Поручик Державин - Бирюк Людмила Дмитриевна

Державин вздрогнул. Вот этого он не ожидал услышать! Неужели Пугачев пойман? А Панин продолжил насмешливо:

— Ну чего дрожишь? Или при одном имени злодея струсил? Или харю его не разглядел, пока драпал от него из Малыковки?

Не обращая внимания на хамство и издевательские намеки, Державин думал лишь об одном: кто смог выполнить то, что составляло главную цель его операции? Неужели…

— Суворов! — словно в ответ на его размышления, негромко сказал генерал Михельсон. — Вот кому достанется слава победителя Пугачева…

Панин, сокрушаясь, покивал:

— Слава — дама капризная, Иван Иванович, и часто несправедливая. Кто-то воевал, проливал кровь, окружал и обращал в бегство вражескую армию. А кто-то пришел на готовенькое и без труда захватил лиходея. Но делать нечего, раз поймал — пусть сам и везет Емельку в Москву! — Панин замолчал, недовольно барабаня пальцами по столу, потом через плечо насмешливо бросил Державину. — Тебе небось тоже завидно, а, господин разведчик?

Проскользнувшее слово "тоже" наводило на мысль, что Панин сам завидует Суворову, но Державин ответил невозмутимо:

— Никак нет, ваше превосходительство! Самозванец в руках правосудия — вот что главное. А кому именно довелось его поймать, на то воля Божья. Если Господь возложил сие великое дело на Суворова — значит, счел его достойнее других.

Панин хмуро сверлил глазами Державина, обдумывая, не содержится ли в его словах некоего нравоучения, но, не найдя ничего предосудительного, криво усмехнулся и сердито тряхнул колокольчиком.

— Емельку ко мне! — приказал он вбежавшему адъютанту.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

В кабинете воцарилась гнетущая тишина. Все замолчали в томительном ожидании: и агрессивный Панин, и молчаливый Михельсон, и вынужденный обороняться Державин. Так они сидели в ожидании, пока наконец в коридоре не раздались грузные шаги, сопровождавшиеся мерным позвякиванием металла: "Дзень… дзень… дзень…"

Шаги приближались, и странный, леденящий душу звон становился яснее и громче. У двери на миг все смолкло. Потом дверь распахнулась, и в кабинет тяжело вошел закованный в кандалы бородатый мужик лет сорока с черными глазами, сверкающими из-под косматых бровей. Державин узнал его сразу Охранники слегка подтолкнули арестанта в спину, и от их легкого тычка он вдруг рухнул на колени посреди комнаты.

— Что с тобой, Емелька? Здоров ли? — с притворной озабоченностью спросил Панин.

— Ночи не сплю, ваше сиятельство, все плачу! — жалобно протянул Пугачев.

— Ты бы лучше молился! Намедни повезут тебя в Москву. С почетом поедешь, как настоящий царь. Пфе-пфе… Надеюсь, за все сполна получишь, по заслугам. Молись и уповай на милость государыни. Допрашивать тебя будем завтра, готовься врать складно. А теперь вон с глаз моих!

Поднимаясь с колен, Пугачев взглянул на поручика и с ухмылкой подмигнул ему, как старому знакомому. Державин вдруг подумал, что вся эта сцена была разыграна для того, чтобы унизить его, а вместе с ним и всю следственную комиссию — детище Бибикова.

Когда пленника увели, Панин спросил Державина, узнал ли тот Пугачева.

— Да, ваше превосходительство. Это он. И поскольку самозванец пойман, моя миссия разведчика потеряла смысл. Смею просить перевести меня в армию!

Но Панин, холодно выслушав его, велел ехать в Казань, где ему надлежало представиться генерал-майору Павлу Сергеевичу Потемкину, новому начальнику следственной комиссии, и уже с ним решать все вопросы по службе. Поручик щелкнул каблуками, повернулся и вышел из кабинета.

Через два дня пути Державин увидел в подзорную трубу Казань. Его сердце болезненно сжалось: после нашествия пугачевского войска город был полностью разорен. Всюду дымились пепелища… Но ветхий домик Феклы Андреевны чудом уцелел, хотя и был разграблен ордой башкир. Казалось, величественный Богоявленский храм, расположенный рядом, незримо взял под свое крыло скромное жилище вдовы.

