Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, – шепчет он мне в ухо. Его дыхание пахнет виски. – Где ты, Эмми Блю?
– В баре, – кричу я сквозь музыку. – Там, где мощные бёдра Тома.
Лукас смеётся, в уголках его глаз появляются морщинки.
Бар грохочет. Когда Лукас рассказывал мне о баре пятизвёздочного отеля в Булони, где он собирается праздновать свадьбу, я представляла себе дребезжащее пианино и абажуры в стиле 1920-х годов. Такого я не ожидала. Это почти лондонский бар в субботнюю ночь. В ушах звенит от музыки, которая накладывается одна на другую от звяканья стаканов и бутылок, от сотен голосов, намеренных всё это перекричать. Огромные синие панели за стойкой бара светятся в полумраке, и белые рубашки официантов кажутся тёмно-сиреневыми. Воздух окутан дымкой духов и вина. Люди толпятся на танцполе, и Том снова туда направляется, хотя уже провёл там полвечера, извиваясь, будто у него в трусах застряла целая семья живых угрей.
– Весьма необычно, да, Эмми? – Мари смеётся, перегнувшись через Лукаса. Её рука лежит у него на бедре. Я киваю.
– Он знает только одно движение.
– Прости, не слышу!
– Он знает только одно движение! – кричу я изо всех сил, а она смеётся и отпивает глоток коктейля. Ана взрывается хохотом, потому что Элиот сказал что-то смешное; я смотрю на него, он улыбается, отхлёбывает пиво. Рука Аны лежит у него на груди. Люсиль, подружка невесты, поглощена разговором с молодым человеком, который мог бы сниматься в рекламе одеколона. Он подсел к ней спустя десять минут после того, как мы пришли в бар. Ничего удивительного. Люсиль очень красивая. Как звезда фильмов пятидесятых. Вдвоём они кажутся кадром чёрно-белого кино – белозубые улыбки, мартини.
– Не хочешь составить ему компанию? – кричит мне Элиот, пока Ана стучит длинными ногтями по экрану телефона.
– Кому, Тому? – кричу я в ответ. Элиот кивает. Я встряхиваю головой.
– Не хочу нарушать правила безопасности.
– А я думал, ты не прочь у него поучиться, – Элиот смеётся, передразнивает движения Тома. Я тоже смеюсь. Элиот всегда меня смешил. Порой мне этого не хватало. Ана, нахмурив брови, смотрит на него, как будто гениальный комик, которым она восхищалась несколько минут назад, не оправдал её ожиданий. Потом переводит взгляд на меня. Я улыбаюсь, как бы говоря: «Ну разве твой парень не забавный?» Её лицо неподвижно. Она снова утыкается в телефон.
– Такому ни один подкаст не научит, – кричит Элиот и вновь подносит к губам стакан с пивом, делая вид, что не замечает выражения лица Аны, её отношения ко мне, но я вижу его взгляд, чуть заметно скользнувший в её сторону. Я натягиваю улыбку, чтобы скрыть неловкость, делаю вид, что мне всё равно, что я не обращаю на Ану внимания. Лукас зарылся лицом в шею Мари, что-то ей шепчет, а она смеётся. Я пью и вдруг вижу, что Ана смотрит на меня. На этот раз она улыбается, обнажая зубы.
– Твоё платье, – говорит она. Я инстинктивно опускаю глаза, перевожу взгляд на неё.
– Что?
Она что-то говорит, её улыбка застыла, словно приклеенная, и слова тонут в музыке.
– Прости, не слышу!
Ана смеётся, закатывая огромные круглые глаза, делает мне жест придвинуться ближе. Элиот смотрит на нас.
– Я говорю: ты бы его погладила!
– Погладила?
– Да. Утюгом. Оно очень мятое.
Хорошо, что здесь полумрак, потому что моя шея, уши, всё лицо при этих словах вспыхивают красным. Мятое? Кем надо быть, чтобы в шумном баре, перекрикивая музыку, сказать кому-то – дважды сказать кому-то – что его одежда мятая? Я чувствую, как сам собой морщится мой лоб.
– А, – отвечаю я как можно беззаботнее, – наверное, помялось в чемодане.
Она кивает, по-прежнему улыбаясь, но уже не почти дружелюбно, а язвительно. Потом поворачивается и что-то говорит Люсиль, а Элиот смотрит на меня, и его взгляд жжёт мне лицо. Я делаю вид, будто ничего такого не происходит, смотрю на танцующего Тома. Мои щёки горят, во рту сухо. Я чувствую, будто мой рост – меньше сантиметра. Я не гожусь для этого места. И дело даже не в том, как я выгляжу. Я наклоняюсь к Лукасу.
– Пойду закажу ещё выпивки.
– Я принесу, – говорит он и хочет встать. Элиот переводит взгляд на него.
– Нет, нет, не надо, Люк, – кричу я слишком оживлённо, как часто кричат, перекрывая шум.
– Да ладно, давай!
– Не надо, – я встаю и выхожу из кабинки раньше, чем он успевает сказать что-то ещё. У меня почти нет денег, зато есть кредитная карточка на случай, если дела будут совсем плохи. – Вам взять?
Лукас и Мари качают головами, улыбаются, показывают мне полные стаканы. Элиот отвечает: «Нет, спасибо». Люсиль и мистер Одеколон не в силах оторваться друг от друга. Ана не обращает на меня внимания. Ну и хорошо.
Я иду к ультрафиолетовому бару. Вообще-то мне больше не хочется пить. Мне просто хочется что-то сделать. Потому что, сидя здесь, я чувствую себя какой-то нелепой публикой. Я сижу здесь возле лучшего друга, в которого влюблена, и его прекрасной, доброй и любящей невесты. Напротив нас – Элиот, тоже когда-то мой лучший друг, и его надменная подружка, постоянно его трогающая, словно не в силах поверить, что он с ней. Рядом – Люсиль, почти влюблённая в нового знакомого, и Том, глупо танцующий, строящий нелепые рожи, но довольный, счастливый, уверенный. И я. Я. Девушка в старом помятом платье. Девушка, полюбившая человека, которого любить не должна. Третье колесо. Пятое колесо.
В баре я заказываю лимонад. Я не могу позволить себе третий коктейль, который мне навязал Лукас, и я не хочу становиться ещё пьянее. «Ну ты чего? Именно этого ты и хочешь», – сказала бы Рози, будь она тут, и мне так хочется сейчас оказаться в нашей гостинице на заднем дворе, слушать, как Рози расглагольствует о своём блоге и о том, почему мужчинам ни в коем случае нельзя носить эспадрильи, а Фокс курит и говорит длинные умные слова, и она смеётся над ними. Я не хочу быть здесь. Не хочу смотреть, как Мари обвивает рукой шею Лукаса, как целует его гладкую загорелую щёку. Он что-то шепчет ей, его веки тяжелеют от выпитого виски, он покусывает губу и улыбается. Мой живот сводит боль. Я
