Гонимые и неизгнанные - Валентина Колесникова

"Представьте себе реку широкую, берег с одной стороны окаймлен высокими скалами, состоящими из разноцветных толстых пластов, указывающих на постепенное свое образование от времен начальных, допотопных. Гранит красный, желтый, серый, черный сменяется со шпатом, шифером, известковым камнем, меловым и песчаным. В некоторых извилинах дорога проложена по самому берегу реки; слева - вода быстро текущая, прозрачная, чистейшая, а справа - высятся скалы сажень на шестьдесят, местами в виде полусвода над головою проезжающего, так что неба не видать. Далее вся скалистая отвесная стена горит тысячью блестками всех цветов. По обеим сторонам реки - холмы перерезывают равнину, на равнине издали видны огромные массы гранита, как бы древние замки с башнями.

Вероятно, эти массы подняты были землетрясением, извержением огня; берега Байкальского озера подтверждают такое предположение. В самом озере, называемом также Святым морем, есть места неизмеримой глубины. Паллас, знаменитый путешественник в царствование Екатерины Великой, описывает эту страну и ставит её с Крымом в число самых красивых и самых величественных из всех им виденных"1.

Надо сказать, что подготовка к переходу стоила немалых трудов С.Р. Лепарскому - коменданту повелено было вести узников через места ненаселенные, где кочевали лишь буряты, что затрудняло организацию ночлега для узников и сопровождавшей их команды. Решилась эта задача просто: бурят-кочевников обязали выделить войлочные юрты - по 10 для партии и столько же для караула и "начальствующих". "Долго старик Лепарский, вспоминал И.Д. Якушкин, - обдумывал порядок нашего шествия и, вспомнив былое, распорядился нами по примеру того, как во время конфедератской войны он конвоировал партии пленных поляков. Впереди шел авангард, состоявший из солдат в полном вооружении, потом шли государственные преступники, за ними тянулись подводы с поклажей, за которыми следовал арьергард. По бокам и вдоль дороги шли буряты, вооруженные луками и стрелами. Офицеры верхом наблюдали за порядком шествия"1.

Одну партию возглавил сам комендант - С.Р. Лепарский, другую - его племянник, плац-майор О.А. Лепарский. В каждой партии был свой артельный хозяин - пе-ред походом состоялись его выборы на артельном собрании.

- Господа, перед нами нелегкий выбор, - открыл собрание Н.А. Бестужев. - Мы идем двумя партиями, значит, нужны два хозяина. Как председательствующий, я должен спросить общество, нет ли изъявляющих желание заведовать хозяйством?

Таковых не было.

- Трудность состоит в том, - продолжал Николай Александрович, - что, если мы изберем незнакомых с хозяйством артели, то может повториться год 1827-й: будет много стараний и скверный стол. В дальнем же нашем пути это может принесть болезни.

- Но в обществе уж есть мнения, - крикнул Е. Оболенский.

- Я с ними знаком, - спокойно уверил Бестужев. - Но в таком случае мы должны не выбирать, а просить взять на себя сии обязанности.

- И какое же мнение? Почему нужно просить? - как всегда чуть брюзгливо спросил Д.И. Завалишин.

- Большинство общества желало бы, чтобы хозяева были Павел Сергеевич Пушкин и Андрей Евгеньевич Розен.

- Да, да, - дружно поддержали Бестужева.

- А просить потому, - объяснил Бестужев, - что обязанности сии в пути много труднее и хлопотнее, чем в каземате. Павел Сергеевич, Андрей Евгеньевич, общество покорно просит взять на себя этот труд. Мы понимаем, что это противу правил - вы недавно исполняли сии должности. Вы вправе отказаться.

- Нет, отчего же, - раздумчиво произнес Павел Сергеевич. - Почту за честь, раз общество решило.

- И мне не остается иного, коли Павел Сергеевич согласен, откликнулся Розен.

- Общество признательно вам - и добавлю: располагайте каждым из нас в случае надобности...

Главной обязанностью хозяина партии были закупка продуктов, затем приготовление ужина до прихода на ночевку партии. В день дневки это было ещё и приготовление обеда. Декабристы отмечали, что во время перехода еда была вкуснее казематской. Дополнительной обязанностью хозяина, когда предполагался ночлег в населенной местности (избежать сел на всем маршруте было невозможно), вместе с квартирьерами найти избы для постоя. В силу этих непростых задач хозяин ехал на много километров впереди партии. При малой охране за ним следовали его помощники - повара, квартирьеры.

