Лечить или любить? - Екатерина Мурашова

— Нет, — спокойно подтверждает она. — Я действительно испытываю облегчение, сказав это вслух. Я никогда никому этого не говорила. С самого начала чувствовала себя какой-то… неполноценной, но таила внутри. Потом однажды не выдержала и призналась матери. Она всегда была самым близким для меня человеком, во всем меня поддерживала, всегда была на моей стороне, когда я родила Андрея, помогала мне стопроцентно. Без нее я не справилась бы… Услышав мое признание, мать отвернулась от меня, назвала «кукушкой» с холодным сердцем. С тех пор у нас отношения почти формальные, а Андрея она всячески балует и кудахчет над ним так, словно он — несчастная страдающая сиротка, этакий Оливер Твист. Не могу передать, как меня это раздражает. Но при этом умом я понимаю, что она права: ведь ребенка должен кто-то любить…

— Расскажите мне подробнее о своей семье.

Женщина по имени Регина называет свою жизнь благополучной. Родилась в семье служащих, была единственным ребенком, которого все любили. Получила высшее образование, сразу и по своему желанию была ориентирована на карьеру. Делала ее успешно. Вышла замуж за сослуживца. Прожили вместе три года. Развелись без скандалов, остались хорошими знакомыми. Детей в браке не было.

В общем-то, Регина всегда знала, что дети (или по крайней мере один ребенок) у женщины должны быть. Не помнит, чтобы эту мысль ей кто-то навязывал. Когда перевалило за тридцать, она воспринимала как должное нараставшее на нее давление родных и подруг. Умер отец, и на похоронах убитая горем мать позволила себе упрек: «Ушел и так и не увидел внуков, о которых мечтал…» Отец никогда не делился подобными мыслями с Региной, он вообще был человеком немногословным. Регина ощутила режущее чувство вины.

Спустя полгода в почти случайном для Регины романе вдруг наступила беременность. Что делать? За советом женщина обратилась не к мужчине, а к матери. Мать высказалась однозначно:

— Не пьяница? Не безумец? Тогда, конечно, — рожай! Чего еще ждать? Пока я на ногах, ребенка поднимем.

Регина недолго подумала и согласилась. Вроде бы все было как надо: во время беременности соблюдала все советы врачей, правильно питалась и ходила в бассейн. Легко родила здорового мальчика.

Друзья и подруги радостной толпой встречали из роддома. От фирмы подарили чудо-коляску. Бабушка взяла на руки новорожденного Андрюшу и заплакала светлыми слезами.

— Понимаете, все говорят про какой-то материнский инстинкт. Так вот, он у меня так и не включился. Я делала все, что положено делать с младенцем, но ничего не чувствовала. Хорошо, что моя мама могла с ним сюсюкать, ласкать его. Иначе — я читала в Интернете — у него были бы какие-то необратимые изменения. А так он совершенно нормальный. Я кормила его до года. Моя подруга неделю плакала, отлучив дочку от уже пустой груди: «как мне этого не хватает!» А мне терапевт сказал: да хватит, пожалуй. Я тут же уехала на два дня к тете, а мама стала кормить его из бутылочки. Вернулась, забыла про грудь… Я чудовище?

— Андрюша вас раздражает?

— Иногда, как все дети, наверное. Но в целом я к нему равнодушна.

— Вы проводите с ним время?

— Конечно. Занимаюсь математикой. Ходим на каток, в бассейн. Катаемся на горных лыжах. Делаю то, что мальчику нужно, а бабушка не может ему дать. В театр, в музеи, дача, поездки к морю, на юг — это все моя мама. Я только оплачиваю.

— Так было все двенадцать лет, — начала я. — Вы уже должны были приспособиться и, несомненно, приспособились. Жизнь вашей семьи организована, Андрюша учится, развлекается, общается с друзьями. Почему вы именно сейчас решили обратиться к специалисту? Что вас тревожит? Ваши отношения с мамой?

— Нет… — Регина снова замолчала, но я видела, что она просто подбирает слова. — Понимаете, он уже скоро совсем вырастет… уйдет… я видела, как это происходит в семьях моих друзей, подруг… А я так и не узнала, не поняла, что это было. Я действительно чудовище с холодным сердцем? Просто урод? Но почему так получилось, ведь я-то сама выросла в обыкновенной семье?

— А что вы такого необыкновенного в себе-то увидели? — немного наигранно удивилась я. — Не было особого желания сюсюкать с ребенком? И что с того?

