Кремлевская пуля - Алексей Макеев

– Может, вы ее просто готовить не умеете? – ответил избитой шуткой парень, но Гуров на это никак не отреагировал, продолжал упорно смотреть в окно.

Савельев понял, что что-то действительно не так, затормозил, съехал на обочину и стал ждать объяснений.

Наконец, полковник сказал:

– Меня смущают некоторые факты относительно нее. Ты же сам с ней никогда не общался?

– Бог миловал, – непонимающе ответил парень.

– Значит, основываешься на мнении других людей, а кого?

– Знакомых мужиков, – тем же тоном ответил Степан. – Я же говорил, что девки с ней не дружат.

– Да-да, чтобы не выглядеть на ее фоне уродинами. А почему ты не подумал о том, что не слишком симпатичные девицы могут как раз стремиться быть к ней поближе, чтобы, прости за грубость, подбирать крохи с барского стола?

– То есть она кого-то отвергнет, а те переметнутся к ним? – уточнил Савельев.

– А ты школьные годы вспомни, – посоветовал Лев Иванович. – Рядом с красивой девчонкой обязательно крутились не самые привлекательные.

Степан задумался, потом кивнул.

– Да, было такое, и что?

– Ответ на поверхности. Это она сама никого из девиц к себе не приближает. Почему? Тут я тебе отвечу старой избитой истиной: женщина всегда сможет обмануть мужчину, но вот другую женщину – никогда! – сказал Лев Иванович. – А еще вспомни, что Дима рассказывал о Паршине. Тот Наталью всячески ругал и при этом говорил, что она всех обманывает.

– Но ведь она изменяла с ним своему мужу, – возразил Савельев.

– Ты всерьез думаешь, что Паршина это хоть немного задевало? – Гуров усмехнулся. – Он говорил «всех»! С виду, мол, женщины трогательные и беззащитные, а на самом деле ведьмы, хитрые и жестокие. При этом учти, что Дима сам ничего не способен выдумать, он честно передал нам слова Паршина. Кого тот имел в виду? Жену, с которой давно развелся? Нет! Скорее Наталью.

– То есть мы все ее считаем набитой дурой, а она…

– А она ее только изображает, потому что с дуры спроса нет, – закончил сыщик. – Для того чтобы столько лет изображать недалекую особу и ни разу не проколоться, нужно быть очень умной женщиной.

– Но это же в корне меняет все дело, – воскликнул Савельев.

– Вот именно. Теперь все будет зависеть от того, сможем мы разговорить Паршина или нет. У тебя с собой диктофон есть?

– Обижаете, Лев Иванович, – думая о чем-то своем, ответил Степан.

– Вот и хорошо, потому что я ни на работе, ни дома не был, так что пустой. Одалживаться у местных не хотелось бы. Потом придется снова сюда тащиться, чтобы вернуть.

Они поехали дальше, думая каждый о своем, и сами не заметили, как оказались перед воротами колонии.

– Раз ты у нас с полномочиями, то иди и договаривайся, – сказал Гуров. – Учти, мне надо сначала побеседовать с Сазаном и только потом – с Паршиным. Но Сазан должен быть поблизости.

Савельев скрылся за воротами, а Лев Иванович снова принялся обдумывать предстоящий разговор. Он хотел выстроить его так, чтобы выжать из Паршина максимум информации. Степан появился довольно скоро, но не стал махать от ворот, давая понять, что вход свободен, а направился к машине. Гуров насторожился. Это было явно не к добру. Лев Иванович выбрался из машины и пошел ему навстречу.

– Что случилось? – спросил он.

– Паршина вчера Крячко допрашивал. Приехал чин-чинарем, с поручением, подписанным Орловым. Вот к нему Паршина и вызвали. О чем шел разговор, никто не знает, да и продолжался он недолго. Но Крячко вышел взбешенный, тут же написал представление о том, чтобы вернуть Леонида в зону, и попросил передать его начальнику колонии. Тот, когда ему обо всем сообщили, приехал, чтобы разобраться, благо живет недалеко. Он очень сильно усомнился в том, что у Крячко есть полномочия на такие действия. Орлов по телефону подтвердил, что соответствующие документы будут подготовлены в понедельник. Таким образом, относительная свобода Паршина кончилась, чем он, по словам очевидцев, нимало расстроен не был. За Сазаном и Паршиным уже пошли.

Сейчас Лев Иванович как никогда раньше понимал смысл выражения «нет слов», потому что у него их действительно не было. Совсем и никаких. Даже матерных.

Савельев тут же понял его состояние, тяжело вздохнул и сказал:

– Вот и со мной было то же самое. Талант у них, что ли, влезать туда, куда не надо, причем в самый неподходящий момент. Как же мы его раньше просмотрели? Такой, как ни старайся, а в карман не спрячешь.

