Убийца где-то рядом... Смерть в белом галстуке - Дженет Керд

Простой факт, что принято решение, в каком направлении следует действовать, успокоил ее, и она начала готовиться ко сну, чувствуя себя гораздо спокойнее. Раньше она и предположить не могла, что способна на такое. Прежде чем лечь, она села на постель, обхватила руками колени и попыталась систематизировать то, что ей известно.

Возможность причастности к этому делу директора она проигнорировала. Что из того, что он — кузен Энея? Кроме этого, правда, имелось еще что-то, в этом она была уверена… но это вряд ли так уж важно, иначе она бы вспомнила.

Остается еще Туэки… Туэки, который имел веские основания ненавидеть Джозефа Уолша; который знал академию Финдлейтера вдоль и поперек; у которого были ключи от каждой двери… И Дэвид, который, вероятно, был единственным человеком, способным найти путь с улочки по туннелю в то злосчастное утро, когда она направилась в бойлерную на розыски, зачем она так поступила? Если бы она туда не пошла, то не сидела теперь, борясь с растущей тревогой, размышляя обо всех фактах, указывающих на Дэвида, а она до сих пор не выяснила, что Дэвид мог иметь против Джозефа Уолша, возможно, что ничего серьезного, нечто такое же незначительное, как тот мотив, который Ангус выдвигал по отношению к Уильяму Эркварту, какой-нибудь инцидент, относящийся к периоду учебы Дэвида в школе… с этой утешительной и вводящей в заблуждение мыслью, совершенно без сил она скользнула под одеяло и почти мгновенно заснула.

На следующий день она чувствовала себя несколько успокоившейся; при дневном свете все воспринималось легче. Вопрос состоял в том, каким образом сегодня незаметно пробраться в кабинет директора, чтобы осуществить свой план — обследовать его личный шкаф. Почему-то она была совершенно уверена, неизвестно почему, что найдет что-нибудь, имеющее отношение к смерти Мейбл и Джозефа Уолша. Временами благоразумный внутренний голос говорил: «Ты принимаешь желаемое за действительное», — тем не менее она чувствовала себя вполне бодро и уверенно.

Она пошла в церковь одна, так как Эндрина решила провести это утро дома. Но там Кристина обнаружила, что менее чем обычно способна внимать мягкому скучноватому голосу преподобного Эндриана Макхуэртера, хорошего человека, но живущего, как всегда казалось Кристине, словно в каком-то панцире из моральных устоев, который изолировал его от действительности сегодняшнего дня. После чтения молитвы она не слышала из проповеди ни одного слова, ибо так и эдак перебирала в уме различные пункты, которые, казалось, связывали Туэки и Дэвида с убийствами в академии Финдлейтера, и находила утешение в том, что ни один из них не был решающим. Имелось множество других возможностей, и именно теперь она внезапно вспомнила кое-что, два замечания, которые могли действительно предложить еще одну возможность.

Она слегка вздрогнула, когда это поняла, и ее сборник церковных гимнов с шумом соскользнул с колен на пол. Ее сосед по скамье испуганно вздрогнул — да так сильно, что она подумала: «Он, верно, уснул!» — и строго на нее посмотрел. Но преподобный Эндриан уже заканчивал проповедь. После службы Кристина пошла домой пешком, пытаясь решить, важно ли то, что она вспомнила. Она неохотно признала, что в действительности это не очень важно, хотя в совокупности с высказываниями тети Валерии о директоре это имело некоторое значение. Тем не менее к концу ленча, когда Эндрина небрежно сказала: «Кстати, я собираюсь сегодня кататься на коньках на Лок-Левене. Лед там держит. Меня пригласил Алек Суонстон», Крис с изумлением услышала свой вопрос: «Ты в самом деле поедешь, Эндрина?»

Возникла пауза, в течение которой она успела подумать: «Мы сейчас поссоримся». Затем Эндрина со стуком уронила ложку на тарелку с пудингом, положила локти на стол, мрачно глядя на Кристину, и сказала с металлом в голосе:

— Почему бы нет?

— Ну, просто… Вчера Валерия мне сказала, что ее тетя узнала в директоре кузена Энея Синклера…

— Да? — Голос Эндрины был резок и холоден как лед.

— Да, он недолго учился в академии Финдлейтера и мог знать о туннеле и…

Холодное бешенство в голосе Эндрины, когда она ее оборвала на полуслове, потрясло Кристину.

