Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или - Айн Рэнд

— У вас сегодня были другие посетители?

— Нет. Но в чем дело, мисс Таггерт?

— Могу я взять это?

— Что? Сигаретный окурок? — Кен растерянно смотрел на нее.

— Да.

— Конечно, только зачем?

Она смотрела на окурок в ладони, словно на драгоценный камень.

— Не знаю… Не знаю, принесет ли он мне пользу, но он может быть ключом к… — она горько улыбнулась, — к моей личной тайне.

Дагни колебалась, покинуть ей кабинет или остаться. Она посмотрела на Кена Данаггера так, словно подарила последний взгляд тому, кто уходит туда, откуда нет возврата.

Поняв это, он улыбнулся и протянул ей руку.

— Я не прощаюсь, — сказал Кен. — Потому что в недалеком будущем мы увидимся снова.

— О, — радостно отозвалась Дагни, держа его руку в своей, — вы собираетесь вернуться?

— Нет. Вы собираетесь присоединиться ко мне.

Над заводами дышала красноватая мгла, словно литейные цеха спали, и только вздохи плавильных печей и сердцебиение конвейерных дорожек доказывали, что они бодрствуют.

Риарден стоял у окна своего кабинета, прижав ладонь к оконному стеклу. Его рука закрывала полмили заводских площадей, словно он хотел удержать их.

Он смотрел на длинную стену из вертикальных полос — коксовую батарею. С короткой вспышкой пламени узкая дверца отошла, и пласт ярко-алого раскаленного кокса гладко соскользнул, точно кусок хлеба, выскочивший из гигантского тостера. Всего мгновение он не двигался, потом угловатая трещина расколола его, и кокс осыпался в вагонетку, стоявшую под ним на рельсах.

Уголь Данаггера, подумал он. Других слов в голове не осталось.

Остальное затопило чувство одиночества, столь необъятное, что даже его собственная боль утонула в безмерной опустошенности.

Вчера Дагни поведала ему о своих тщетных попытках и передала ему послание Данаггера. Утром он услышал новости о том, что Данаггер исчез. На протяжении всей бессонной ночи, а потом в напряженной круговерти дневных забот он слышал, как в мозгу бьется ответ на послание, ответ, который он никогда не имел возможности произнести вслух.

Единственный человек, которого я любил. Так сказал Кен Данаггер, который не употреблял более нежных обращений, чем «Послушайте, Риарден».

Он думал: почему мы допустили это? Почему мы оба обрекли себя на изгнание среди невыносимо скучных чужаков, заставивших нас утратить всякое желание отдыхать, дружить, слышать человеческие голоса? Смогу ли я теперь захотеть провести хоть час, выслушивая моего брата Филиппа, и внушить жажду общения Кену Данаггеру? Кто заставил нас принять как должное, как единственную награду за труд, унылую пытку изображать любовь к тем, кто не вызывает у нас ничего, кроме презрения?

Мы, способные плавить камни и металл, почему мы никогда не ищем в людях того, чего нам так не хватает?..

Он попытался выбросить эти мысли из головы, понимая, что теперь они бесполезны. Но слова остались и звучали, словно он обращался к умершему: «Нет, я не проклинаю тебя за то, что ты ушел, если все вопросы и боль ты унес с собой. Почему ты не дал мне шанса сказать тебе… что? Что я одобряю твой поступок?.. Нет, я не проклинаю тебя, но и не последую за тобой».

Закрыв глаза, он попытался испытать воображаемое облегчение, словно тоже решил бросить все и уйти. Вместе с шоком потери он чувствовал едва заметный оттенок зависти. Почему они не пришли и за мной, кем бы они ни были, и не назвали ту неоспоримую причину, которая заставила бы меня уйти? Но уже в следующий момент он содрогнулся от гнева, поняв, что убил бы человека прежде, чем услышал от него слова тайны, способной оторвать его от родного завода…

Время было позднее, все работники уже разошлись, но ему претили дорога домой и пустота предстоящего вечера. Казалось, под покровом темноты, за пределами сияния плавильных печей его подстерегает враг, стерший с лица земли Кена Данаггера. Пусть Риарден уже не столь неуязвим, как раньше, но какой бы ни была и откуда бы ни исходила неизвестная угроза, здесь он по-прежнему чувствовал себя в безопасности, в круге спасительного огня, отгоняющего зло.

Он любовался мерцающими белыми отблесками на темных окнах отдаленного здания, напоминавшими игру солнечного света на воде. В стекле отражалась неоновая надпись, пылавшая на крыше над его головой: «Риарден Стил». Сталь Риардена… Его сталь… Вспомнилось, как однажды ему захотелось зажечь надпись над своим прошлым: Жизнь Риардена. Для чего? Чьи глаза должны были прочитать эту надпись?

