Тайна моего двойника - Татьяна Светлова

— Но, — продолжил комиссар Гренье, почему-то строго взглянув на меня, — ей не было видно, не держал ли он коробочку под мышкой или под локтем. Кроме того, никто не видел каких-либо посетителей с такой коробочкой. Впрочем, это пока опрос поверхностный. Завтра опросим весь персонал и больных как следует. И Джонатана, разумеется. В первую очередь.

— Послушайте, господин комиссар, — заговорила я возбужденно, — если кто-то принес мне отравленную коробку конфет, то неужели этот кто-то не позаботился бы, чтобы его не увидели с ней в коридорах!

— Ты права, Оля. Но это же относится и к Джонатану.

Меня бросило в жар. Рано я обрадовалась.

— Не расстраивайся, — комиссар был на удивление чуток. — Завтра, надеюсь, удастся все выяснить.

— Что называется — удачи! — Кристин скептически покачала головой. — В часы приема все свободно разгуливают по больнице. Вы же знаете, у нас никакого контроля в дневное время нет. И никто ни на кого внимания не обращает…

В ординаторскую вошла другая медсестра и, остановившись на пороге, тяжело привалилась плечом к дверной притолоке.

— Селин умерла, — тускло сказала она. — Умерла. Не приходя в сознание.

— Сожалею, — пробормотала я.

Я чувствовала себя виноватой за то, что кто-то другой умер вместо меня.

— Мы заберем тело на судебную экспертизу, — мрачно сообщил комиссар Гренье.

— Я вам и без экспертизы скажу… — проговорила женщина, все еще стоявшая на пороге. — Дайте сигарету, — сказала она мне, — не могу больше…

Она прошла к стулу и рухнула на него. Я протянула сигарету и зажигалку. Затянувшись, она шумно выпустила дым и сказала, ни на кого не глядя:

— Синильная кислота.

— Вы уверены?

— Запах миндаля.

— Да… Не оригинально, — покачал головой комиссар.

— Зато надежно, — с горькой иронией ответила она ему и глянула искоса на меня. — Это кому же ты так насолила, детка?

— Мне тоже хотелось бы это узнать, — прошептала я. И, откашлявшись, повторила: «Я сожалею, что так получилось…»

— Никому они не нужны, твои сожаления, — она резко загасила едва начатую сигарету, встала и направилась к дверям. Уже открывая их, она произнесла, не оборачиваясь:

— Это была моя лучшая подруга. Если вы способны понять, что это такое.

Дверь за женщиной закрылась.

В ее голосе прозвучало обвинение. Мне, или нам всем, или судьбе — не знаю. Но я ее понимала. На ее месте, я, наверное, тоже обвиняла бы весь мир в потере лучшей подруги.

Впрочем, у меня не было лучшей подруги.

У меня была только Шерил. Почти сестра.

И Игорь. Почти муж.

И Джонатан. Почти любовник.

У меня все было «почти»…

У меня все было в прошедшем времени.

Я попыталась спрягать глаголы по временам:

Есть ли у меня Игорь?

И будет ли Шерил?

И вовсе без времени: кто он мне, Джонатан? Мой друг, тайно влюбленный в меня?

Или мой убийца?

Лучше не спрягать.

— Я сначала подумала, что это ты оставил конфеты.

Я решила вести себя, как ни в чем не бывало, хотя напряжение не покидало меня.

Джонатан сидел рядом со мной на диванчике в курительной комнате.

— Это было логично, — ответил он суховато.

— Да, логично. К тому же я обратила внимание, что ты очень хорошо разбираешься в прослушивающих устройствах…

Я надеялась спровоцировать Джонатана на объяснения. Но он молчал.

Это весьма странное ощущение — подозревать человека, который сидит рядом с тобой, в покушении на убийство, причем на твое собственное убийство. Странное до невозможности, до ирреальности, до тягостного сна, из которого никак не вынырнуть. Но страшно — не было. Уж не знаю, почему. Явно не от моей повышенной храбрости. Скорее, от усталости…

— Откуда у тебя такие знания? — решительно надавила я.

Джонатан посмотрел на меня внимательно и как-то оценивающе.

— Я полагаю, — заговорил он медленно, — что действительно, необходимо объясниться… То, что я тебе скажу сейчас, должно остаться тайной. Ты можешь обещать мне это?

— Да, — я постаралась придать своему голосу вескость.

Я действительно — могила, особенно когда я знаю, что сказанное мне — тайна. Не зная, могу и болтнуть, не подумав; но если знаю — никогда. Тем не менее, глядя на мои светлые кудряшки и на мои синие глаза, на мою симпатичную девическую мордашку, мужчины думают обычно: куколка и дурочка. Впрочем, женщины тоже так думают. Мне-то все равно, их дело, что они думают обо мне, но вот потом, когда им неожиданно приходится столкнуться с моим «умом и сообразительностью», они начинают подозревать, что я притворялась, строила из себя дурочку, что я лицемерка и стерва… Но это тоже их проблемы. Разве я просила, чтобы меня держали за куклу Барби?