Фекла Андреевна с плачем бросилась к сыну и прижалась к его груди. С болью в сердце Державин заметил, как постарела, поседела и словно уменьшилась в размерах его мать.

В доме было чисто прибрано, но совсем пусто. Ни портретов предков на стенах, ни серебряных столовых приборов, ни бронзовых канделябров, ни старинного клавесина, который Фекла Андреевна вывезла из Сокур… Идеальная чистота — последнее богатство, которым владела его матушка.

Собрав на стол нехитрую снедь и заварив чаю в чугунке (медный самовар унесли башкиры), Фекла Андреевна рассказала о том, что ей пришлось пережить.

Слушая матушку, Державин не мог удержать слез. Он и раньше осуждал Пугачева и ни на минуту не сомневался, что своими преступлениями тот поставил себя вне закона. Но сейчас он ненавидел его глубоко личной ненавистью и искренне жалел, что не довелось ему лично взять в плен супостата.

— Не печалься, моя родная, — сказал он с нежностью. — Все образуется! Ведь я с тобой!

Утром Державин явился к начальнику следственной комиссии генерал-майору Павлу Сергеевичу Потемкину. Новый командир лицом был неказист, ростом мал, сложением хрупок и внешне значительно уступал своему знаменитому кузену Григорию, новому фавориту императрицы.

Выслушав рапорт Державина, генерал-майор стал громко сетовать, что Пугачев был доставлен не к нему, а к Петру Панину.

— Почему вы не сказали Суворову, что Емельку следует привезти в Казань?

— Ваше превосходительство, когда я встретил Суворова на дороге, то даже не знал, кто он. Тем более я не мог предположить, что через три дня он захватит самозванца!

— По долгу службы вы должны все знать, все уметь, а также читать чужие мысли и предвидеть будущее! Но если у вас нет оных способностей, не обессудьте… какой же вы разведчик?

Державин было оторопел, но потом понял, что Потемкин шутит, и ответил в тон:

— Господин генерал, многие из перечисленных вами талантов у меня есть. Могу, например, сказать, о чем вы сейчас изволите думать и как поступите в дальнейшем.

Глаза Потемкина удивленно округлились.

— Любопытно узнать!

— Вы думаете: "Этот офицер, несомненно, умен и храбр. Надобно повысить ему жалованье!"

Павел Сергеевич поначалу потерял дар речи от такой дерзости, но потом рассмеялся.

— Кажется, я угадал, ваше превосходительство? — спросил Державин.

— Как вам сказать… Я, конечно, не думал об этом, но теперь, после ваших слов, пожалуй, подумаю!

На службе у Павла Потемкина Державин не получал никаких секретных поручений. Не потому, что тот ему не доверял, а потому, что генерал-майор не вполне понимал, для чего нужна следственная комиссия, и командовал своими офицерами, как обычными строевиками. Державин решил это исправить.

Однажды он рассказал Потемкину о казначее Василии Тишине, который перед самым приходом Пугачева успел вывезти из Малыковки сундук с подотчетными ему деньгами. Что потом сталось с казначеем и его семьей, до сих пор неизвестно. Если господину генералу будет угодно послать офицера по особым поручениям в Малыковку, то он может все разузнать.

— И этот офицер — конечно, вы, господин Державин? — улыбаясь, спросил Потемкин.

— В вашей воле послать кого угодно, ваше превосходительство, но думаю, что справлюсь с поручением лучше других. Мне прекрасно знакомы эти места!

Генерал был явно заинтригован, но отнюдь не судьбой казначея Тишина и его семьи.

— Как вы думаете, поручик, сколько может быть денег в той казне? — оживился он.

Державин объяснил, что, вероятно, малыковских денег там немного, но в сундуке хранится золото староверов, вывезенное из Саратова.

— И все же… сколько там?

Державин развел руками.

— Не могу знать, ваше превосходительство. Одно могу сказать точно: сундук был очень тяжел. Я сам помогал Тишину грузить его на телегу.

Последний довод решил исход дела. Поутру Державин с небольшим отрядом гусар выехал в Малыковку. Он еще не знал, какая чудовищная трагедия разыгралась в маленьком волжском городке.