Туристы. О путешествиях во времени. - Анна Белкина

Мимо неё проползли три грузные женщины, наградили Катю убийственно злобными взглядами и остановились в отдалении, разговаривая о чём-то. Катя почувствовала здесь себя крайне неуютно: это сварливые соседки Сенцова, они собрались в недобрый кружок и время от времени прожигают её своими ехидными глазками... Из-за громкой скорбной музыки, которая иногда срывалась с тональности, она не могла слышать, что они говорят, однако понимала, что ничего хорошего - возможно даже, что они именно её обвиняли в смерти Константина. Сейчас на ободранной трибуне высился широкоплечий, усатый начальник Калининского Ровд и громогласно рычал в пищащий фонами микрофон:

- ... собрались здесь, чтобы проводить в последний путь одного из наших лучших оперуполномоченных, который за время своей службы доказал, что существуют на земле такие смелые и разумные люди, которым под силу борьба с несправедливостью...

Так происходит всегда: когда человек умирает - все поют ему диферамбы, расхваливают, произносят речи... А пока он жив - гоняют в хвост и гриву, заставляя работать днём и ночью... Сейчас, стоя в сторонке от сенцовского гроба, Катя остро ощутила на себе свинцово-тяжёлую вину: Константин пропадал на работе, выполняя опасные задания, а она эгоистично кричала на него, требуя внимания только к себе и отключала телефон - тоже только из собственного эгоизма, не желая понимать, как мучается Сенцов...

Вокруг грохотали выстрелы: коллеги Сенцова подняли в воздух ружья и производили в его честь последний салют. Этот салют вполне мог звучать в честь их свадьбы, если бы Катя хоть немного прикрутила свой эгоизм...

***

Тетёрко самозабвенно грохотал и грохотал в микрофон, но Сенцов отвернулся и заткнул внутренние уши. Он не мог более созерцать условно свой проклятый гроб, поэтому - бестолково пялился поверх головы Красного на разлапистую липу. Липе этой, наверное, уже лет сто - Константин лазал по ней ещё будучи мальчишкой, а во вдоре ходила легенда о том, что некий умирающий солдат во время Второй Мировой нацарапал на её толстом стволе послание своей невесте... Это послание давным-давно стёрло беспощадное время, однако липовый ствол хранит другое послание - сам Сенцов, в один из мрачных дней без Кати, дождался вечерних сумерек, вышел из квартиры с перочинным ножиком и написал на дереве письмо для утраченной своей невесты, лелея странную надежду на то, что она когда-нибудь пройдёт здесь, прочитает неказистые строчки и разведётся с окаянным своим бухгалтером... придёт к Сенцову, и всё у них будет по-прежнему... Даже отсюда, из окна игрек-тачки, из-за башки Красного, Константин прекрасно видел буквы, которые старательно, до мозолей, вырезал на шершавой плотной коре. Он знал это письмо напамять, слово в слово...

- Эй, брат! - внезапно Красный разинул рот, схватил сенцовское плечо своей лапищей принялся бесцеремонно трясти Константина, вышибая из его головы все мысли.

- Эй, та чего тебе? - разозлился Сенцов на то, что Красный встревает в его личную жизнь - пускай даже и в мысленную.

- Ты не туда смотришь! - сообщил ему Красный и расплылся в непонятной улыбке, оснащённой по-американски отбеленными зубами. - Ты повернись и туда смотри! - с этими словами он нагло схватил голову Сенцова обеими руками и насильно повернул её в другую сторону, к Бисмарку.

- Во! - изрыгнул Бисмарк и ткнул пальцем куда-то за окошко.

Сенцов сначала не понял, зачем всё это нужно, стряхнул со своих ушей руки Красного... Но минуту спустя его взгляд вырвал из безликой толпы разевающих рты соседок тонкий силуэт в чёрном траурном платье. В тот же миг для Сенцова исчезло всё остальное - и его коллеги по опу, и соседки, и горластый Тетёрко... У каштана неподвижно стояла Катя - вся в чёрном, в чёрной кружевной косынке, с бледным заплаканным лицом. Она, казалось, закрывалась носовым платком, но Сенцов узнал бы её из сотни миллионов! Катя пришла на его условные похороны! Она не забыла Сенцова... и вырвалась от постылого бухгалтера!

Его милицейские коллеги палили из ружей, заставляя грохотать похоронный салют, а Сенцов внезапно рванулся в неистовой попытке выпрыгнуть из игрек-тачки и поскакать к Кате...

- Стой, куда намылился? - удивился Красный, а Бисмарк ухватил Сенцова поперёк туловища и не дал больше пошевелиться.

- Я скажу ей, что я жив! - неумолимо постановил Сенцов, пытаясь вырваться из стальных объятий, в которые заключил его могучий Бисмарк.

- Ты что, рухнул с липы? - громыхнула впереди Звонящая и обернулась, свирепо сдвинув брови. - Башкой вниз, на камень, точно!

- Катя! Катя! - завопил Сенцов, словно бы враз лишился ума. - Катя, ты меня слышишь???

Игрек-тачка звуконепроницаема - как бы в ней ни кричали, ни стучали, ни гремели - с улицы никогда и никто этого не услышит. Но Константин Сенцов об этом словно бы забыл - он безумно копошился и орал, не слыша сам себя, до тех пор, пока Звонящая не плюнула на пол и не зарычала так же сурово, как рычит уссурийский тигр:

- Всё, Репейник, мы уезжаем! Слизень этот меня задолбал за десять минут!

- Зря мы ему её показали! - негромко заметил Красный, заламывая Сенцову правую руку, в то время, как Бисмарк молчаливо вцепился в левую.

Репейник завёл мотор и заставил игрек-тачку подняться в воздух. Едва Катя исчезла из поля зрения Константина - последний будто бы вернулся "с небес на землю". Он осознал, что устроил глупейшую истерику, и товарищи решили увезти его прочь из-за этого, не дав ни похороны досмотреть, ни насмотреться на Катю. Константина буквально, задушили слёзы, он весь обмяк, затих и негромко плаксиво попросил:

- Репейник, вернись, а?

- Нетушки! - строго отказалась за него Звонящая, агрессивно сопя. - Ты нам чуть фингалов всем не налепил! Мы летим на Базу, и ты будешь весь день в боксе сидеть, понял?

- Пожалуйста... - тихо пискнул Сенцов...

- А если выползешь - я сама влеплю тебе фингал! - завершила тираду Звонящая и отвернулась к окну.

- К тому же, мне ещё Рыбкина этого искать! - угрюмо пробурчал Репейник, таращась на сверкающие воды Тихого океана. - Чёрт, угораздило же его нажать эту дурацкую кнопку!

- Надо было смотреть за ним! - рычала ему Звонящая, а на Сенцова они больше не обращали внимание - решили игнорировать, гады... Репейник, наверное, сичтает, что Сенцов таким образом успокоится. Сенцов же сидел, зажатый с двух сторон и кипел так, что из его ушей, буквально, пар валил, как из парового котла. Он бы разнёс тут всё на части... если бы все его попытки шевельнуться не заблокировали Красный и Бисмарк. Подёргавшись пару минут, Сенцов почувствовал, как из него, словно бы, вышел обжигающий пар, и он тут же "сдулся", обмяк и затих, впав в апатию.

Глава 105.

Репейник делает трансхрон.