— Ты серьезно просишь меня подумать о том, не связан ли каким-либо образом Алек с самоубийством Мейбл Глоссоп, просто потому, что тетя Валерии узнала в нем кузена Энея Синклера? Если эта женщина похожа на свою племянницу, то она, должно быть, дура. Знаешь ли ты, что мне было известно о том, что Алек учился в этой школе еще две или три недели тому назад? Я не думаю, что это имеет хоть малейшее значение. Нет, не прерывай. Ты всегда была против моих встреч с ним! О, да, против! Я не знаю почему. Я не собираюсь тебя оскорблять, подозревая в зависти, так как я не думаю, что ты такая. Но я абсолютно убеждена, что ты состряпала эту нелепую глупую идею об Алеке, возможно бессознательно, потому что ты настолько влюблена в Дэвида Роналдсона, что ты очень охотно хватаешься за любое глупое предположение, лишь бы не смотреть фактам в глаза, что он — очень подходящий кандидат в подозреваемые. Сама я не думала о нем, как о вероятной кандидатуре, но теперь я знаю, что у него был мотив…

Она поднялась из-за стола и стояла, глядя в огонь. В тишине раздался резкий вопрос Кристины:

— Какой мотив был у Дэвида, Эндрина? Какой мотив? Ты должна мне сказать…

Эндрина обернулась и взглянула на нее, все еще находясь в ярости.

— Ты в самом деле не знаешь? Хорошо, я тебе расскажу. У Дэвида в этой школе учился младший брат, и три или четыре года тому назад, как раз после того, как Дэвид уехал за границу, его обвинили в краже денег, большой суммы, из фонда литературного общества. Джозеф Уолш затравил этого мальчика, по-другому и не скажешь, не считаясь с мнением преподавателей, которые были готовы замять это дело. И этот мальчик утопился в пруду, расположенном ниже Черного водопада. Он был робкий, чувствительный мальчик. А затем, конечно, настоящий преступник был найден…

Ее гнев угас, после того как она рассказала эту историю, а голос зазвучал мягче.

— Ты никогда не слышала, чтобы Дэвид упоминал о своей матери? Его отец умер. А она находится в гартском госпитале, у нее полное слабоумие. Так что ты понимаешь, если тебе надо найти кого-нибудь, у кого имелся бы мотив, то у Дэвида он есть… но это не означает, что он совершил убийство. Предоставь разбираться со всем этим властям, Крис, Но что тебя действительно совершенно не касается, так это мои встречи с Алеком.

Кристина поднялась из-за стола.

— Если ты уберешь со стола, — сказала она, удивленная тем, как спокойно она говорит, — я вымою посуду позднее, — поднялась наверх, надела куртку и ботинки, вышла из дома и направилась по дорожке в направлении искрящихся заснеженных холмов.

Она чувствовала себя не в силах оставаться дома и заниматься обычными делами. Она должна выйти, она должна двигаться, пока не уляжется волна сомнений и возмущений, вкравшихся ей в душу в то время, когда она слушала Эндрину. Она, должно быть, убедила себя (на самом деле, приняла желаемое за действительное…), что сообщение Ангуса о том, что у Дэвида имелся мотив для убийства, относилось к чему-то отдаленному, почти тривиальному, хотя реакция Дэвида в тот момент могла бы ее насторожить. Но, конечно, теперь было ясно, что у него была очень веская причина, чтобы ненавидеть Джозефа Уолша, такая же серьезная, как и у Туэчера. И трагедия Туэчера произошла раньше, не так ли? Тогда как Джозеф Уолш был убит в первый же день, как Дэвид вернулся домой, после трагедии, происшедшей с его братом. Но если Дэвид это сделал, то он, конечно, не пришел бы в швейцарскую в ту ночь? Он сказал, что гулял вокруг школы во время дождя, а его плащ был мокрым, но принимая во внимание, что он покинул школу через туннель и вернулся в нее, обойдя вокруг здания, то его плащ промок бы насквозь, и это означает, что… Но что, что ей делать, если это совершил Дэвид? С тех пор как она услышала заявление Эндрины, словно ледяная рука сжала ее сердце. Ибо тот факт, что он является подозреваемым, никак не влиял на ее отношение к нему. Любят не за то, что возлюбленный хороший гражданин или нет, невиновный или виноватый, достаточно часто она читала заголовки «Девушка осужденного сказала, что будет его ждать», «Я все-таки люблю его», — сказала жена осужденного. Кристина слабо улыбнулась и подумала: «Сенсуализм[5], как дешево!» — Но это не так. Конечно, грубо, примитивно, но не дешево. Она была бы самодовольной и чопорной. И поверхностной. Но не более.

Когда она карабкалась по заснеженной тропинке, ноги ее скользили, она была почти полностью ослеплена блестевшими склонами холмов, голубыми тенями сугробов и зеленоватым льдом замерзших на холмах ручейков.

Постепенно она успокоилась и начала рассуждать здраво. Сержант Макей должен об этом знать, и он ничего не предпринял. То, что сказала Эндрина, на самом деле, ненамного увеличивает вероятность виновности Дэвида, сила ее собственной реакции показывает просто глубину ее тревоги, сказала она себе относительно спокойно, так как от физического напряжения ее эмоции пришли в норму. И приблизительно два часа спустя, когда она спустилась по дорожке к коттеджу, она увидела на дороге машину Дэвида, и его самого, стоящего около ворот.