Виктор! Виктор! Свободное падение - Ф. Скаген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам эта подпись ничего не напоминает?
— Герхард Мольтке… Нет.
— Я имел в виду другое. Не кажется ли вам что-то в этой подписи знакомым?
Удивленно вскинув на него глаза, она снова углубилась в изучение брошюры. Потом опять прищурилась.
— Это «М», — сказала она тихо. — Оно похоже… Что все это значит?
— Директор типографии Грегерсен утверждает, что Мартенс владел норвежским в совершенстве. Это правда?
— Да. Он очень много читал. Даже написал пару сносных рассказов. Но…
— Вы думаете, этот текст мог быть написан им?
На секунду было размякнув, она вдруг осерчала:
— Чего вы от меня хотите? Какое отношение это имеет к бегству Мортена?
Когда старший инспектор Рённес объяснил ей связь двух событий, Кари побледнела. Она сцепила пальцы как записной атеист, отказывающийся скрестить руки.
— Это невозможно! — крикнула она.
Он прижал указательный палец к губам и произнес как мог спокойно:
— Сожалею, что приходится говорить вам это, но если вы правы и ваш бывший муж жив, то, очевидно, он ударился в бега.
— Зачем?
— От страха, что мы на него вышли.
— Нет… нет.
— Вы не знаете, где он мог бы скрываться?
Она молча покачала головой. У Кари Ларсен, только что не жалевшей для мужа обидных слов, был такой вид, будто она еле сдерживает слезы и ей хочется взять назад все обвинения.
— Если вы что-то вспомните, сообщите нам. Мы будем информировать вас о ходе расследования, — пообещал Рённес, прежде чем допить кофе и распрощаться.
Десять минут спустя он снова стоял на набережной в Браттера. Здесь уже собрался народ. Любопытствующие зеваки дрогли на ветру и вглядывались в воду. Френген доложил, что труп не обнаружен, а водолазы, время от времени выныривавшие на поверхность, добавили, что его могло снести течением. Но прямо у парапета нашлись ключи от «Лады». Рённес наказал инспектору Андерсену не откровенничать с журналистами, если вдруг появятся. И вместе с Френгеном отправился в управление, где по всей форме получил у дежурного разрешение на обыск в квартире Мартенса. Потом они вернулись на Свердрюпсвейен. И провели здесь два часа, обследуя жилище Мортена.
Около двух уставший старший инспектор Рённес вошел в столовую управления, неся свой сверток с завтраком. Народу было мало, в том числе Юахим Шредер из контрразведки. Рённес завидовал его службе: не надо ни выуживать трупы, ни ковыряться в чужом белье, ни беседовать по душам с разведенками. Само собой, Рённес не подозревал, что его собственная служба вызывает у коллеги зависть, хотя совсем по другой причине.
— Что, у тотализатора антракт?
— Сегодня только вторник, — улыбнулся Рённес. — Но ничего, я тоже жду антракта. С пятницы меня можно искать дома в Колстаде, у телевизора. И к телефону подходить не буду!
— Лыжный чемпионат компенсирует напряжение, которого так не хватает в твоей скучной работе?
— Именно. Знаешь, а мы вычислили того афериста, который пожертвования собирал — помнишь, я говорил.
— Отлично. Я хотел бы получить свои деньги назад.
— Придется немного подождать. Парень испарился… вместе с денежками. Инсценировал самоубийство — мол, утопился вчера вечером. Мы сейчас ищем в Браттера, для очистки совести. Как думаешь, куда мог деться этот нахал?
— Уехал за границу, — предположил Иохим Шредер.
— Нет. В квартире мы нашли его паспорт. Но ты себе не представляешь, какой это проходимец. Ты помнишь, в той брошюре была пара фотографий голодающих поляков?
— Нет, к сожалению. Это так давно было.
— У него дома в шкафу мы нашли оригиналы. На самом деле одна — очередь голодных детей во время финской войны. А вторая — забастовка угольщиков в Уэльсе. Представь себе простодушных жертвователей, которые на это купились!
— Мы с женой, к примеру.
— Мало того, у него там еще полно таких штук. Которые он готовил. Лотерея в пользу Чили. Вариант брошюры с приложенным бланком перевода. Да еще настоящие лотерейные билеты — специально для балбесов, которые тут же рванут на ближайшую почту в надежде выиграть автомобиль. Розыгрыш осенью, так что у него было бы с лихвой времени собрать деньги и смыться. К счастью, здесь он вроде дальше планов не пошел.
— Но такие аферы не возможны без помощи типографии, — предположил Шредер.
— То-то и оно, что речь идет о печатнике. Кажется, одном из лучших в стране.
— Люблю таких ловкачей. Жаль, не используют они свои таланты в более богоугодных целях.
— Хм, — Рённес развернул свой завтрак и примерился к верхнему бутерброду с козьим сыром. «Много что в мире могло быть иначе», — подумал он.
— И теперь ты думаешь, что он пустился в бега?
— Да. Придется разослать ориентировку на него. Хуже всего то, что если мы его скоренько не найдем, то плакал мой отпуск.
— Бедняга.
— Тебе повезло, что ты спортом не интересуешься.
