Убийца где-то рядом... Смерть в белом галстуке - Дженет Керд

Дженет Керд

Убийца где-то рядом…

Найо Марш

Смерть в белом галстуке

Дженет Керд

Убийца где-то рядом…

(Пер. с англ. В. Мельникова)

Глава первая

Кристина Грэхем раздраженно вздохнула и небрежно сделала пометку на полях безукоризненно аккуратного сочинения. Завтра, когда она раздаст сочинения, на нее с укором посмотрит пара голубых глаз. Дейдра не способна была понять, почему красивый почерк и образцовая аккуратность не достаточны для того, чтобы компенсировать полное отсутствие мыслей. Кристина снова взглянула на страницу, чтобы убедиться, не слишком ли она придирчива по отношению к этому ребенку, и сделала еще одну небольшую пометку. Где-то в другом месте, вероятно, еще в начальной школе, Дейдра утвердилась во мнении, что ее способности к аккуратности ценнее всего прочего, и подавляла в себе любой росток мысли или творчества, если даже он и появлялся. Однако после проверки стопки сочинений второго «А» Кристина уже была не в состоянии размышлять над трудностями, испытываемыми Дейдрой в учебе. Она взглянула на часы, было четыре часа тридцать минут, и подумала, не сделать ли ей перерыв, чтобы отправиться домой, или продолжить работу и посмотреть, как тщательно разбирается в описании характеров Чосер? Всего было только восемнадцать сочинений, и было бы замечательно проверить их все сразу. Но сначала ей следует выпить чашку чая.

Она потянулась, встала, пересекла комнату и подошла к окну. Женская учительская в академии Финдлейтера была расположена на четвертом этаже этого нелепого здания и выходила окнами на бетонированную площадку позади школы. Она размещалась в крыле, параллельном главному корпусу школы. Наступили ранние ноябрьские сумерки, и пошел не утихавший ни на минуту дождь, который при порывах ветра превращался в проливной. Кристина слегка вздохнула, она не любила дождь: и вид серо-черной мостовой, блестевшей внизу, и темная масса здания действовали на нее удручающе.

Она заметила, что свет в окнах первого этажа в здании напротив был выключен, должно быть, уборщицы закончили свою работу. Теперь свет горел только в трех противоположных окнах второго этажа. Теплый красный свет, проникавший сквозь шторы, отличался от холодного казенного света классных комнат, где были видны ряды столов и различные учебные принадлежности. Это были окна помещения, известного как зал попечителей. И сегодня административный совет академии Финдлейтера проводил там конфирмационное собрание, официально утверждавшее нового директора в должности. Конфирмационное собрание было одной из традиций академии Финдлейтера, школы, которая, как для себя обнаружила Кристина два года тому назад, когда устроилась сюда преподавать, изобиловала традициями, и каждая из них, по-видимому, была неприкосновенной. Некоторые, подобные конфирмационному собранию, на котором вновь назначенный директор пил чай и херес с административным советом, казались безобидными, даже не имеющими особого значения. Другие… Кристине очень захотелось узнать, как к некоторым из них отнесется новый директор. По дошедшим до нее слухам, он казался весьма подходящим для этой должности, был опытен и академически образован. Но никто раньше не был с ним знаком. Завтра новый директор будет с соблюдением всех формальностей представлен преподавательскому составу, а на следующей неделе приступит к исполнению обязанностей. Академия Финдлейтера была по-своему уникальна. Но не причиной своего возникновения, конечно, — сколько есть еще школ, основанных благочестивыми гражданами в местах своего рождения, чтобы принести пользу следующим поколениям. Что особенно выделяло академию Финдлейтера, так это то, что после ста пятидесяти лет своего существования она все еще точно служила цели, намеченной ее основателем, каждый ребенок, родившийся в пределах Данроза к тому времени, когда школа была построена, за ничтожную плату или совсем бесплатно, если он был из очень бедной семьи, мог стать учеником в академии Финдлейтера. Как это еще иногда случается — это была очень хорошая школа, и жители «прежнего» Данроза очень ею гордились, ревностно о ней заботились, и большинство детей пользовалось своей привилегией. Таким образом, академия Финдлейтера представляла собой великолепный срез данрозского общества, на самом деле демократического и очень дорожившего всеобщей заботой об этом заведении, пережившем даже индустриализацию середины девятнадцатого столетия и расширение прежних границ города.

