Француженки не крадут шоколад - Лора Флоранд

Снаружи у дверей шоколадного магазина выстроилась очередь, и Кэйд, рискнув использовать украденный код при дневном свете, направилась к черному ходу. Правда, там вполне мог торчать какой-нибудь журналист с фотокамерой. Либо один из этих дьявольски любопытных кулинарных блогеров. Пожалуй, туда соваться не стоит!

Тогда она, усвоив уже местные обычаи, с важным деловым видом прошествовала мимо очереди и решительно вошла в дверь магазина. Ну ладно, попыталась решительно войти в магазин. На практике оказалось сложно проскочить и протиснуться через плотно сбитую толпу, жадно пожирающую глазами стеклянные витрины.

Кэйд взялась за ручку двери лаборатории.

– Мадам! – воскликнула одна из служащих в коричневом переднике, украшенном надписью «Сильван Маркиз». – Vous ne pouvez pas…[101]

– Vous êtes Cade Co-ree?[102] – услышала она радостное восклицание какого-то мужчины.

Она не удостоила вниманием никого, хотя вздрогнула при громогласном упоминании ее имени в этом магазине. Особенно ее фамилии. Слава богу, их материнская компания доступна лишь узкому кругу инвесторов.

Сильван и Паскаль склонились над потрепанной коричневой папкой, оба в поварских колпаках – более высокий из них венчал голову владельца. Заметив ее, Сильван мгновенно выпрямился и закрыл папку. Улыбнулся, но настороженно.

Кэйд, прищурившись, посмотрела на него.

– Можно мне поговорить с… – Она запнулась, сообразив, что обращение к этому французу сейчас представляло для нее неловкий выбор. Она могла также сказать «vous», обратившись к нему безукоризненно официально и профессионально, или «tu», интимно обнаженное перед всеми, кто мог услышать. К черту местоимения! Кэйд сделала вид, будто забыла даже азы французского языка и не может вспомнить ни слова.

– Мне хотелось бы поговорить без свидетелей…

Отступать поздно, осознала она, вспомнив, что задавала примерно такой же вопрос при первой встрече, закончившейся позорным изгнанием из его лаборатории. Если бы Сильван в сомнении поднял брови и сказал: «Это так важно?» – то Кэйд могла бы вспыхнуть со взрывоопасной силой, способной спалить содержимое этой папки. А где же именно он хранит сокровища, когда не просматривает их? Кэйд искала повсюду.

– Bien sûr, – любезно ответил он. – Если, конечно, мне выпадет честь услышать хоть слово по-французски.

Она рассердилась, пожалев, что у нее нет стека, чтобы постукивать по ноге с угрожающим или многозначительным видом. Он угадал ее колебание по важному выбору между «tu» и «vous» и поддразнил ее. Кэйд заметила, как Сильван ловко избежал в своем ответе упоминания о том, что сам он, безусловно, является вторым собеседником диалога без свидетелей.

А ведь ночью он перешел на «ты». Хотя она не могла вспомнить, перешла ли на «ты» сама.

– Par ici, peut-être, mademoiselle Кори[103]. – Сильван взял ее под локоток.

От его прикосновения Кэйд будто ударило электрическим током.

– Полагаю, вы еще не бывали в моем кабинете, – добавил он с многозначительной иронией, поскольку они оба знали, что она заглядывала туда три ночи подряд.

И наконец употребил отстраненное «vous». Кэйд проглотила эту ледяную «пилюлю».

Сопроводив ее в кабинет, Сильван плотно закрыл дверь. Отпустив ее руку, он присел на край письменного стола и улыбнулся.

– Bonjour, – произнес он, сняв и небрежно бросив свой белый колпак на стол, и тряхнул головой.

Прошлой ночью Кэйд даже не дотронулась до его волос. Все произошло с такой ошеломляющей быстротой. Ее пальцы невольно задрожали, словно сожалея, что упустили шанс ощутить, так ли его волосы шелковисты, как выглядят. Она не сомневалась, что если бы сейчас сняла перчатки, то не удержалась бы от того, чтобы зарыться пальцами в его шевелюру и…

– Позвольте мне объяснить вам кое-что по поводу шантажа, – процедила Кэйд сквозь зубы. – Если вы хотите манипулировать кем-то, за кем водятся, так скажем, тайные грешки, то нельзя сообщать о них всем.

Его взгляд блуждал по ее красному пальто.

– Что? – Сильван посмотрел ей в лицо.

– Повторяю, если вы собираетесь шантажировать кого-то, то должны суметь удержать компрометирующую информацию в тайне.

Он уставился на ее грудь, словно пытался проникнуть взглядом под толстое пальто.

– О чем вы?

– Вы меня не слушаете?

– Я стараюсь, – признался Сильван, улыбнувшись. – Но прошлой ночью мне не удалось толком выспаться. И я невольно продолжаю грезить о причинах бессонницы.

