Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем ты это мне выкладываешь? – пробурчала Галь, недовольная тем, что ей пришлось выслушивать рассказ о человеке, которого она привыкла ненавидеть.
Кончив с мойкой посуды, Шимрит Лахав закрыла кран, вытерла руки о фартук и опустилась на стул за обеденным столиком.
– Чтоб ты поняла, – объяснила она, поглядев в глаза дочери, – какой нельзя ни в коем случае быть в отношениях с мужчиной. С любым мужчиной.
– Да-да, я уже предчувствую, что ты мне скажешь, – вспыхнула девушка. – Но, может быть, ты напрасно берешь всю вину на себя, потому, что я знаю, какая ты в жизни. Если он всего этого не оценил, значит, это – его вина.
– Все мужчины меняются после заключения брака, – постановила Шимрит, – и я это сразу поняла. Эйфория прошла, и началась совместная жизнь. Мне пришлось очень внимательно взглянуть на себя со стороны. Красотою я не блистала, особыми талантами – тоже, разве что трудолюбия мне было не занимать. Но я была воспитана в том духе, что главная задача супруги – забота о муже и детях. Поэтому, я полностью посвятила себя нам двоим. Учебу забросила, устроилась на работу. Меня это удовлетворяло. Дом, ведение хозяйства – вот, что стало моей профессией. Вскоре родилась ты. И после твоего рождения, меня стало едва хватать даже на дом. Все мои силы были отданы тебе.
– Причем же тогда все мужчины? Причем же здесь этот… твой муж? – не унималась Галь.
– Твой отец, – с содроганием ответила Шимрит Лахав, – был очень светским, очень ярким, амбициозным человеком, до смерти ненавидевшим рутину. Со временем, он попросту стал тяготиться мной, Галь. Смотрящая в рот и готовая явиться по первому зову жена материнского типа, вероятно, была удобна ему в самом начале, когда оба мы были всего лишь студентами, и он нуждался в моей заботе. Но потом он защитил кандидатскую, устроился на отличную работу, расправил крылья и быстро пошел вверх. Его стали часто посылать в командировки, на курсы повышения квалификации, наделили огромными полномочиями. И тогда… он перестал принадлежать своей семье… то есть, мне. И, отчасти, тебе. Ты была еще совсем маленькой. Я чувствовала, что летела ко дну, но терпела… ради сохранения семьи, пусть даже видимой, иллюзорной семьи… ради тебя, в конце концов. Изнывая от сознания своей неполноценности и невостребованности, я была уже бессильна что-либо предпринять, ибо все зашло безмерно далеко…
Шимрит осеклась, обратив внимание на выражение лица молодой девушки. Ей показалось на мгновение что это не дочь, а сам бывший муж глядит на нее широко раскрытыми от потрясения глазами. Сходство было поразительным. Не удержавшись, она вскрикнула:
– Галь, как ты похожа сейчас на отца! Те же глаза!
Но, быстро собравшись с мыслями, она продолжила срывающимся голосом:
– Да, все зашло далеко, но я по-прежнему ждала его вечерами домой, втихомолку проклиная свой характер. Я была готова ждать твоего отца всегда… Но как-то раз он не вернулся… он пришел только утром… и сказал, что уходит… что любит другую… начальницу соседнего отдела предприятия… мою ровесницу… и что это серьезно.
– И ты… отпустила его просто так? – еле вымолвила ужаснувшаяся дочь.
– А что мне оставалось делать? – развела руками мать. – Все то, что я стремилась сохранить ценой самопожертвований, рассыпалось как карточный домик. Я поняла, что если мой муж очень счастлив с той женщиной, то я не была вправе его удерживать. Я всплакнула, помогла ему собраться, поцеловала напоследок и отправила. У них прекрасная семья.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Мне ли этого не знать? – закончила та с усталой улыбкой.
Галь вскочила, закружилась по квартире, собрала с ковра в гостиной рассыпавшиеся семечки, затем снова стремительно опустилась на стул и застыла, обхватив руками голову, сходя с ума от жгучей неуверенности. Нет, попыталась она успокоить себя, ее история с этим контрактом даже отдаленно не могла напоминать пример ее матери! Она еще школьница, и это было всего лишь первое и несовместимое с ее учебной нагрузкой предложение. Но ведь это не значило, что из нее ничего никогда не выйдет! И потом, ее Шахар – это что-то другое. Он ее полюбил именно такой, ему известна ее семейная драма, и он не нанесет ей удара в спину!
Видя замешательство дочери, Шимрит, с раскаяньем, сказала:
– Я признаю, что мой пример неординарен. В настоящее время, таких женщин, как я, немного. Очень жаль, что восемнадцать лет назад я, из романтизма или из наивности, не понимала, насколько важно для женщины быть самостоятельной личностью. Полагала, что любовь должна быть превыше всего остального. И мое время, к сожалению, ушло. Но глядя на тебя, дочка, я часто вижу себя в юности. Ты впитала мои представления о жизни, – то есть, о неудаче в жизни. Ты не должна идти по моим следам. Это чревато большими неприятными последствиями.
– Что же ты раньше молчала? – неистово вскричала девушка, чувствуя, как в нее все больше просачивался яд сомнений. – Почему ты рассказываешь мне это лишь сейчас?
– Потому, что раньше я боялась тебя ранить. В твоих глазах я оказалась несчастной жертвой обстоятельств, но теперь ты поняла, что я во всем была виновна гораздо больше, чем мой муж. Мне надо было быть другой. Или выйти замуж за другого человека: не карьериста, а семьянина, который бы во всем мне помогал. Но тебя, дочка, заклинаю: не повторяй моей ошибки! Шахар талантлив и честолюбив, и у него уже тысяча планов на будущее. А ты живешь в прекрасных сказках о любви.
Девушка, нервная, взвинченная, ощутила удар ножом прямо в сердце. Слова матери подлили масла в огонь, который развела Лиат. Ей стало страшно.
– Мама, что ты хочешь этим сказать? – спросила она в упор. – Что Шахар бросит меня?
– Упаси Боже, дочка! Я – последний человек, которому бы этого хотелось! Но пойми: все у вас еще впереди, и поэтому не торопись отказываться от твоих интересов ради него, и не веди такую же жизнь, какую вела я при твоем отце.
– Довольно! – завопила Галь, вскакивая на ноги. – Ни слова больше об этом мерзавце! Ты ни в чем не виновата.