— Но я же должна его любить, — нерешительно возразила Регина. — Везде написано…

— Любовь по долженствованию — бред и чепуха! — отрезала я. — А когда я росла, везде было написано, что мы всей страной вот-вот построим коммунизм. И что же? Есть вещи, которые вы, раз уж родили ребенка, безусловно, должны были делать: кормить его, обувать-одевать, лечить, если понадобится, учить и обеспечивать ему всякое развитие. Вы это делаете?

— Конечно. В полном объеме, я же понимаю…

— Есть, напротив, то, чего вы не должны делать: бить ребенка, унижать его достоинство, выгонять его из дома…

— Да что вы… — Регина неуверенно улыбнулась. — То есть вы хотите сказать, что это… то, что я ничего такого не чувствую… Это нормально?

— А вы и вправду ничего не чувствуете? — уточнила я. — Когда у Андрюши есть какие-то успехи? Когда он терпит неудачу? Когда он болеет?

— Ну, я же нормальный человек. Конечно, чувствую. Радуюсь или, наоборот, огорчаюсь. Или беспокоюсь. Но это же… это же не то! Это я чувствую и когда друзья, знакомые… Здесь же особое, он мой ребенок, я же должна… ну, то есть, я могла бы его любить, — настойчиво повторила Регина.

— У двадцати процентов современных матерей этот самый инстинкт не работает или работает извращенно, — сообщила я. — Одна пятая.

— Правда?! — Регина, кажется, обрадовалась. — Спасибо. Я теперь понимаю, и мне стало спокойнее. Хорошо, что есть мама…

— О маме! — прервала я. — У меня к вам предложение. Можно сказать, эксперимент. В этом году на юг с Андреем поедете вы.

— Ой, вы знаете, я один раз с ними поехала, мне было так плохо, да и Андрей привык только с бабушкой, я ведь гораздо строже…

— Вы не поняли. Никакая бабушка не поедет! Только вы и сын.

Ситуация выглядела достаточно ясной. Регина, родившая ребенка «по стечению обстоятельств», и вправду не была психологически готова к материнству. Инстинкт в таких случаях включается не сразу, а как бы постепенно «подстраивается» к изменившейся ситуации. Но на пути этой «подстройки» встала бабушка Андрюши, которая с самого начала восприняла внука как «своего» детеныша, посланного ей судьбой взамен ушедшего мужа. Настойчиво и уверенно она оттесняла Регину от эмоционального общения с сыном, оставляя ей важную роль «добытчицы». Эта роль была для Регины понятна и привычна, и она не особенно сопротивлялась. А потом «чистосердечное признание» волнующейся о происходящем (и подсознательно догадывающейся о роли матери) дочери позволило бабушке закрепить ситуацию. У ребенка почти официально образовались «холодная» мать и любящая бабушка. Андрюша, никогда не знавший ничего другого, естественно, приспособился к этому положению вещей. Бабушка фактически потеряла дочь, но зато обрела внука в практически безраздельное эмоциональное пользование.

Всех все устраивает? Нет. Все эти годы Регину гложет беспокойство. Она читает книги и материалы в Интернете, пытается понять происходящее. И в конце концов приходит к специалисту.

Если моя гипотеза верна, то стоит хотя бы на время убрать из уравнения бабушку, и подавленная эмоциональность Регины сама, в обход разума, проложит дорогу к ее единственному сыну.

Я собиралась позвонить им осенью. Но, естественно, забыла. Снова вспомнила только следующей весной. Проснулось любопытство. Нашла и набрала номер.

— А Региночка замуж вышла, — проворковала бабушка. — Хотите, дам ее новый телефон?

— Погодите, а Андрюша? Андрюша-то где? С кем?

— Андрюша с мамой, конечно. У него с Региночкиным мужем на удивление хорошие отношения получились. Два мужика все-таки. А ко мне он каждые выходные приезжает. Так я не поняла: вам кого нужно-то?

Да в общем уже никого, подумала я, записывая номер Регины. По всей видимости, эмоциональный поток, в одночасье смывший барьер между матерью и сыном, оказался сильнее, чем я думала. Разбуженной силы освобожденных эмоций хватило и на устройство личной жизни женщины.

Оставалось только пожелать им всем удачи.

Глава 33

Машенька и баскетбол

Очень высокая мама в белых кроссовках — явно весьма дорогих и фирменных. Колени и прочие сочленения складываются, как звенья столярной рулетки. Какая-то общая, едва уловимая нелепость в фигуре и даже — в выражении лица.

Девочка с круглой добродушной физиономией, кроссовки — уменьшенная копия маминых.

— Как тебя зовут?

— Машенька.

— Отлично, так и записываю. Ты в каком классе?

Смотрит непонимающе. Глаза с поволокой. Неужели отстает в развитии? Мама белозубо смеется: