Лестница Шильда, роман - Грег Иган

Софус рассказывал, как все тут устроено, и они гуляли по кораблю. Мариаму не слишком впечатлил вид с аллей, хотя она явно не подбиралась так близко к Барьеру. Наверное, просто чаще бывала в космосе и успела привыкнуть. Его не удивило бы, впрочем, не побывай она в космосе ни разу, но выбери невозмутимость в качестве защитной реакции на новое окружение.

Когда Чикайе удалось сконцентрироваться на беседе снова, Мариама как раз произносила:

― Итак, нет надежды применить подходы, основанные на классах универсальности,[50] в разработке планковского червя, наделенного общей эффективностью, пока точная физика остается непроясненной?

Софус ответил:

― Тарек продвинулся в этом направлении и даже осуществил некоторые эксперименты, но я считаю, что это тупиковый вариант. С самого начала мы не знали показателей симметрии системы как целого. И такое положение дел сохраняется поныне! В ходу термин «нововакуум», но он обманчив. О каком вакууме мы говорим? Мы понятия не имеем, существует ли состояние, лежащее в нуль-пространстве всех операторов уничтожения зародышевых мимозанских частиц. Если существует, мы не можем наперед приписывать ему свойства, хотя бы отдаленно аналогичные лоренцевой инвариантности, не имеем права… Что бы там ни было, за барьером, симметрия относительно времяпереноса ему явно не присуща.

― Да вы шутите!

― Никоим образом. В действительности эта точка зрения с каждым днем приобретает все больше сторонников. — Софус значительно взглянул на Чикайю, как если бы последний только и ждал, когда же Защитники продемонстрируют вошедшие в поговорки словоохотливость и открытость.

Чикайя подтвердил:

― Это так и есть. Я сам наблюдал за одним из экспериментов, всего пару часов назад.

Мариама улыбнулась, явно завидуя незначительному обретенному им преимуществу.

Он тоже улыбнулся, надеясь, что выражение лица его не выдаст. В тот миг, когда он увидел ее стоящей посреди обзорной платформы, он и не задумался, в ряды какой из фракций она явилась вступить; столь эфемерные понятия полностью улетучились из его помыслов. Но теперь он постепенно осваивался с мыслью, что она явилась поддержать сторону, которой, он бы побился об заклад, ей стоило оказать отпор. Какая-то часть его разума, обдумывая этот факт, настаивала, что понятие Мариамы, с которым ему прежде доводилось идти по жизни, безнадежно устарело и разошлось с реальностью; построенная им модель не принесла бы ему ничего, кроме дискомфорта и конфузов. Подлинная Мариама, которую он воображал неизменной даже в конце столь долгого пути, наверняка выберет себе куда более достойное занятие, чем мериться с ним успехами и заслугами.

Чикайя принудил себя поймать упущенную было нить рассуждений Софуса.

Кадир и Зифет изъяснялись отнюдь не так обстоятельно и доступно, но ведь они были не в лучшем расположении духа. Отчаяние Кадира обретало новый смысл. Оно не сводилось только к ужасу за судьбу его родного мира, но также к фрустрации, испытанной им при встрече с физикой границы.

Симметрия относительно сдвига временных координат представляла собой краеугольный камень всех гипотез, которыми они надеялись объять нововакуум. В обычной физике двое экспериментаторов могут провести один и тот же опыт; один начнет в полночь, а другой — в полдень. Затем их различные версии опыта можно легко совместить, отняв или прибавив полдня в каждом из случаев. Данные наложатся друг на друга. s3to представлялось настолько очевидным, что и отдельного упоминания, казалось бы, не заслуживало. Но тот факт, что такое совмещение возможно в принципе, и все законы физики останутся неизменны при относительном времясдвиге двух событийных последовательностей, налагает жесткие ограничения на сами эти законы.

Все, что происходит во Вселенной, на определенном уровне уникально. Если бы это было не так, не существовало бы ни памяти, ни истории; хронология как таковая не имела бы смысла. В то же время всегда возможно выдернуть несколько ниточек событийиз роскошного гобелена контекста, и окажется, что этот небольшой фрагмент реальности в принципе идентичен бесчисленному множеству других, если только правильно ориентировать их для нужд такого сопоставления. Сделать шаг к северу на Тураеве в восемнадцатый день рождения — это отнюдь не то же самое, что сделать шаг на запад на Пахнере четырьмя тысячами лет позднее, но, анализируя два этих одиночных поступка, можно с успехом отвлечься от окружающей планетарной обстановки и подробностей биографии, ограничиться движениями мышц и связок и триумфально объявить, что управляющие ими законы механики остаются одинаковы в обоих случаях.

Когда разразилась мимозанская катастрофа, сразу же стало понятно, что экспериментаторы создали в Квиетенере нечто, не обладающее привычными пространственно-временными симметриями, позволявшими игнорировать конкретные указания на место, время, направление и скорость физической системы при изучении глубинных принципов ее работы. Еще меньше было оснований ожидать от мимозанского вакуума подчинения «внутренним» правилам симметрии, определявшими поведение фазы электрона, цвет кварка[51] так же произвольно, как выбор основного меридиана той или иной планеты.

Но каждый исследователь нововакуума бессознательно полагался на предположения, что привычные ему закономерности сменятся более экзотичными, а не будут отменены вовсе. Математики составили каталог, многократно превосходивший размахом реализованные в природе возможности; большее/меньшее число измерений, различные геометрические инварианты, новые группы Ли [52] для межчастичных преобразований. Повстречаться с такими структурами было бы странно, однако задним числом удалось бы подыскать этому объяснение. На крайний случай, по умолчанию подразумевалось, что можно будет применить результаты относительно простых опытов для прикидок исходов повторных экспериментов. Если даже этого нельзя ожидать, то и предсказание хоть каких-то результатов становится невозможным в обычном смысле слова. С тем же успехом можно было гадать, кого ты повстречаешь в переполненном театре на Квайне,[53] по списку приглашенных на ночь открытия фестиваля на Эсхиле.