и вся: каждый аспект темперамента, незначительные тонкости вкуса, каждое мнение по каждому вопросу, каким бы тривиальным оно ни выглядело. Характеристических примет так много… не приходится удивляться, что от перемены до неузнаваемости человека подчас отделяет целая вечность. Но не эти структуры нас определяют. Не они принуждают младшие версии наших личностей покорно принимать нас а качестве законных правопреемников и правопреемниц или же, напротив, ужасаться нам.