Головорез - Майкл Слэйд

Габриэль Соломон направился к украденным лошадям.

– Убейте Того-Который-Связывает, – закричал Белая Сова, когда Блэйк привязывал его к лошади.

Сиу повернулись к Сидящему Буйволу, который поднял руку.

Уолш со своими людьми беспрепятственно выехал из лагеря.

Американская пресса позже окрестит Уолша "Боссом Сидящего Буйвола".

О Блэйке первый заголовок будет такой: "КОННЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ НЕ ПУГАЕТСЯ ПРОКЛЯТИЙ СОТНИ ИНДЕЙЦЕВ".

В следующем издании это сменится выражением "КОННЫЕ ВСЕГДА ПОЛУЧАЮТ СВОИХ ЛЮДЕЙ".

Это выражение прижилось.

Блэйк завязал верёвку вокруг лодыжек Белой Совы. Свой аркан он набросил на голову лошади узника.

– Возьми его в форт, – сказал Уолш. – А мы подождём здесь, чтобы посмотреть, как себя поведут краснокожие.

Блэйк вместе с кри покинул группу.

Они остановились, чтобы напоить лошадей в Mauvaises Terres, названной так французским путешественником в прошлом веке. Было далеко за полдень, и клонящееся к закату солнце отбрасывало длинные тени на восток. Впереди Уайт-Мад-Крик змеилась по равнине, но здесь оба речные берега были отвесными стенами. Уайт-Мад – "Сияющая Река", как называли её индейцы – имела слюдяные отложения, вкраплённые в её берега. Теперь, когда кроваво-красный диск солнца отбрасывал свои лучи в каньон, кристаллы в скалистых стенах мерцали перед ними.

Блэйк потёр висок, ободрав коросту.

"Журнал Паркера", раскрытый, лежал у него на коленях.

– Где череп, парень? Тот, о котором написано в книге? Советую тебе быть откровенным со мной. Клянусь, он у тебя.

Блэйк наклонил голову, когда заиграли волынки. "Пиброк о'Донвил Дхью".

Замечательная мелодия.

– Ты оскальпировал его, парень? Ты съел его сердце?

Одна за другой из скалы вылезали руки скелетов.

Вокруг него берега реки заполнялись Павшими Парнями, костяные белые пальцы цеплялись за стены. М'Ферсон и М'Грегор, убитые при Лакнове. Грант и Стюарт, которых остановили копья ашанти. М'Нахтен и Кэмпбелл, зарезанные в Китайской войне. Мунро со своей великолепной волынкой, зарезанный маорийцами. Скелеты со свисающей плотью, задрапированные в клетчатую шерстяную ткань, озирались кругом.

– Зачем мы здесь? – спросил М'Грегор, его голос отдался эхом, перекрывая скрежет челюсти.

– Из-за этого цветного язычника? – спросил М'Нахтен, и его сгнившие внутренности выскользнули из-под истлевшего кильта.

– Он мешает пополнению "коллекции трофеев"? – сказал Грант, в чьей костяной руке был зажат широкий палаш с проржавевшим до оранжевого цвета лезвием, пятихвостная кожаная сумка горца хлопала его по рёбрам.

– Подвешивание развяжет ему язык, – предложил Кэмпбелл, его изъеденная червями шляпа была запачкана грязью, камзол служил убежищем для пауков, забавляющихся с добычей.

– Точно, – согласились Павшие Парни. – Подвесь его, Блэйк.

Глаза конного переходили с одной мёртвой головы на другую, встречая глазницы, такие же пустые, как отверстия, выбитые выстрелом из двустволки.

– Подвешивание – это как раз то, что нужно, – сказал он.

С запястьями, скованными за спиной, сидя на лошади задом наперёд, Белая Сова нахмурился, когда белый заговорил сам с собой. Блэйк спешился и зацепил верёвку, связывающую лодыжки пленного, за дерево, одна ветка которого свешивалась с речного берега. В этом месте Уайт-Мад-Крик устремлялся между стенок каньона, со скоростью врываясь в основное русло за сужением. Ветка, через которую была переброшена верёвка, выступала над потоком. Свободный конец привязи был обмотан вокруг груди Блэйка.

– Где череп, парень? Где "Путевые заметки"?

Белая Сова не ответил, и тогда Блэйк хлестнул его лошадь. Встав на дыбы, животное взбрыкнуло, сбрасывая кри со своей спины. Блэйк резко натянул верёвку, вздёргивая Белую Сову вверх за одну ногу. Когда он петлёй закрепил верёвку за корень, служащий шкивом, перья индейца и его косички окунулись в поток.

– Да здравствуют кильты, долой гребни, – вопили Павшие Парни, их широкие палаши вздымались и опускались. – Пусть цветные язычники испробуют сталь горцев!

Блэйк словно молотом ударил кулаком между ног Белой Совы.

"Славьтесь, горцы", – пела волынка Мунро.

Вопль невыносимой боли сорвался с губ индейца, когда оба его яичка были расплющены о кости его таза. Рванувшись, кри подскочил, словно марионетка на верёвочке, его свободная нога задёргалась в воздухе. Мышцы его живота сжались узлом, спина изогнулась крючком. Жилы на его шее напряглись, а глаза закатились.

– Череп, парень? – сказал Блэйк, обрушивая новый удар. Вниз по его щеке стекала кровь из содранного струпа на виске.

Судорожно хватая ртом воздух, кри безвольно повис. Блэйк ослабил верёвку так, что лицо несчастного погрузилось в воду. Белая Сова отчаянно забился, чтобы вынырнуть, но его сведенные судорогой мышцы не слушались. Каждый раз, когда его губы поднимались над поверхностью воды, кулак снова обрушивался вниз. Снова и снова, как того требовала воображаемая волынка.

Солнечный Огонь опустилась на колени на пол типи, ребёнок в её животе шевельнулся. Она отодвинула один из матов, открывая находящуюся под ним траву.

Пользуясь ножом Лающего Волка, она принялась рыть землю.

– Почему мы должны уйти? – спросил её брат.

– Потому что мы не можем доверять сиу. Мы должны вернуться к своему собственному народу до тех пор, пока Белая Сова не освободится.

Она вытащила из тайника спрятанную одежду врача. Когда она развернула её, Лающий Волк уставился на Жёлтый Череп.

– Что это такое?

– Трофей моего мужа со Скользкой Травы.

– Но что это? – спросил он, поражённый размерами.

– Виндиго, – ответила она.

ХРУСТ

Ванкувер

вторник, 17 марта 1987 г. 6:02 утра

Университет Британской Колумбии (УБК) венчает собой самый лучший в городе участок земли. Раскинувшись на холмистом плато Пойнт-Грэй, он тянется на запад, словно язык во французском поцелуе, приникая к Джорджия-Стрэйт. На юге Ричмонд замыкает устье реки Фрэзер, в то время как Английская бухта и Кост-Маунтинс находятся на севере. По другую сторону пролива, напротив кончика языка, расположен Ванкувер-Айленд, а за ним открытый океан и путь в Азию.

Как обычно, химик приехал перед рассветом. Он заварил термос кофе в университетской лаборатории, затем, покинув здание, направился к Рек-Бич.

Летом берег из-за уединённости был нудистской вотчиной, но теперь он был пуст, если не считать птиц. Химик по извилистой тропинке спустился к башням.

Раньше в башнях размещались большие орудия. Во время Второй Мировой войны они охраняли гавань от нападения японцев. Сегодня заброшенные сооружения были растрескавшимися, облезшими и покрытыми помётом морских чаек.