В горьком отчаянии он впервые подумал, что источником той гордой радости, которую он раньше чувствовал, было его уважение к людям, восхищение их ценностью и здравомыслием. Теперь эта радость ушла. Остались всего двое, подумал он, для кого он хотел бы зажечь свою надпись.

Отвернувшись от окна, он взял пальто, пытаясь размеренными движениями вернуть себе четкость действий. Запахнул полы, туго подпоясался и быстро вышел из своего кабинета, гася свет короткими, точными взмахами руки.

Он распахнул дверь и застыл на месте. В углу полутемной приемной горела одинокая лампочка. На углу стола в позе терпеливого ожидания сидел Франсиско д’Анкония.

Риарден поймал в его взгляде мгновенный проблеск улыбки, словно перемигнулся с заговорщиком о только им одним известной тайне, о которой оба умалчивают. Это ощущение длилось лишь мгновение — слишком короткое, едва уловимое — потому что Франсиско сразу же поднялся и выпрямился с учтивым почтением. Несмотря на официальность позы, в ней не чувствовалось и следа чего-то неискреннего, казенного, она, скорее, подчеркивала интимность, не нуждавшуюся ни в словах приветствия, ни в объяснениях.

— Что ты здесь делаешь? — жестко спросил Риарден.

— Я подумал, что вы захотите увидеться со мной сегодня вечером, мистер Риарден.

— С чего бы это?

— По той же причине, которая задержала вас сегодня в кабинете допоздна. Вы не работали.

— Ты давно здесь сидишь?

— Час или два.

— Почему не постучал?

— А вы позволили бы мне войти?

— С этим вопросом ты запоздал.

— Мне уйти, мистер Риарден?

— Заходи, — Риарден указал на дверь кабинета.

Включая свет, двигаясь неспешно и уверенно, Риарден думал, что не должен позволять себе никаких эмоций, но против воли ощутил, что вместе со спокойным нарастанием неясного пока для него самого чувства к нему возвращаются краски жизни. «Будь осторожен», — приказал он себе.

Скрестив руки, он присел на край стола, глядя на Франсиско, по-прежнему почтительно стоявшего перед ним, и спросил с холодной полуулыбкой:

— Зачем ты пришел?

— Вы не хотите, чтобы я вам ответил, мистер Риарден. Ни мне, ни самому себе вы не признаетесь, как одиноко вам сегодня вечером. Если вы меня об этом не спросите, то вам и не придется этого отрицать. Просто примите как данность, что я это знаю.

Чувствуя, как гнев натягивает струну, возникшую между восхищением его откровенностью и возмущением дерзостью, Риарден ответил:

— Если хочешь, я признаю. Что мне твое знание?

— Только то, что я — единственный человек, кто это знает и кому это не безразлично.

— Почему это тебя волнует? И зачем мне нужна твоя помощь сегодня вечером?

— Потому что не так-то легко проклинать самого важного для вас человека.

— Я не стану тебя проклинать, если ты выйдешь за дверь.

Глаза Франсиско слегка расширились, потом он улыбнулся и сказал:

— Я говорил о мистере Данаггере.

Риардену на мгновение захотелось дать ему пощечину, потом он тихонько рассмеялся и произнес:

— Хорошо. Садись.

Он с интересом ждал, какое преимущество извлечет из этой ситуации Франсиско, но тот молча повиновался с мальчишеской улыбкой, выражавшей одновременно триумф и благодарность.

— Я не проклинаю Кена Данаггера, — объявил Риарден.

— Вы не проклинаете? — он произнес три слова с одинаковым ударением, очень спокойно, улыбка растаяла.

— Нет. Я не могу предписывать человеку, как много он должен перенести. Если он сломался, не мне его судить.

— Если он сломался?..

— Разве не так?

Франсиско откинулся на спинку стула, улыбка вернулась на его лицо, но счастья больше она не выражала.

— Чем стало для вас его исчезновение?

— Теперь мне придется работать еще упорнее.

Указав рукой на стальной мост, черневший за окном на фоне красного зарева, Франсиско сказал:

— Каждая из этих балок имеет предел прочности. Каков он у вас?

Риарден рассмеялся.

— Так ты этого боишься? Ради этого пришел сюда? Боишься, что я сломаюсь? Хочешь спасти меня, как Дагни Таггерт хотела спасти Кена Данаггера? Она спешила, чтобы попасть к нему вовремя, но опоздала.

— Она пыталась? Я об этом не знал. Мисс Таггерт и я во многом расходимся во мнениях.