«Слава богу, что я в пальто!» – подумала Кэйд. По крайней мере он не увидит, как затвердели ее соски или сжались бедра.

– Мне показалось, что вы допускаете мысль о шантаже. Я даже уверена в этом!

Шоколадные глаза Сильвана потемнели.

– Так тебе понравилась моя идея? Может, под пальто у тебя легкая пижамка или даже…

Она заметила, что Сильван опять перешел на «ты». Не пытается ли он свести ее с ума? Она уже не представляла, на что может подвигнуть ее его близость.

Хотя в такую словесную игру могут играть и двое. Никто в Париже, казалось, даже не понял, что она умеет говорить по-французски. Она могла, строя фразу, путано употреблять то «tu», то «vous», изображая полнейшую невинность.

– Да, та твоя идея понравилась мне гораздо больше, чем связь моего имени с похитительницей в «Нью-Йорк таймс». Тебе следовало подумать, прежде чем выкладывать им скандальные сведения.

Его брови поднялись.

– Ты полагаешь, что это я сообщил им? Неужели считаешь меня imbécile[104]?

– Но ты же отказался от многомиллионного контракта, а потом мог решить, что выгоднее просто шантажировать меня. У меня пока не сложилось мнения относительно вашей сообразительности.

– Мне не выпала удача родиться лучшим шоколатье Парижа, – прищурившись, заявил он, – поэтому пришлось поработать мозгами, чтобы добиться успеха. А вы, видимо, родились владелицей «Шоколада Кори»?

Это был мучительный и вызывающий ярость удар. Именно так к ней вечно и относились, завидуя, что она унаследовала миллиарды, будто из-за них сама она превратилась в ничтожество. Но Кэйд упорно трудилась на благо своей компании, и факт ее рождения наследницей только подтвердил, что иногда фортуна улыбается достойным. Управление семейной фирмой стало целью ее жизни с того момента, как она утвердила свое появление в материнском чреве, вызвав у матери отвращение к запаху какао.

И пытаясь как-то проявить себя и сделать хоть какой-то собственный выбор, Кэйд глупо увлеклась и пустилась в немыслимую авантюру, пытаясь завладеть в Париже старинным рецептом изысканного темного шоколада во благо своей компании.

Пока она, закипая от гнева, размышляла над ответом, Сильван произнес:

– Какую связь мог иметь шантаж с вашей нелепой идеей контракта? Неужели ты подумала, будто я собираюсь использовать близость, возникшую между нами, ради наживы?

Кэйд молчала. В его глазах разгорался огонь возмущения.

– Прошлой ночью… после моих слов… ты подумала, что все это было ради денег? – Он резко встал со стола, оказавшись зажатым в тесном кабинете в шаге от нее. – И ты еще подумала, что это я не очень сообразителен? А все потому, что, видимо, ваше своеобразное понятие об интеллекте равносильно лишь способности отследить выстраивание цепочки из шести нулей за значимой цифрой!

«Девяти нулей», – машинально подумала она.

– А какое определение слова «интеллект»?

– Из множества значений мне близко одно… Это способность распознать нечто ценное в созерцаемом мире, – не задумываясь, ответил Сильван. – Или в мире вкусовых и… тактильных ощущений.

Кэйд покраснела. О чем он говорит? Об общей жизненной философии или о ней самой? Представляла ли она собой нечто ценное? В не связанном с деньгами смысле?

Ну вот опять… Ей нравились его вкусы и прикосновения. Смущение Кэйд придало лицу оттенок, близкий к малиновому цвету ее свитера, когда она вспомнила его потрясающие ласки и ошеломляющие прикосновения. Может, он имел в виду, что сам представляет собой некую ценность, а ей следовало распознать это по вкусовым и тактильным ощущениям? Тогда это просто очередной всплеск его высокомерия!

– Я вполне способна дать адекватную оценку вещам и явлениям, – резко проговорила она. – Именно поэтому я проникла сюда, пытаясь стащить рецепты ваших шоколадных конфет.

Чего бы она ни намеревалась добиться таким высказыванием, ей это явно не удалось, поскольку лицо Сильвана было непроницаемым, похожим на маску.

– Или уговорить Доминика Ришара, чтобы он продал мне свои рецепты, – капризно добавила она.

Его губы плотно сжались.

– Скажите мне еще кое-что. Ради шоколада Доминика Ришара вы могли бы также заняться с ним сексом?

Еще чего! Ведь импозантный Доминик Ришар был грубым неразборчивым волокитой. И она не лишалась умственных способностей, глядя на его руки. Или на его губы. Он не обладал красотой и совершенством движений.

Но Кэйд не собиралась объяснять это Сильвану Маркизу. Особенно сейчас, когда он напоминал оскорбленную, уползшую в свою раковину улитку, а ее смущение вдруг исчезло, сменившись усталостью.