— Мой… — заговорил Джонатан, понизив голос. — Один из моих родственников — офицер английской спецслужбы. Я не имею права сказать тебе, какой именно…

— MI5? — спросила я невинно. От кого-то я уже слышала это название.

— Тише ты! — прикрикнул на меня Джонатан и улыбнулся. — А ты, случаем, не из КГБ?

— Я еще не решила. Может быть, чтобы сравнять наши позиции…

— Но я не состою на этой службе.

— А если бы состоял — сказал бы?

— Нет. — Джонатан снова улыбнулся. — Но я говорю тебе правду. Это мой близкий родственник… Соответственно, у меня была не одна возможность получить разнообразные знания, не доступные обычным людям. К тому же, он хотел, чтобы я пошел по его стопам и обучал меня…

— А ты?

— Я ведь уже сказал, что нет.

— Тебе не нравится подобная деятельность?

— Она совершенно необходима и неизбежна в любом государстве. Но я не чувствую в себе к ней склонности. Скажем, она меня интересует как область знаний, но не как сфера моего участия.

Пожалуй, я могла бы ему поверить… Но моя настороженность не прошла до конца.

— Однако, голова твоя варит совсем неплохо — должно быть, ты унаследовал от своего родственника способность быстро соображать и реагировать… Как ты тогда на ходу придумал всю эту комбинацию перед закрытыми дверьми Шерил! Не каждый нашелся бы.

— Мне лестно услышать столь высокую оценку моих скромных возможностей. Ты меня все-таки подозреваешь в намерении тебя отравить?

Я растерялась от прямого вопроса. Неужели это так заметно? Я-то думала, что я актриса неплохая…

— Я сегодня с утра был в полиции, они сверяли отпечатки на коробочке с шоколадом. Моих там нет.

— А если бы это был ты, ты бы их оставил? — спросила я, глядя ему в глаза.

Джонатан хмыкнул.

— Верно, не оставил бы.

— «Бы»?

— Оля, наверное, на твоем месте я тоже бы отнесся настороженно… Но я не пытался тебя отравить.

Я смотрела на него, желая изо всех сил поверить этим словам. Поймав выражение моих глаз, он добавил еще тише:

— У меня нет никаких причин, чтобы это сделать… У меня есть причины совсем на обратное… На другое…

Он запнулся, смутился, тонкий румянец залил щеки, и Джонатан поморщился, явно недовольный своими неуклюжими словами.

Мне стало стыдно за мое недоверие. Да, Джонатан соображает хорошо и осведомлен на зависть в шпионских делах, но чтобы он играл роль, прикидываясь влюбленным… Не может этого быть!

— Извини, — сказала я. — Просто ты человек необычный, я тебя знаю мало, и…

— А сердце, — перебил он меня, — тебе ничего не подсказывает?

Я удивленно посмотрела на него. Вот уж не ожидала, что такие «сердечные» категории водятся в его арсенале. Джонатан ожидал ответа, внимательно глядя на меня своими прозрачными серыми глазами, словно я должна была сказать что-то очень важное.

— А ты считаешь… — начала я неуверенно, — что его надо слушать?

— Обязательно. Только надо уметь слушать. И не иметь иллюзий, чтобы не принимать желаемое за голос сердца. Тогда сердце — лучший советчик.

Я была удивлена этим рассуждением и, кажется, не совсем понимала тогда, что он имеет ввиду. Однако я изо всех сил постаралась прислушаться к сердцу. Но оно мне в тот момент не подсказывало ничего, и я ничего не чувствовала, кроме смущения и растерянности.

— Возможно, что я как раз принимаю свои желания за действительность, Джонатан, во всяком случае ни мое сердце, ни моя интуиция не в состоянии сладить с желанием, чтобы ты был со мною рядом сейчас… — отважилась я, решив, что правда лучше всего. В хитростях мне все равно не преуспеть. — Мне нужна твоя поддержка, одной мне не справиться со всем этим…

Джонатан явно обрадовался моим словам. А мне полегчало, и сомнения отпустили меня при виде его радости, которую он, к тому же, попытался скрыть.

— Это преамбула к какой-то просьбе? — спросил он сдержанно, но глаза его лучились.

— Твоя необыкновенная проницательность лишь подтверждает справедливость моей лестной оценки. Как ты догадался?

— У тебя на лице написано нетерпение.

— А-а… Это не просьба даже. Просто я хочу тебе рассказать кое-что, чего ты не знаешь, и…