– Заставь дурака богу молиться!.. – наконец-то выговорил сыщик. – Господи, они уже и тут напортачить успели, – простонал он. – И как теперь это исправлять? Продумываешь все мелочи, прикидываешь, когда и что сказать, что напоследок приберечь. Вдруг рояль из кустов! – он сорвался на крик, – появляется Крячко и рубит все твои заготовки на хрен казацкой шашкой в мелкую капусту, хоть сейчас засаливай!

– Лев Иванович, это у вас нервное, – заметил Степан. – Выпить, конечно, не получится, так хоть покурите.

Он достал из бардачка сигареты с зажигалкой, и мужчины закурили.

Постепенно Лев Иванович успокоился, взял себя в руки и спросил:

– В какое время был допрос, узнал?

– Само собой, – ответил парень. – Вечером, потому что Паршин уже с работы вернулся. Судя по всему, ваш доверенный человек к тому времени успел переговорить с Сазаном. Тот предупредил Паршина насчет вас, а появился Крячко, с которым Халва откровенничать не стал. Вот Станислав Васильевич и осерчал.

– Господи, твоя воля! Да за какие же мне это грехи?! – только и мог сказать Гуров. – Ладно. Я сейчас поговорю с Сазаном, узнаю, что Паршин о вчерашнем допросе говорил. Ты, кстати, тоже можешь своей феней блеснуть. Он и сам любитель. Потом с Паршиным поговорим. Зайдем, как и договаривались, с Диминой карты. Он отсюда удара не ждет, так что может дрогнуть. Особо в разговор не встревай, твое дело все записать, чтобы потом можно было кое-кому дать послушать.

– Как я понимаю, под «кое-кому» подразумевается Олег Михайлович, который вчера излишне легкомысленно отнесся к вашей версии? – скромно поинтересовался Савельев с самой хитрой рожей.

– Может, и другие слушатели найдутся. – Сыщик пожал плечами. – Ладно, хватит трепаться. Пошли.

Как оказалось, полномочий Степана вполне хватало на то, чтобы дежурный вытянулся в струнку, а в комнате для допросов уже находился Сазан. Гуров с Савельевым прошли и сели напротив.

Сазан прищурился и весело сказал:

– Здорово, Гуров! Чего это ты с лица сбледнул?

– И ты не болей, – буркнул полковник. – Звонили тебе?

– Звонили, – подтвердил тот. – Сказали, дело очень для всех важное, помочь надо. Я Халве все как есть объяснил, мол, не быкуй и не юли, а вместо тебя какой-то ушлепок приехал. Не получилось у них базара. Что за бардак у вас там творится?

Лев Иванович посмотрел на Савельева, и тот тут же на понятном Сазану языке объяснил, что не ему судить о том, что происходит в полиции.

Уголовник замер от неожиданности и восхищения, потом сказал:

– Уважаю! – Он перевел недоуменный взгляд со Степана на Гурова и обратно и спросил у Савельева: – Ты вообще какой масти будешь? Ботаешь по фене знатно, а сидишь с той стороны.

– Так, фраерок приблатненный. – Савельев усмехнулся.

– Хорош фуфло гнать! – Сазан поморщился. – Фраер так базарить не может. Ты не ссученный ли, часом? А ну, обозначься!

– Я не вор, Сазан. Просто друг у меня был, от него и научился, – объяснил парень.

– Кто такой? Может, знаю? Чтобы так говорить, зону хорошо надо было потоптать.

– Он давно умер, – ответил Савельев.

– И все-таки! – настаивал уголовник.

Кажется, Степан уже и сам не радовался тому, что так блеснул своими знаниями, но надо было ответить. Все-таки от Сазана сейчас многое зависело.

– Шурган, – сказал он.

– Васька? – воскликнул уголовник. – Он же при мне умер. Так ты Степка, что ли? – Парень кивнул. – Чудны дела твои, Господи! Васькин воспитанник лягавым стал!

– Я не мент. – Савельев покачал головой. – К тому же дядя Вася мне сам запретил куда-нибудь соваться, сказал, что с такой особой приметой, как у меня, ни один блатной долго на свободе не задержится.

– Ну-ка! – Сазан подался через стол, а Степан – ему навстречу. – Точно! Васька говорил, что у тебя глаза разного цвета. Ради его памяти помогу тебе всем, чем только смогу. Не буду врать, что мы с ним кореша были, но я Ваську крепко уважал. Ты-то его хоть вспоминаешь?

– Не забываю, Сазан. Он же мне тогда отца заменил, – серьезно ответил Савельев.

– Это хорошо. Говори, что от меня требуется.

– Нам надо, чтобы Паршин был с нами предельно откровенен, потому что вопросы мы ему задавать будем очень непростые, – объяснил Лев Иванович.

– Будет! – твердо пообещал смотрящий. – Я с ним уже говорил, да и сейчас в коридоре постою. Пусть он меня видит, когда сюда пойдет. В случае чего позовите, я ему разъясню, что врать вредно для здоровья. – Сазан вышел.