С легким наваром - Ирина Хрусталева

В тефалевой сковородке заскворчало, и Ника приподняла крышку, чтобы посмотреть. Со сковороды полетели брызги, и она, машинально прикрываясь, припечатала себе лоб раскаленной крышкой. От боли она эту крышку выронила, а та благополучно приземлилась на ее босые ноги.

– Уййй, – заверещала и запрыгала Вероника. – Тефаль, блин, ты всегда, зараза, думаешь о нас, чтоб тебя… – прыгая по кухне, ругалась она. – Что же это творится на белом свете? Поела рыбки, твою мать! Теперь она мне и в горло не полезет.

Причитая и хромая, Ника поплелась в комнату. Постояв на пороге и вспомнив, что аптечка находится в кухне, она развернулась и захромала обратно. Усевшись на стул, начала рассматривать ногу, на которой уже проступил синяк.

– Надо же, посинела уже и припухло вроде. Теперь, кроме кроссовок, ничего надеть не смогу. Хорошо, что этого не произошло вчера, а то хороша бы я была на свадьбе – в вечернем платье, сияя бирюзой и… в кроссовках. Так, теперь взгляну-ка я на свой портрет.

Вероника взяла маленькое зеркальце и, посмотрев в него, ахнула. Вдоль всего лба протянулась красная полоса ожога. Она всегда причесывалась так, чтобы лоб был открытым, поэтому полоса сейчас краснела, как семафор.

«Если я с этим буду переходить дорогу, ДТП гарантировано, потому что водители примут это за знак «стоп».

Она помазала свои раны мазью от ожогов, благо таковая нашлась в аптечке, и захромала в комнату, чтобы одеться. Есть, конечно, расхотелось, а настроение укатилось под плинтус. Зазвонил телефон, и Ника, поминутно охая и ахая, поковыляла к аппарату. Она очень обрадовалась, когда услышала бас Виктора Краснова:

– Вероника, привет. Ты почему мне вчера вечером не позвонила? Обещала же.

– Привет, Вить. Я вчера еле притащилась и сразу же спать легла.

– Как там владелец «Жигулей», жив-здоров?

– Да, там все нормально. И машина эта вовсе не его была, просто номерами воспользовались. Вить, по телефону всего и не расскажешь. Светку с малышом вроде завтра выписывают, вот я к вам в гости и завалюсь. Тогда мы с тобой и поболтаем. А сейчас, ты не обижайся, я очень тороплюсь, не могу долго трепаться.

– Так и скажи – Краснов, отвали, не до тебя сейчас, – сквозь смех пробасил Виктор.

Вероника тоже засмеялась и гаркнула в трубку:

– Краснов, отвали, не до тебя сейчас.

– Ну пока тогда, непоседа. – И отключился.

Она посмотрела на часы и ахнула:

– Уже четверть двенадцатого. Нужно по-быстрому, ноги в руки, вперед и с песнями.

Как и предполагала Вероника, на ноги ей могли налезть только кроссовки, и пришлось натянуть на распухшую ногу сначала белые носочки, чтобы не было видно синяка, а потом их. Очень не хотелось этого делать в такую жару, но альтернативы не было.

«Ничего, у Марии переобуюсь. Там в сумке есть босоножки из натуральной кожи, практически не имеющие размера, я их растоптала до сорок последнего, а выбросить рука не поднялась. Очень хорошо, что не поднялась, как раз и пригодятся».

Так как на ногах красовались кроссовки, Веронике пришлось натянуть шорты, чтобы до конца выдержать спортивный стиль. На джинсы она не решилась, побоялась, что в такую жару, да еще в машине ее заднице придется очень туго. Белый топик очень подошел к шортам. А в довершение Ника натянула на лоб эластичную ленту, в которой обычно занималась на тренажерах, и та скрыла последнюю деталь сегодняшних травм. Повертевшись перед зеркалом, она осталась собой довольна.

И поехала в Москву, готовая к новым подвигам.

Глава 23

Мария встретила ее радушной улыбкой.

– Здравствуйте, Вероника. Как погуляли на свадьбе матушки?

– Отлично погуляли, надеюсь, ее жизнь будет такой же замечательной.

– Вы за вещами приехали?

– Да, Машенька, я их сегодня обязательно заберу. Вы мне дайте, пожалуйста, ключики еще разочек. Надеюсь, что в последний.

– Что спрашивать-то? Вот они, на гвоздике висят, берите, если нужно. Я, между прочим, на ночь специально там, в квартире, свет оставляю, на кухне и в одной комнате, чтобы воры не залезли. Пусть думают, что в доме кто-то есть, а то, не ровен час, ограбят квартиру, а там добро имеется. Я ведь участковому расписку написала, что отвечаю за имущество. Вот теперь и подстраховываюсь. Уж скорей бы поминки справить и сдать все с рук на руки, а то тревожно как-то, – качала Мария головой. – Вы не в курсе, как там Софья Павловна? – перейдя на другую тему, поинтересовалась она.

– Все уже почти нормально, завтра обещали в общую палату перевести, и тогда можно будет ее навестить. Я обязательно к ней поеду. Масса вопросов у меня накопилась, нужно поговорить. Да и привезти что-нибудь, ведь в реанимации ее одними капельницами кормили. Теперь усиленное питание ей нужно, вот я этим и займусь.

– Я вот смотрю на вас, Вероника, и удивляюсь. Сколько же в вас доброты? Ведь, насколько мне известно, вы Софью Павловну всего один раз и видели, а говорите о ней как о старой знакомой.

– Эх, Машенька, иной раз с человеком много лет проживешь бок о бок, и он тебе все равно чужим остается. А другого увидишь раз, и все, как будто родственника встретил. Я, между прочим, не ко всем такая добрая. Если мне человек не по душе, то я с ним как фурия, доброты от меня не дождешься, и вообще внешность моя обманчива. Я могу быть ужасно невыносимой, вот так. Пойду я, Мария, ладно? Кстати, спросить хотела. Как ваш «сосед» себя ведет? Не буянит больше?

– Уму непостижимо, Вероника, он же на работу сегодня поехал устраиваться. Намылся, побрился, попросил рубашку ему погладить и брюки. Когда оделся, вроде на человека стал похож. Мне, конечно, не очень верится, что это надолго, но хоть немного передохнуть бы. Спасибо вам большое. Видно, тот спектакль на него здорово подействовал.

– Ну, вот и хорошо, я за него рада, да и за вас тоже. Глядишь, может, и наладится еще все. Сын-то когда должен из армии вернуться?

– Скоро уж, этой осенью.

– Ладно, Мария, пойду я.

Вероника вошла в знакомую квартиру и сразу же направилась в ванную. Там она начала методично осматривать и ощупывать плитку за плиткой. Когда проверила уже половину того, что наметила, она села на край ванны и задумалась. Ее взгляд привлекла ярко-красная роза, наклеенная на одну из плиток.

– Надо же, какой красивый цветок… цветок… «цв». Мама, неужели нашла? А ну посчитаем, раз, два, три, четыре, пять. Ну, конечно, пять, а как же может быть иначе? Пятая плитка справа, справа от двери. Это она. О господи, как руки-то трясутся.

Она с силой нажала на плитку, и та поехала в глубь стены. Рука Вероники провалилась в стену почти до локтя, и она нащупала там нишу. А в ней сразу наткнулась на какой-то предмет. С замирающим сердцем она вытащила его на свет божий и увидела, наконец, папку, о которой так много думала и которую так долго искала.

Дрожащими руками она раскрыла ее и увидела там всего один лист с напечатанным текстом. Это был документ о передаче прав владения восемьюдесятью одним процентом всех акций компании Суханову Игорю Петровичу по исполнении двадцати одного года. То есть, по европейским стандартам, совершеннолетия. Если говорить не юридическим, а простым языком, то этот документ представлял собой своего рода отречение от «престола», завещание. Все отходило в пользу наследного «принца», будущего «короля». Остальные девятнадцать процентов имеет совет директоров, и не более того. Было понятно, что ни о каком другом преемнике и партнере нет и речи.

Она прижала папку к груди и пулей выскочила из квартиры, даже не замечая боли в ноге. Все, больше ей здесь делать нечего. Дверь у Марии очень кстати оказалась открытой, и Ника тихонечко, как мышь, проскочила в комнату, где стояли ее сумки. Она быстро запихнула папку поглубже в одну из них и, облегченно вздохнув, вышла из комнаты. Она не хотела, чтобы лишний человек видел ее находку. Не важно, кто это был, друг или враг.

«Меньше будут знать, крепче будут спать», – благоразумно решила она.

Мария была на кухне и, когда Вероника протянула ей ключи, очень удивилась:

– Что так быстро сегодня, Вероника? Или уже нашла то, что искала?

– Нет, ничего не нашла, да, по-моему, уже и искать нечего. Не оставила мне Зинаида Григорьевна никакой весточки, видно, не смогла или сил не хватило. Спасибо вам, Машенька, за приют и внимание, поеду я. Вещи нужно домой отвезти. Только позвоню, если можно.

– Конечно, звоните, пожалуйста. Вероника, вы вчера сказали, что Нину отравили. А кто и за что, не знаете?

– Откуда же я могу знать? – удивилась Ника. – Самой интересно.

– А я так думаю, – заговорщически зашептала Мария. – Это медсестра. Помните, говорили, что медсестра какая-то новая приходила Зине укол делать? Это она, точно она. И Зина после нее умерла.

– Ну, Мария, вы прямо Мегрэ в юбке. Вы уж, пожалуйста, больше никому об этом не говорите, не нужно показывать, что вы что-то знаете или даже просто догадываетесь. Живите себе спокойно, не лезьте в это дело, милиция разберется, что к чему.