Француженки не крадут шоколад - Лора Флоранд

Его обнаженный торс крепко прижался к ее груди, такого пыла Сильван не проявлял за все время того утреннего занятия, наполненного лишь легкими дразнящими прикосновениями его рук. Он припал к губам Кэйд страстным поцелуем, проникая языком во влажные неведомые глубины рта, вбирал в себя ее дыхание, нежно и грубо терзая и покусывая ее губы и без всякой жалости наполняя сладкой мукой.

Обхватив женские бедра и раздвинув их еще шире, Сильван прижался к ней всем телом, вынудив ее руки проскользнуть по его бокам и вцепиться в широкие плечи в попытке удержаться под напором страстных поцелуев и ответить ему тем же, не опрокинувшись на холодный мрамор.

Сильван издал еле слышный вибрирующий звук, отозвавшийся дрожью в ее теле. И Кэйд тоже откликнулась на него тихим судорожным стоном. Он мог делать с ней все, что хотел. С трудом оторвавшись от ее губ, он откинул голову назад и пристально взглянул на Кэйд, словно не мог поверить в реальность происходящего.

Проблема заключалась в том, что в ней сейчас уживались реальность и нереальность мира. Как раз это и нравилось ей в парижской ночи, в безумном вихре чувств и возможностей. Она понимала, что этого не могло случиться. Но случилось благодаря ее стараниям.

Опираясь на его плечи, Кэйд прогнулась и, замерев, ответила ему вызывающим взглядом. Переведя дух, Сильван вновь продолжил страстную игру поцелуев.

Приближаясь к ней из темной ниши, он сознавал, что никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Эта женщина создана для него. И ему принадлежит эта дивная ночь. Здесь, в своей лаборатории, он мог позволить себе любые, самые смелые фантазии.

«À moi! – в отчаянии подумал он, – À moi!»[92]

Кэйд преследовала его. Привязалась к нему как глупый козленок к королевскому тираннозавру. Прямо на его глазах упорно набирала на своем домофоне код его лаборатории, сообщая ему каждым нажимом своего пальчика на кнопки, где она будет ночью и что она станет делать.

Она оставила отпечаток своего испачканного шоколадом пальчика на его документах, словно поставила подпись на контракте с его душой. Разожгла огонь в его лаборатории, и пока он медлил в тайном ожидании, продолжала соблазнять его, оставляя повсюду еле уловимые следы своего присутствия.

Кэйд погружала руки в мешки с его фисташками и какао-бобами, приобщаясь к их округлым формам; вдыхала его запахи и пропитывалась ими; пробовала конфеты, позволяя им таять на языке. А утром Сильван следовал по ее ночным следам в своих владениях, она доводила его до безумия, побуждая думать только о том, как ее ладони ласкают фисташки и роняют их обратно в мешок, как пахнут ее пальцы, трогавшие его ваниль, апельсиновые цукаты и миндальное масло, как пропитывается она всеми теми ароматами, что похищала в его лаборатории каждую ночь и благодаря которым оставляла свою путеводную нить в его владениях.

Он мог думать лишь о том, как сладко было бы растаять на ее языке. Ему самому, а не только конфетам, сделанным им для ее соблазнения.

Казалось, в ней слились сущности всех стильных красоток, которых Сильван мог возжелать в школьные и более зрелые годы. Его возбуждала дерзость Кэйд и малиновое пирожное на завтрак, и каштановые волосы, взлетавшие и прилипающие к блеску на ее губах. Небесно-голубые глаза взирали на него, порождая безумное желание коснуться волос, убрать их, освободив ее губы для иных радостей. Осознание собственных прав на владение его миром настолько проникло в ее сущность, что она завладела им бессознательно. Как неумело пыталась скрыться под маской холодного равнодушия к окружающим! При всем своем независимом одиночестве в ресторане она не смогла даже закончить обед, не пробудив в нем желания подхватить ее и пересадить за свой столик.

И как отчаянно и греховно жаждала Кэйд обладать всеми плодами его талантов и достижений. Безусловно, с той же страстью она жаждала и его самого.

Никогда прежде Сильван не ощущал такой искренности в своих и ее чувствах. Однако, побуждаемый глупой слабостью, он по-прежнему долго сдерживался, на случай, если она предпочтет сбежать.

Кэйд соблазнительно изогнулась, слегка отстранившись от него. Ее руки вцепились в его плечи с удивительной силой: властно и бесконечно нежно. Ничего общего с мужской силой. Но он не мог вырваться и сбежать.

Нельзя доверять капризам женщин. Их желания непостоянны. Но она могла и не прилагать усилий, а всего лишь обмотать прядь своих волос вокруг его мизинца, чтобы удержать его.