«Наверное, приятно быть директором школы, — подумала Кристина. — Я очень бы удивилась, если бы когда-нибудь достигла такой головокружительной высоты». Она отвернулась от окна и искоса взглянула на себя в небольшое квадратное зеркало, присутствие которого было уступкой администрации женскому тщеславию, и попыталась представить себя волевой и ответственной директрисой, но это было совершенно невозможно. Она не смогла придать своему лицу серьезного и властного выражения. Такие волосы и нос, и эти… локоны! Ее темные волнистые волосы были ужасно легкомысленными, вздернутый носик придавал ей немного комичный вид, а карие глаза готовы были сию же минуту рассмеяться над ее нелепой мыслью. «Ты никогда этого не добьешься, — сказала она своему отражению в зеркале, — а вообще, хочешь ли ты этого?» Она посмеялась над собой и вышла из комнаты, чтобы приготовить себе чай.

Все необходимое для приготовления чая находилось в комнатке с низким потолком, расположенной в конце коридора, проходившего через все крыло. Как раз у этой комнатки коридор заканчивался лестницей, два пролета которой вели вниз к выходу из здания. На другом конце коридора имелось три ступеньки, спускавшихся вниз, от них начинался короткий переход, который соединял старое здание школы с крылом, пристроенным в 1870 году. В течение многих лет, после того как произошла решающая стычка между уборщицами, швейцаром и преподавателями, ставшая уже преданием, этот коридор и выходящие в него комнаты убирались утром, а не вечером, так, чтобы преподаватели могли, если они пожелают, работать допоздна в учительских. Коридор был освещен слабо, но когда Кристина проходила мимо двери мужской учительской, то увидела под ней свет, постучала и вошла. Молодой человек со взъерошенными волосами, в очках в роговой оправе, сползшими на нос, сидел у стола, на котором были небрежно разбросаны лабораторные тетради. Он поднял глаза и изумленно моргнул.

— Я как раз собираюсь приготовить чай, Дуглас, — сказала Кристина. — Вы не хотите?

— О! Который час?.. Господи! Нет, благодарю, Крис, я должен идти. Я совсем не заметил, что уже так поздно. Я сказал Пат, что буду дома рано, так как она собиралась уходить, а я обещал, что уложу детей спать. Я сейчас закончу эту работу и уйду. Тем не менее спасибо за предложение.

— Хорошо. Но не работайте слишком много. Вы выглядите немного усталым.

— Я выгляжу усталым? О, да, знаете, неожиданно накопились дела. День был нелегким. Я с радостью пойду домой.

Кристина закрыла дверь и направилась по коридору, немного удивленная его словами. Ей очень нравился Дуглас Баррон и его жена Пат. Оба они были молодые, светловолосые и очень хорошо к ней относились. Дуглас был строгий учитель, но вкладывал душу в работу, глубоко интересовался биологией и умел передать свою увлеченность ученикам. Кристина никогда не видела его в таком подавленном состоянии, как этим вечером, какая-то неожиданность вывела его из равновесия. Возможно, что заболел один из детей. Но, конечно же, он сам бы сказал об этом. У Барронов было четверо веселых ребятишек, включая двух близнецов, ни одному из них не было и шести лет. Кристина никогда не прекращала изумляться тому спокойствию, с которым Пат управлялась с ними со всеми.

Она поставила чайник на маленькую конфорку, от которой шел неприятный запах, и подготовила чашку и блюдце, молоко и печенье на маленьком щербатом жестяном подносе, рисунок на котором сильно облупился. Действительно, комнатка для чайных принадлежностей выглядела запущенной. Ночью, в хорошую погоду, ей нравилось высунуть голову наружу и окинуть взглядом окрестности. Но сегодня вечером шел дождь, ветер сотрясал крышу и сквозняк колыхал тонкое кухонное полотенце, висевшее над крохотной раковиной. Кристина замерзла и слегка дрожала от холода. Внезапно она ясно осознала, что находится на верхнем этаже почти пустого здания. Чайник закипел. Она отвернулась от окна, заварила чай и покинула комнатку.

Услышав, что кто-то поднимается по лестнице, она слегка вздрогнула к своей досаде. Чашка пошевелилась, и молоко выплеснулось из кувшинчика на поднос.

Но это был всего-навсего Джозеф Уолш, старший преподаватель и руководитель кафедры истории. Несомненно, он заметил, как она вздрогнула, так как язвительно сказал: «Я напугал вас, мисс Грэхем? Извините».