«Уж лучше б я интересовался», — заскучал Шредер. Он задержался сегодня с обедом из-за неожиданного визита — из Осло приехал начальник центрального управления контрразведки Свартскуг. От него Шредер получил указание снова взять под наблюдение Ествика. Во-первых, директор Вегардсон, очевидно, что-то затевает, а Ествик был с ним в контакте. Во-вторых, сотрудники Свартскуга тоже вышли на Титран, причем совершенно с другой стороны. Один парень, внедренный контрразведкой для прохождения альтернативной службы в «Народное движение против войн», сделал им копию письма, полученного организацией некоторое время назад. Отправитель — Эспен Эвьен, радикал и военный отказник.
Прочитав письмо, утверждавшее, что научные изыскания на Титране не что иное как закамуфлированная система навигации для подводных лодок, Шредер спросил Свартскуга, есть ли в выводах миротворца резон. Оказалось, что персонал Института энергетики ухохотался над письмом чуть не до колик — радикал просто-напросто перечитал Нильса Петтера Гледича. Зачем тогда, спрашивается, мурыжиться с Ествиком?
Столичный начальник объяснил, что и русские могут заблуждаться так же нелепо, как и Эвьен; но есть опасения, что они развернут пропагандистскую компанию против Норвегии и американской политики создания передовых баз. К тому же одна креатура контрразведки в ФОС[8] намекнула, что область Фрейи представляет собой стратегический интерес. Фосовец сказал, что они не в праве игнорировать очевидное: США могут вынудить нанести первый удар. Значит, в опасениях Эвьена есть здравое зерно? Ничего в них нет, отрезал Свартскуг. Но мы не хотим, чтобы придурки вроде Эвьена и Ествика делали политику создания баз предметом сенсаций. Это пугает население и провоцирует действительно опасные акции защитников мира. Они не понимают важности того, что США предпринимают определенные превентивные шаги, думают о нашей безопасности.
Безопасность? Определенные превентивные меры? Юахима Шредера продрал озноб — он воочию увидел картинку, которой обычно не позволял всплывать из глубин сознания, — из глубоких шахт вырываются атомные ракеты, делятся на множество зарядов, и каждый из них, не отклонившись ни на миллиметр от запрограммированного курса, устремляется к своей цели — молнии с неба, в десятые доли секунды превращающие живые существа в горящие факелы, пепел и тлен.
Начальник отдела Свартскуг тоже был без ума от спорта; ему не терпелось побыстрее вернуться в Осло, к чемпионату. Странный визит, решил Шредер. Заверил, что на Титране все тип-топ. Но вроде и предупредил.
— Ты где-то витаешь, — услышал он голос Рённеса. — Думаешь о моем печатнике?
— Да, — солгал Шредер. Он встал, поставил чашку и задумчиво добавил: — Если б я работал в типографии и решил нарушить закон, я б делал только одно.
— И что же?
— Печатал деньги.
— Понятное дело, — вздохнул Рённес ему вслед. И с облегчением набросился на козий сыр.
Когда Робинзон Крузо
очнулся и пришел в себя, милый и предупредительный Даниэль Дефо явил его взору изобильный, утопающий в зелени остров, расположенный в столь благоприятном климате, что нормальному человеку сложно ухитриться не сохранить свою жизнь — и даже с относительной приятностью. К тому же писатель бесхитростно снабдил жертву кораблекрушения именно теми орудиями труда, которые требуются, чтобы построить и оборудовать жилище, возделывать землю и охотиться.
Серым ветреным утром на холме к северу от Титрана человек по имени Мортен Мартенс не чувствовал, что бы добрая фея-хранительница осенила его своей милостью. Его не вела по жизни рука трезвомыслящего писателя, готового бросить спасительный круг в виде жары и крыши над головой. В отличие от Робинзона Крузо, Мортен Мартенс сам ставил свой жизненный спектакль; по доброй воле очутился он на обтесанной злыми ветрами скале, где климатические и природные условия не позволяли рассчитывать на земледелие, охоту и даже постройку жилья из подручных средств. Что толку с того, что море вокруг кишит рыбой, если ему голову негде приклонить? В какой-то момент он замерз настолько, что уже решил — все, умираю. Температура была чуть ниже нуля, но постоянный пронизывающий ветер вкупе с мокрой одеждой тянули на все минус пятнадцать. Давай, Мортен, докажи, на что способен! Построй себе дом, как Робинзон. Материала полно — шесть картонных коробок, рюкзак и мокрый спальник. Строй на века. Он сделал несколько спотыкающихся шагов и истерически захохотал. Настроение колебалось от видения миражей до полнейшего отчаяния. Временами он более-менее приходил в себя и тогда всячески поносил Мортена Мартенса. Вседержители, зачем он решился на такое сумасшествие? Мечта о мирной отшельнической жизни в долю секунды превратилась в замок на песке. В ужасе от глубины своего поражения он проклинал пачкателя холста, зачем-то разрушившего свою хижину. Ведь весной Нурдванг и не заикался о таких планах. То, чего Мортен в глубине души все время боялся — абсолютно непредвиденных помех, — произошло, и весь его гениальный план пошел коту под хвост. Сперва он отказывался поверить в это. И даже спустился в крохотную бухточку в надежде найти там так искусно замаскированную хижину, что ее не видно с гребня Свартнаккена. Но не нашел даже следов постройки. Тогда он на всякий случай обследовал еще две бухточки на северной стороне. Ничего, кроме покореженного ящика, который волна вынесла на берег вместе с водорослями. С таким же успехом он мог просто лечь на берег, подставиться волнам и ждать конца.