Кузя, Мишка, Верочка - Губина Всеволодовна

— Почему ей должны были поставить диагнозы? — Лидия явно не поняла Аниного хода мыслей. — Она же здоровый ребенок?

— Ну да, она здоровый ребенок. Но вот смотри. Она же эмоциональная девочка, самолюбивая. И если что не по ней, так она тоже истерику закатить может. И я сама, я же живой человек, я иногда злиться на нее начинаю. И наказать иногда так хочется, иногда думаю: «Вот так бы и врезала!» А представь, что все это в детском доме, и если ребенок регулярно закатывает истерики, то ему ведь, получается, непременно «что-нибудь напишут». Таблетки будут давать, успокаивающие. А дальше — больше, ребенок замкнется. Замкнется — учиться не будет. Вот иногда приходит в гости кто-то, кто ей не очень нравится, так ведь она отказывается отвечать, как ее зовут, и смотрит так — исподлобья. Вот ты прикинь, если детдомовский ребенок отказывается отвечать, как его зовут? Сразу ведь в дебилы запишут, разве нет?

Аня на минуту запнулась, вспомнив тех сотрудников детского дома, которые себя не жалели, стараясь сделать так, чтобы лишенные родителей детки не чувствовали себя одинокими, чтобы они развивались не хуже, чем в семье. Аня знала, что есть детские дома, в которых дети живут «не хуже» и в эмоциональном плане и в плане учебы, и считают детский дом своим родным домом. Но сколько их таких детдомов — хороших-то? Судя по многочисленным рассказам, гораздо больше детдомов таких, в которые ребенку лучше не попадать…

Аня вернулась к своему «мысленному эксперименту».

— Вот смотри, Лид. А медицина? У моей Веруньки проблемы были с поджелудочной железой. Так мы бились-бились, диету ей подбирали. Сейчас вроде прошло все, так я все равно слежу, как бы она чего вредного для нее не съела. А кто будет в детдоме отдельно для каждого готовить? И каждую какашку, прости, разглядывать, как там оно — лучше или хуже?

На самом деле Аня мысленно уже составила «список диагнозов», которые оказались бы у ее собственного ребенка. Некоторое время назад она поймала себя на том, что прикидывает «диагнозы» для всех знакомых детей. У каждого ребенка есть свои особенности, своя линия поведения. Да попросту — свой характер. Дочка брата — замкнутая, тихая девочка, постоянно погруженная в свой мир. Иногда она не слышит, что ей что-то говорят. А сын подруги — неугомонный, крикливый «боец», от которого достается всем и каждому? Соседский мальчик, немужественный плакса, льнущий к маме и, по ее рассказам, постоянно прячущий по уголкам «какой-то хлам»? То, что в семье называют «характером», в детском доме неумолимо превращается в «особенности», усугубляется, становится действительно остро выраженным и плохо переносимым для окружающих. Ну а потом возникает необходимость «коррекции», а то и «лечения». Лучше было об этом не думать.

Аня замолчала, приходя в себя. После «мысленного эксперимента» не так легко было обрести равновесие. Слишком отчетливо она представила себе, во что превратилась бы ее веселая, эмоциональная дочка, девочка с явно выраженными лидерскими задатками, сложись их жизни как-то по-другому. «Какая тонкая грань, — думала Аня, — и как много зависит от одного-единственного человека в жизни ребенка».

Она встряхнулась, отгоняя тяжелые мысли. Лида сидела, глубоко задумавшись. «Лида, — окликнула ее Аня, — Лида, ты извини, что я тебе все это наговорила. Мне просто нужно было с кем-то поделиться». Лида посмотрела на Аню: «Да я сама как-то об этом думала. У моего-то и без детского дома — диагноз на диагнозе. А уж в детском доме я даже не знаю, что с ним было бы. Даже думать об этом не хочу». Лида еще посидела, потом вскочила, улыбнулась: «Пойдем чаю попьем. Они же у нас не в детском доме, слава Богу! Ну и нечего выдумывать!» Лида всегда была оптимистом, и это ценили все, кто ее окружал.

Вернувшись домой, Аня принялась «раскладывать все по полочкам». Итак, на следующей неделе она должна будет встретиться с добрыми людьми, желающими принять в семью ребенка, и рассказать им о том, что «есть такая хорошая маленькая девочка, и ей очень нужна семья». Перво-наперво Аня сделала еще одну попытку поразмышлять о том, не удастся ли ей оставить Верочку в своей семье.

Верочка могла остаться в их семье только при условии, что все члены семьи согласны. Кирилл был против. Аня подумала, можно ли сделать еще одну попытку переубедить Кирилла. Подумала, что можно. Надежды не было, но что мешает человеку делать одну попытку за другой?

Вторым вариантом было — «изменить состав семьи». Аня знала, что некоторые женщины идут на то, чтобы развестись с мужем, который не хочет приемного ребенка. Тут все было очень сложно и запутанно, и Аня вовсе не была уверена в том, что она этого хочет. Отодвинув в сторону эмоции, она попыталась представить себе, что действительно решится на этот шаг. Тогда значит — развод. Развод занимает время. Развод — это семейный кризис. Развод — это стресс. В разводящуюся семью никто ребенка не отдаст.

При всем своем желании как-то «обмануть судьбу» Аня понимала, что в этом случае коллеги из Службы по устройству будут правы, отказав ей. Так же, как они отказывали всем тем женщинам, которые приходили в детский дом и говорили, что «муж ребенка не хочет, но я с ним разведусь». В этих случаях, при всем сочувствии, женщинам рекомендовали сначала развестись, разобраться с проблемами и оставить их в прошлом и прийти уже в новом качестве — незамужней женщины. Иначе весь ужас развода, вся эмоциональная неразбериха, все слезы и неизбежная горечь потери свалятся на голову приемного ребенка. А если в семье есть ребенок, то все еще хуже, потому что любой ребенок болезненно переживает развод родителей. Даже если они сохраняют «прекрасные отношения» и полное согласие по поводу участия в воспитании общего потомства.

Итак, развод не годился. Потому что судьба Верочки решалась прямо сейчас и времени на «переустройство жизни» не было. Значит, учитывая почти полное отсутствие надежды на согласие Кирилла, переход Верочки в другую семью становился неизбежным. И вот тут перед Аней буквально разверзлась другая проблема. Забыв о собственных мучениях, она поняла, что от нее в первую очередь зависит, примет ли новая семья ребенка и как сложатся в дальнейшем их отношения. А это означало, что Аня и сама должна хорошенько подготовиться к предстоящему разговору с новой семьей, и подготовить Верочку к тому, что изменения неизбежны.

Первым делом Аня решила узнать, что за семья такая предназначена Верочке. Напросилась поприсутствовать на тренинге, чтобы на людей посмотреть, которые детей из детского дома хотят взять. Приехала вечером на занятие. Это было одно из последних занятий, все участники давно между собой перезнакомились, вели себя открыто, многие называли друг друга на «ты». Аня тихонько сидела в уголочке, внимательно рассматривая каждого, кто был в зале. Она всматривалась в лица, в позы, в движения. Прислушивалась к интонациям. «Почему он так громко говорит?» — думала Аня, глядя на мужчину, который горячо отстаивал какую-то мысль. «Какое у нее лицо замкнутое», — неодобрительно оглядывала она сидящую напротив женщину. Аня «прикидывала» каждого участника на роль «родителя для Верочки» и в каждом находила какие-нибудь недостатки. В перерыве она подошла к ведущей.

— Ну что, понравились? — спросила ее ведущая тренинга, психолог Ольга.

— Кто понравился? — Аня злилась и с трудом это скрывала. — Мне же не показали «счастливых родителей».

Аня спохватилась, внутренне себя одернула: «Какое я имею право судить кого-то? Кто я такая? Женщина, у которой ребенок гостил чуть больше месяца. А эти люди заберут ее насовсем и будут ей настоящими папой и мамой». К тому же она знала, что будущих родителей нельзя оценивать по принципу «нравится — не нравится».

Потому что никакого толку от таких оценок нет. Все люди разные, и симпатии у каждого свои.

— Оля, извини, — Аня справилась с раздражением и подкатывающими слезами, — просто мне сейчас очень трудно. — Ольга понимающе улыбнулась, сочувственно закивала Ане.

— Вон, смотри, сидят в уголочке, — Ольга показала на мужчину и женщину, которые, несмотря на перерыв, продолжали сидеть рядком на стульях, молча глядя в окно.

У Ани упало сердце. Эта пара привлекла ее внимание еще в самом начале занятия. Муж и жена среднего возраста. Мужчина говорил редко, но если уж брал слово, то излагал свои мысли подробно и обстоятельно. «Слишком обстоятельно. — думала Аня, — и все у него либо черное, либо белое». Жена его все больше помалкивала, изредка поглядывая на мужа. Сейчас, в перерыве, когда все участники встали, чтобы размяться, ходили по залу, попивали чай, болтая и смеясь, эта пара продолжала сидеть, спокойно и почти неподвижно, не принимая участия в общих разговорах. Не то чтобы они ей не нравились… Просто уж очень они были «другие», непохожие на саму Аню, на ее близких, на тех людей, которые ее всю жизнь окружали. Аня подумала о том, что вряд ли они смогут подружиться.