И вероятно, были у артельного хозяина П.С. Пушкина дни хлопотные, так что не хватало сил на вечерние беседы и прогулки перед сном. Но были и такие, когда выдавалось время на неспешную езду и размышления: кучер тоже погружался в свои думы, не подгонял лошадей, повозка ехала будто сама собой, неслышно кралось за ними время. Полюбились Павлу Сергеевичу одинокие эти выезды впереди всех. Ему внове были степные просторы, незнакомы и удивительные ощущения: зелено-бурые травы, сине-голубое небо, легкие прикосновения ветерка. Сердце разрасталось до размеров планеты, оно улетало куда-то, а тело - легкое, молодое - будто купалось в нерусских этих травах, голова чуть дурманилась незнакомыми терпкими запахами, исчезало время и действительность. Оставалось радостное чувство необъятно-го пространства, полета, стремления куда-то в непостижимое.

Внове были ему и узкие долины, окруженные горами: горы видел он впервые в жизни, дивился их красоте и величию, но поражали они только глаза, сердце почему-то осталось безучастным. Когда же незнакомые пейзажи сменились дорогой среди густого бора, сердце вздрогнуло и гулко забилось: все в нем унеслось на родину. Воспоминания затолпились, вытесняя друг друга, торопясь, требуя быть узнанными...

Сколько ему тогда было - восемь, девять? Едва папенька выехал за ворота - нынче он ехал в летней коляске с одним кучером ненадолго в Алексин, - они с Николенькой пробрались на хозяйственный двор. Учителю своему Облингеру после утреннего чаю сказали, что будут трудиться над давешним переводом с немецкого не в классной, а в своей комнате. Он теперь сидел с маменькой в гостиной и читал ей вчерашние газеты. А пока он их дочитает, дело уж будет сделано, решили они с братом.

Едва появились у конюшни, выскочил Федотка:

- Баричу, сегодни никак нельзя садиться на Казбека!

- Что за фантазии? - строго спросил Николенька.

- Сегодни барин Милашку запрег, - заговорщицки сообщил Федотка.

- Ну, так что? - Николенька уже почти не слышал сына конюха: он протянул радостно всхрапнувшему Казбеку сначала кусок булки, потом сахар. Павлуша подходил к нему с такими же дарами.

- Что ж что, баричу. У них же ить любовь сделалася!

- Какая любовь? - Николенька поглаживал шею жеребца, чуть отступив, чтобы его покормил Павлуша.

- Так у Казбека с Милашкой!

- Ах, все фантазии. - Николеньке нравилось матушкино любимое чуть-чуть бранное слово. - Послушай, Федотка, сегодня немного покатается только Павлуша. У нас трудный урок и папенька скоро может вернуться.

- Дык я ж говорю... - зачастил Федотка, но Николенька уже выводил на задний двор Казбека, ловко перекидывая уздечку... Павлуша, четыре раза катавшийся на Казбеке без седла - Николенька уверял, что это особое искусство, а в седле всякий сумеет скакать, - подошел к невысокому забору и довольно проворно вскарабкался на спину жеребца. Казбек внимательно посмотрел, будто удостоверяясь, что мальчик уселся, обошел двор вдоль забора, шумно втягивая ноздрями воздух, и вдруг, без разбега, плавно взмыл вверх, перемахивая забор, и, едва касаясь земли, понесся по дороге.

Мальчики не успели даже испугаться.

Павел Сергеевич и сейчас мог бы поклясться, что Казбек "держал спину", будто помогая ему не упасть, несмотря на бешеную скачку. А тогда он, забыв про уздечку, обхватил руками шею жеребца, прильнул головой, плечами к гриве, закрыл глаза и слышал только резвый топот копыт. Вдруг Казбек резко замедлил бег и остановился. Павлуша услышал знакомый голос кучера:

- Тпру... нечистая сила!

Мальчик сначала прижмурился, как всегда, когда по утрам не хотел сразу просыпаться и вставать, а потом широко открыл глаза: Казбек стоял рядом с Милашкой, ласково потряхивая мордой, и норовил куснуть её в шею. А Милашка, ничуть не застыдившись, подставляла ему красивую свою шею и косила довольным глазом на Казбека.

Павлуша оторвался от Казбечьей гривы и в ужасе уставился на коляску: опираясь на спину кучера дрожащими руками, с неестественно белым лицом из неё выходил папенька.

- Папенька, я хотел... - и Павлуша заплакал, потому что увидел в глазах Сергея Павловича боль и страх.

Папенька подошел к Казбеку, не обращавшему никакого внимания на своих хозяев, протянул руки, снял сына с лошади и, крепко прижав к себе, почти простонал:

- Мальчик мой!..

А потом они ехали в Алексин. Папенька так и держал его у себя на коленях, то гладя, то целуя золотые его волосы, - одна из немногих ласк детства досталась тогда Павлуше.

Перепрягать лошадей до Алексина не стали: их так и везла Милашка, а влюбленный Казбек маялся сзади, привязанный к коляске. Зато какой стрелой летели они домой из Алексина, когда их перепрягли! Да, очень похожи эти леса на тульские! Павел Сергеевич пытался вспомнить, как избежали они тогда с отцом гнева маменьки. Не вспомнил и только вздохнул; ему представился всегда озабоченный и добрый взгляд папеньки, не умевшего наказывать детей...