Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слышал ли его юноша или нет, но Хизаши все равно немного постоял над ним, будто в ожидании ответа, и отвернулся. К грому и молниям прибавился рассерженный шум моря, штурмующего скалы у подножия острова. От маяка Камо-дзима наверняка просто кажется, что надвигается очередной сезонный шторм, и никто там не догадывается, что происходит на самом деле. Хизаши помянул они и, не разуваясь, вошел в хижину. Запах трав еще не развеялся, но стал гораздо слабее, а в комнате хозяйки и подавно почти не ощущался. Только вот и самой хозяйки тут тоже не было. Вместо футона – затертая циновка да охапка соломы, а на месте домашнего алтаря – поминальная табличка с двумя именами.
Мамору и Аюкава.
– Хизаши…
Тот вздрогнул и сердито обернулся на нетвердо стоящего Куматани. Он посмотрел на поминальную табличку и нахмурился.
– Что там написано?
– Там написано, что мы большие дураки, – ответил Хизаши и нехотя добавил: – Особенно я.
Кента вопросительно поднял брови, но Хизаши было не до разговоров. Он подпер оконную раму палкой, а после еще раз оглядел тесную комнатушку. Куматани потоптался на входе, но все же решился спросить:
– Где Сачико-сан?
– О, я бы тоже не отказался узнать, куда делась эта лживая ведьма.
– Я…
– Беру свои слова обратно, – перебил Хизаши, – в конкурсе глупости ты бы все равно занял первое место. Старуха отравила нас, и наши обглоданные кости могли присоединиться к тем другим, раскиданным по острову.
Он все еще не сомневался, что старуха человек, но люди порой ничуть не меньшие монстры.
– Подожди, – Куматани выставил руку, мешая Хизаши выйти. – Если это был яд, почему мы еще живы?
– Потому что я выпил меньше тебя, – солгал Хизаши. – Ну же, не мешай. Мы не можем уплыть и не можем остаться тут вместе со старой людоедкой. Так что нам нужно найти ее и…
Он не договорил, вдруг увидев в глазах Кенты осуждение. Еще бы, существа одного вида должны держаться друг друга, а Кента человек. И все же Хизаши почувствовал досадную и глупую обиду. Он оттолкнул Куматани с дороги, и тот едва не упал.
Так же, как неистовствовало море у подножия скал, так и внутри Хизаши взбунтовались самые разные эмоции. Он ведь собирался действовать по всем правилам школы Дзисин: увидел зло – уничтожь его. В конце концов, это был вопрос их собственного выживания. Так с какой стати Хизаши было… стыдно? Он остановился и ничуть не удивился, обнаружив, что Куматани идет за ним, точнее, ковыляет, шатаясь под порывами ветра. Его лицо отдавало могильной серостью, но было преисполнено решимости.
– Я не дам тебе так просто ее убить! – крикнул он, и вспышка молнии озарила его фигуру, будто становясь свидетелем обещания.
– А что ты сделаешь? У тебя еще даже меча нет! Ты даже не ученик!
Хизаши ясно видел, как сделать человеку больно, и пользовался этим. Они стояли друг напротив друга, как два полководца перед решающей битвой, развеваются волосы, треплются на ветру края одежд. Картина, достойная кисти мастера.
Куматани упрямо мотнул головой, и тут Хизаши на миг потерял его из виду. Это было так внезапно, что он растерялся, но вот вспыхнула зарница, и силуэт Кенты снова возник на фоне темной хижины. И вновь пропал. Хизаши замутило. Он пошатнулся, и невероятная боль зародилась внутри его головы. Перед глазами мелькало – миры сменяли друг друга, словно кто-то щелкал расписным веером, то показывая рисунок, то скрывая его. В какой-то момент теневая сторона возобладала, и Хизаши оказался один на сером безжизненном скальном выступе над бескрайним покрывалом океана. Здесь не было ветра, не было птичьих криков или громовых раскатов. И хижины тоже не было, но тут какое-то страшное чувство прошло сквозь все тело, и Хизаши понял, что за мертвая зона, что за темное пятно не давало ему покоя все это время. Он моргнул и снова оказался один на один с Куматани, яростный пыл которого заметно поиссяк.