Под пальцами Сильвана податливо и упруго сминалось совершенство ее fesses[93], помогая ему осознать реальность того, что в эту чудную полночь она сидит здесь, на мраморе столешницы, в своих сексуальных черных кожаных легинсах. Сильван припал к ее губам, закрыв последнюю возможность отступления и больше не помышляя ни о каком бегстве.

Ощущая под шелковистым кашемиром роскошную безупречность ее тела, он проскользнул под свитер и прикоснулся к трепетной теплой коже, и под его ласкающими руками Кэйд закрыла глаза в невыразимом блаженстве, не сравнимого с тем, что испытывала, пробуя малиновую тарталетку или руанские равиоли, или даже… возможно… одну из его конфет.

Кожаные легинсы… шелковистый кашемир… его руки приподняли ее свитер… уникальная шелковистость, не доступная ни лепесткам роз, ни тончайшему шелку; все это лишь слабое подобие изысканности, присущей женской коже. Кружева. Кружева покрывали ее груди – легкая шероховатость ткани между их мягкой полнотой и его ладонями.

Открыв глаза, Кэйд рассеянно взглянула на него.

Мысли – какие? Чувства – какие?

Но она жила в его воображении. И ему предстоит создать новую реальность. Она во власти его сильных смуглых рук. Сильван не пытался постичь ее желаний; он просто делал то, что хотел сам: сдвинув большими пальцами тонкие кружева, завладел скрывавшейся под ними мягкой плотью, прижимаясь ладонями к ее грудной клетке и ощутив твердость ее возбужденных сосков. Тело Кэйд пульсировало в его руках, ее губы приоткрылись в немой мольбе. Но ей не пришлось умолять желанного мужчину или подстегивать его воображение. Он с радостью отдаст ей всего себя.

Продолжая жаркие поцелуи, Сильван исследовал ее тайные уголки, упиваясь самим процессом познания. Не пытаясь оценить следующий шаг в соблазнительной игре. Просто наслаждаясь каждой частицей ее реального бытия. Трепетавшего в его руках живого воплощения снов. Реального и податливого. Страстно тянувшегося к нему. Изнемогая от желаний. Губы, язык, тело Кэйд стремились познать его со слабеющей мягкой нежностью, словно силы уже покидали ее, побуждая становиться сильнее и сильнее, укрепляя до предела в готовности к взрыву мужского могущества над женской слабостью.

Стащив с нее свитер, он отбросил его в сторону, открыв светлую кожу и черные кружева сумраку, слегка размытому проникавшими в окна лучами фонарного света ночного города. Холодный воздух вызвал легкую дрожь ее обнаженного тела, и Сильван мгновенно испытал чувство вины от того, что они находились здесь, а не в постели под теплым пуховым одеялом. Лишь в воображении он мог заменить мраморную столешницу на уютное мягкое ложе.

Oh, Dieu![94] Как уместна была бы прекрасная роскошь нежнейших белых простыней в стылый ноябрьский день! Ничего, кроме уютных наслаждений и улыбок, и никакого страха пробуждения от досадных подозрений о возможном переохлаждении. Все внимание ее красоте! Да, тогда он мог бы полностью отдаться во власть выпавшего на его долю момента.

Сильван провел ладонями по спине Кэйд, согревая и прижимая ее к своей груди. Она с таким упорством пыталась стащить с него свитер и рубашку, что ему пришлось, неохотно оторвавшись от нее, помочь снять их, и тогда она приникла к открывшемуся ей жаркому телу.

Его губы расплылись в широкой и скоростной улыбке, порожденной сознанием подаренного ей сердечного тепла. Он чувствовал, что способен удержать ее. Владел миром запахов и вкусов, способных покорить ее душу. И знал, как сделать Кэйд счастливой. Может, уже завтра, но… ночные желания женщин порой значительно отличаются от дневных. Однако душа этой женщины – этой похитительницы – принадлежала ему, и он определенно знал, как сделать ее счастливой.

Такой определенностью исполнились и его поцелуи, и властная подготовка к завершающему слиянию их тел. Трепетные женские руки блуждали по его спине, снимая напряжение, оставшееся после тяжелой дневной работы, каждое мягкое прикосновение придавало ему новые силы, новую уверенность в собственной неотразимости.

Сильван ласкал и целовал Кэйд как безумный, не способный оторваться от ее губ, от восхитительного чуда кожи, от соблазнительных грудей. Сняв ее кружевной бюстгальтер, Сильван отбросил его на свитер. Отвердевшие заостренные соски ее грудей обладали потрясающей притягательностью. Ничуть не меньшей, чем ее обвившиеся вокруг него и ритмично двигающиеся бедра. Столь же притягательны, как рот, с такой страстью откликавшийся на его поцелуи, что вскоре стало невозможно определить, кто стал их инициатором, зато несомненным оставалось их взаимное нежелание прервать эти ласки.