Труды клиники на Девичьем поле. Рассказы о моих пациентах - Петр Борисович Ганнушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой концепции понятны и формы клинического проявления симуляции. Тут господствует правило Laseguea: «On nimite bien que се quon а». А это значит, во-первых, что каждая индивидуальная форма симулированного психоза определяется типом психопатического склада симулянта, или, иными словами, она строится, как и психотическая реакция, конституционально-характерогенно, а во-вторых, что все многообразие форм симуляции предопределяется многообразием примитивных психизмов, участвующих как в примитивных психогениях, так и психозах сложной психики. Отсюда понятно, что симулируются всякого рода эпилептические и истерические расстройства, кататонические психозы и состояния слабоумия, но не приступы маниакально-депрессивного психоза как чистые формы душевной болезни сложной развитой психики. Осмеливаюсь утверждать, что симуляции депрессивных состояний так же, как большинству реактивных депрессий, свойственны больше примитивные аффекты страха или состояния апатии, роднящие их с соответственными состояниями при шизофрении, и что симулированные маниакальные состояния несут на себе печать пуэрилистического характера, придающего им сходство с гебефреническим возбуждением.
Симулируют ли душевное расстройство так называемые нормальные или психически уравновешенные здоровые люди? Симулировать в целях экспериментального изучения симуляции они могут, как это и имело место в опытах Хебнера и Утица. Клайнбергер заявляет, что его 10 случаев симуляции относятся к здоровым людям. Но я сомневаюсь, чтобы все симулянты Клайнбергера были вполне уравновешенными психически людьми. Одного из них он сам признает психопатом, другой, летчик, потерпел аварию. Ну, а само пленение для других его пациентов не было ли психической травмой? И не было ли оно только одним из звеньев бесконечной цепи вредных воздействий на психику войны, породившей и активировавшей такое количество психопатий? В здоровой сложной психике современного человека низшие влечения и психизмы стоят на службе у высших социальных инстинктов и способностей, а тогда и притворство претворяется в социально-полезную способность.
К вопросу о паранойе и параноической конституции
Н. С. Молоденков
За последние годы через психиатрическую клинику 1-го Московского государственного университета прошло большое количество больных, диагностированных как параноики в смысле Крепелина. Появление в психиатрическом учреждении такого количества параноиков (формы, вообще говоря, редко попадающей под наблюдение психиатров) по всем данным приходится отнести за счет переживаемых нами за последние годы событий, за счет тех пертурбаций и сдвигов во всех областях жизни, в неопределенной атмосфере которых для каждого параноика представляется необычайно широкое поле деятельности для выявления патологических особенностей его характера.
Но, с другой стороны, было бы ошибкой обилие изучаемого материала относить исключительно за счет благоприятной в этом отношении внешней обстановки. Не последнюю роль, по нашему мнению, играет и то обстоятельство, что установленное за последнее время (Крепелин) точное ограничение паранойи как болезни, характеризующейся постепенным, основанным на эндогенных причинах развитием стойкой непоколебимой бредовой системы, которая идет параллельно с полной сохранностью и ясностью интеллекта, в значительной мере облегчает диагностику и позволяет выделить паранойю из той массы случаев, которые в настоящее время мы относим к шизофрении и маниакально-депрессивному психозу.
Не касаясь сознательно литературы данного вопроса, так как, с одной стороны, это слишком расширило бы рамки нашей статьи, а с другой стороны, и не входит в данный момент в нашу задачу, перейдем к описанию случаев, прошедших через нашу клинику в период от 1919 до 1922 года.
Случай I. Больной Ч., 28 лет, окончил железнодорожное училище, по профессии хиромант.
Со стороны наследственности отмечались психическое заболевание матери и алкоголизм брата больного.
Больной происходит из крестьянской семьи. Развивался нормально. С детства по характеру общителен, жив, весел, добродушен, но в то же время настойчив и фанатик своих убеждений.
С 14 лет начинает самостоятельную жизнь. Переменив ряд профессий, в конце концов, будучи матросом, случайно попал к хироманту в Баку, который произвел на него большое впечатление своими гаданиями и предсказаниями; в результате – больной остался у хироманта учеником и в конце концов сделался профессиональным гадальщиком.
Еще до этого у больного отмечалась наклонность ко всему чудесному и мистическому. 15 лет больной в первый раз галлюцинировал – за несколько тысяч верст в подробностях видел смерть отца. С этого момента, по словам больного, у него устанавливается «постоянное тесное общение с загробным миром», которое и легло в основу бреда, под влиянием которого складывается вся его последующая жизнь. С 20 лет, под влиянием бредовых идей («по приказу высшего существа»), он начинает в широких размерах заниматься благотворительностью, с течением времени у больного формируется стойкая бредовая система, содержание которой в общих чертах таково: больной – человек совершенно исключительный, имеющий возможность свободно общаться с миром духов и тем самым познавать Вселенную вообще и жизнь отдельных людей в частности с совершенно особых, недоступных другим людям точек зрения. Ему открыто как прошедшее, так и будущее. Обладая этими способностями, больной, общаясь с душами людей, может влиять на них на расстоянии. Кроме того, постоянно общается с «высшим существом», т. е. с богом. Благодаря всем этим особенностям, больной, по его словам, принимает самое активное участие в жизни всего мира и, между прочим, даже может влиять на ход исторических событий – по его намерению, например, было издано в свое время несколько декретов, касающихся призрения детей.
Имея большой успех как хиромант, больной все время жил в очень хороших материальных условиях и, кроме того, имел возможность порядочную часть своих доходов тратить на благотворительные цели.
В 1918 году по инициативе больного организуется «Братский Союз» – общество, имеющее целью помогать детям и военнопленным, в члены которого вступает целый ряд видных московских общественных деятелей. На средства общества больной организует в Москве ряд столовых для детей, развивает в этом направлении крайне энергичную деятельность и в 1919 году отправляется на Украину для покупки сахара для этих столовых. Купив сахар и привезя его после целого ряда затруднений в Москву, больной узнает, что, согласно общим порядкам, сахар его подлежит реквизиции и, таким образом, не попадает в детские столовые. Тогда больной продает сахар по спекулятивным ценам и с вырученными деньгами отправляется в Екатеринбург для организации там продовольственной помощи детям. В Екатеринбурге он получает извещение из потустороннего мира об ожидающей его в скором времени крупной неприятности; предполагая, что неприятность эта имеет связь с совершенной им продажей сахара, больной, желая возможно скорее изжить эту