Хизаши уставился на землю под своими ногами. Глубоко, там, в самом сердце камня…
– Надо найти тайную пещеру внутри острова, – бросил он Кенте и мимо него направился прямиком к дому. – Спуск не должен быть далеко от жилища, не могла же она постоянно карабкаться по склонам.
– О чем ты? – удивился Куматани, а потом лицо его просветлело. – Я помогу.
Они вернулись в дом, сдернули все циновки и простучали утрамбованную землю. Вышли на улицу и обошли дома вокруг. Наконец, удача улыбнулась Куматани. В скором времени они оба уже стояли возле узкой дыры в камне возле колодца, где еще недавно Куматани набирал воду. Войдя под низкие своды тоннеля, Хизаши сразу почувствовал, что они не ошиблись. Мерзкий запах гнилой рыбы вернулся и стал поистине невыносимым, даже менее чувствительный Кента поморщился.
– Почему я раньше этого не почувствовал?!
Хизаши многозначительно на него посмотрел, и Кента понимающе вздохнул.
– Да, я даже не ученик, у меня еще даже меча нет… Кстати. У тебя ведь тоже нет меча.
Хизаши стукнул его сложенным веером по лбу.
– Поменьше разговаривай, иначе опять надышишься всякой дрянью.
Куматани пропустил его вперед, а потом негромко сказал в спину:
– Спасибо, Хизаши-кун, что спас меня.
– Вообще-то дважды, – поправил Хизаши и сосредоточился на неровных каменных ступенях. Их, наверное, долго и тяжело выдалбливали прямо в твердой породе, и заняла эта работа не один год – спуск затянулся, без единого лучика света, но Хизаши не пугала темнота, а Кента молча следовал за ним, не задавая вопросов. Наконец ступени закончились, и, пройдя немного вперед, Хизаши первым увидел слабое мерцание. Это дрожащие отблески воды танцевали на стенах пещеры, а источником ее было озеро прямо в центре каменной полости. А еще свет проникал сквозь узкие щели высоко над головой, и через них же в пещеру просачивался соленый воздух с побережья. Из некоторых отверстий шел воздух, но не свет. Вероятно, они вели в мелкие пещерки вроде той, где Хизаши и Кента обнаружили кости.
– Да, это оно, – удовлетворенно покивал Хизаши.
– Здесь странно, – заметил Кента. – Аура храма, но…
– Полагаю, в этом месте и правда поклонялись, но отнюдь не светлым ками, – Хизаши подошел к сундукам, в беспорядке сгруженным возле воды. – А золоту.
Он откинул тяжелую крышку и потянул за край дорогой ханьский шелк, расшитый журавлями. Под ним было еще больше дорогих тканей и украшений. Куматани присоединился к осмотру и нашел фарфоровый сервиз и несколько завернутых в рисовую солому ваз.
– Откуда здесь все эти вещи? – спросил он и сам же себе ответил: – Контрабанда.
– Именно, – улыбнулся Хизаши. – О, к слову, вот этот зеленый отлично подошел бы к твоим глазам. Не хочешь пошить новое кимоно?
– Эти вещи были украдены.
– Мне известно, что такое контрабанда. Эй, хотя бы потрогай. Готов поспорить, ты ни разу в жизни не трогал такой нежнейшей ткани.
Куматани растерянно смотрел на дорогие товары и будто не мог поверить.
– Выходит, муж Сачико и их сын выходили в море не рыбачить?
– Только если между делом. Посмотри вокруг: они жили в уединении только потому, что тайно поддерживали связь с торговцами из Чжунго[38] и помогали им перевозить товары, не уплачивая ни единого рё в императорскую казну.
Куматани покивал, и растерянность на его простом лице сменилась разочарованием и грустью. Хизаши не хотел задумываться над этим и вернулся к потрошению сундуков, за что был вознагражден интересной находкой. В плоском футляре с двумя выемками в форме человеческого лица лежала только одна театральная маска, выполненная так искусно, что, должно быть, стоила недешево. Но определенно должна быть и вторая.
– От нее исходит темная аура, – сказал Хизаши. – Но она похожа на остаточную.
Он достал маску и внимательно изучил. Она изображала женское лицо для постановок театра Но, совершенно ничего особенного, кроме изящной работы и качественного материала. Хизаши без сожаления положил ее обратно в футляр и снова огляделся.
